Кисть в руке сегодня лежала отменно — каждый мазок выходил точно такой, каким задумывался, свежая тушь не подтекала, и на душе было крайне безмятежно. Лампа горела ярко и ровно, в углу комнаты, пожирая угли, уютно потрескивала щедро натопленная жаровня, а на периферии зрения мельтешила рыжая макушка. Ичиго был рядом — прискорбно не заинтересованный в каллиграфии, он праздно развалился прямо на татами, лениво наблюдая за тем, как Бьякуя выписывал иероглифы, да изредка потягивая давно остывший и оттого наверняка сделавшийся отвратительным на вкус чай. Время от времени тот бодал его лбом в бедро, и тогда Бьякуя свободной рукой тянулся пригладить его лежавшие безо всякого порядка волосы.
Такие тихие, свободные от обязательств вечера выдавались нечасто и оттого были особенно дороги.
— Эй смотри. — Ичиго зашевелился, приподнялся на локтях, кивком указав на сёдзи.
Бьякуя заметил — на них и правда ложились какие-то совсем причудливые тени. Поднявшись на ноги, Ичиго распахнул створки, впуская в комнату колкую свежесть и слишком много света для декабрьских сумерек. Там, снаружи, всё было белым-бело.
— Снег! Это когда же в последний раз его было так много? — Бьякуя услышал в его голосе улыбку, а после и увидел, когда Ичиго обернулся к нему. — Выйдем, а?
Тот выскочил на улицу прежде, чем Бьякуя напомнил взять с собой хотя бы лёгкую накидку. Вздохнув, он наскоро обтёр и отложил в сторону кисть, оделся — в отличие от устойчивого к непогоде Ичиго, ему было слишком легко замёрзнуть — и плотно прикрыл за собой двери. Ичиго уже успел очутиться в саду. Пройдясь по приятно хрусткому свежему снегу, Бьякуя набросил ему на плечи прихваченную загодя шерстяную шаль, в которую тот благодарно укутался.
Они миновали припорошенный пустой пруд, карпов из которого давно выловили во внутренний бассейн, обошли розовые кусты с редкой жухлой листвой. Снег, мягкий и невесомый, валил непривычно густо, обещая полежать дольше пары дней. Ичиго ловил хлопья рукой, сминая до плотных кусочков льда, а после и те растирал в воду. Следующий неосторожный шаг стал последним — его нога проехалась по скользкой траве, и Ичиго полетел наземь, рефлекторно вцепившись в Бьякую. Застигнутый врасплох, Бьякуя успел среагировать единственным образом — упал вместе с Ичиго, исхитрившись подложить ему под голову свою ладонь.
Было бы крайне досадно, если бы знаменитый герой общества душ, одолевший не одного могущественного врага, бесславно погиб, приложившись затылком о случайный камень.
— Не ушибся? — побеспокоился Бьякуя, разглядывая не менее ошарашенного Ичиго.
— Вроде нет, — сконфуженно пожав плечом, ответил тот и вдруг устремил свой взгляд куда-то вверх. — Ой, блин...
В следующий момент Бьякую оглушило пробирающим до костей морозом — потревоженная старая вишня щедро стряхнула снег с потяжелевших ветвей прямо ему за шиворот. Изрядно досталось волосам, ощутимо припечатало беззащитную шею, и на то, чтобы прийти в себя, времени ушло больше, чем хотелось бы признать.
А Ичиго смеялся — громко и бесстыже, так, что голос его звонко прокатился по всему притихшему саду. Так, как не позволял себе в поместье Кучики смеяться никто, кроме него.
— Видел бы ты своё лицо, — улыбался Ичиго; в уголках его глаз сгрудились счастливые морщинки, а на рыжих ресницах блестел талый иней. Свободной рукой тот принялся деловито выгребать спрессованный снег у Бьякуи из-за ворота. — Холодно?
— Тепло, — покачал головой Бьякуя.
Скажи ему кто лет десять назад, что однажды он будет целовать Куросаки Ичиго, нелепый и извалявшийся в снегу, Бьякуя сочёл бы это вздором. Губы у Ичиго горчили от передержанного чая. И правда отвратительно — не оторваться.