Кот Нуар продолжал сидеть на крыше даже несмотря на то, что она уже ускользнула от него, бросив на прощание чуть насмешливое:
- До встречи, Котик.
Сегодня у неё было хорошее настроение, и некоторые шутки Кота, сорвавшиеся скорее по привычке, были встречены ответной тёплой улыбкой. Много месяцев назад Нуар бы с гордостью занёс это в список личных достижений по завоеванию сердца неприступной девушки в красном и заодно не упустил бы возможность пофлиртовать с ней. Сейчас же он, немного ссутулившись, лишь смотрел на хлопья белого снега, медленно застилающего весь Париж, и морщился, когда юркие снежинки попадали за шиворот. Если присмотреться, Кот всё ещё мог увидеть красный росчерк, мелькающий вдали.
Он чувствовал себя паршиво. Настолько паршиво, что, кажется, ненавидел сам себя и совсем чуть-чуть её.
Последний предупреждающий писк кольца заставил его вздрогнуть. Кот нехотя поднялся с места, стряхнул с плеч снег и, разбежавшись, прыгнул вниз. Морозный воздух, подобно сотням иглам, резал лицо, и хотелось, чтобы это падение либо длилось вечно, либо закончилось только одним – его изломанным телом в проулке в окружении бродячих котов, его собственной крови и осколков разбившейся надежды.
Но…
- Ты всегда будешь нужен мне.
Шест с двух концов врезался в стены, и Кот Нуар завис в метре над землёй. Мягко спрыгнул вниз, утопая в пушистом сугробе, и спрятал оружие за спину. Мгновение, и маска исчезла в зеленоватом сиянии, меняющем чёрный геройский костюм на чёрное пальто.
- Ты бы поговорил с ней, - послышалось из внутреннего кармана. – Я, конечно, не знаток человеческих отношений, но продолжаться дальше это не может.
- И что я ей скажу? – спросил Адриан скорее у себя, нежели у чёрного квами.
- Не знаю. Придумай что-нибудь. В конце концов, ты эту кашу заварил, вот тебе её и…
- Вот видишь, Плагг, если уж ты, существо, повидавшее многое за сотни лет, не знаешь, что мне сказать, то что уж говорить обо мне - простом человеке с небогатым опытом в общении с девушками.
Ответом ему была лишь тишина.
Адриан усмехнулся и вздохнул. Шарф из последней коллекции отца стальной хваткой стягивал горло, но мысли, мучавшие его вот уже несколько месяцев, душили гораздо сильнее.
- Скажи-ка мне, Плагг, что… - начал Адриан, но осёкся и замер посреди улицы. Было едва слышно, как хрустит под ногами снег, такой ослепительно яркий, что глаза режет. Проносящиеся мимо дети смеялись и толкали друг друга в сугробы, их обветренные на морозе губы растягивались в широченной улыбке, а щёки полыхали нежно-малиновым цветом. На улицу из своих уютных квартир вполне охотно выползали люди и с любопытством разглядывали броские витрины.
Адриан достал телефон и, не веря своим собственным глазам, секунд пять таращился на дату. Уже как четвёртый день в Париже снегопад, а календарные листы неумолимо отсчитывали приближающийся праздник.
- Знаешь, Плагг, а ведь скоро Рождество.
- Пресвятые квами… Только не говори, что ты забыл купить мне подарок!
- Хочешь сказать, ты приготовил мне подарок? – поинтересовался Адриан, пряча телефон обратно в карман. Не было ни пропущенных звонков, ни новых сообщений. Он проверил даже личную почту (хотя она редко ею пользовалась), но и там не обнаружил ничего, кроме извещения о скидках.
Плагг во внутреннем кармане заёрзал.
- Мой подарок, Адриан, настолько невероятен, что он окупает абсолютно все Рождественские подарки на пятьдесят лет вперёд.
Адриан усмехнулся и попытался представить, как будет выглядеть эта невероятно огромная гора дорогущего сыра и сколько ему, Адриану, придётся за неё заплатить. Что ж, он сам виноват, что научил это вечно жующее существо пользоваться интернетом.
Неудивительно, что он совершенно забыл про Рождество – учёба, она, работа, дом, патруль и снова она. Работа, конечно, иногда выпадала, а встречи с друзьями заполняли редкие свободные часы, но Маринетт Дюпен-Чен являлась неизменным звеном этой цепочки. Адриан уставал не только физически, моральное истощение было вызвано тайной, что с каждым днём тяготила всё сильнее. Бессонница мучала уже несколько ночей, и лишь к утру Адриан забывался тревожным сном, проваливался в бездну жутких кошмаров, в которых Маринетт с брезгливостью отвергала обе его личности. Если всё продолжится в том же духе, он превратится в прах, пепел. Станет именно тем, что остаётся от предмета после Катаклизма, и никакое Чудесное Исцеление уже не сможет вновь собрать его. Если только…
Адриан потупил взгляд, когда, сам того не замечая, оказался около знакомой кофейни. Пальцы коснулись холодного металла, а колокольчик звякнул, стоило потянуть дверь на себя.
Внутри всё осталось именно таким, каким он запомнил тогда, почти три года назад, в ночь после получения дипломов об окончании лицея. В тот поздний час Париж утопал в ликованиях выпускников и потоке дождя, обрушившегося слишком внезапно. Алья и Нино отлучились за зонтиками, а Адриан и Маринетт укрылись в этой самой кофейне. Он до сих пор помнит её длинное платье сочного вишнёвого цвета и его чёрный пиджак, немного нелепо смотревшийся на ней. Они оба переглядывались и тихо посмеивались, когда пили горячий шоколад, наслаждаясь компанией друг друга. Улыбчивый официант чудом достал им полотенце, и они более-менее смогли привести себя в порядок…
- Простите, у Вас всё хорошо?
Адриан вздрогнул и машинально улыбнулся подошедшему к нему администратору.
- Да, всё хорошо, извините.
Посетителей в кофейне практически не было, лишь два подростка тихо переговаривались друг с другом и какой-то мужчина в углу корпел над бумагами.
Адриан, расстегнув пальто под тихое бормотание недовольного Плагга, намеренно двинулся в конец зала и замер, когда увидел тот самый столик на двоих около окна. Резные стулья чуть отодвинуты, словно в приглашающем жесте, и Адриан устало опустился на один из них, ощущая привычную после пребывания на холоде сонливость.
Кружка горячего шоколада и Фрэнк Синатра из приёмника возле стойки, чего ещё может не хватать? Разве что, её присутствия. Но Адриан может представить, будто она сидит напротив, улыбается, сжимая в руках такую же кружку горячего шоколада. Слегка намокшие из-за снега распущенные волосы, яркий румянец на щеках и её любимый бежевый свитер с крупной вязкой.
Адриан сделал глоток и отставил чашку в сторону. Сквозь мутные морозные узоры на окне виднелись уже зажжённые гирлянды на раскидистых деревьях.
Что он помнит о той ночи? Лишь эфемерные, призрачные воспоминания, ставшие сейчас столь дорогими сердцу. Он помнит приторный запах карамели и ванили, затопивший кофейню и впитавшийся, кажется, абсолютно во всё. Помнит отпечаток её помады на белой кружке, её рассеянный взгляд и помнит, какая песня заиграла, когда Маринетт призналась.
Призналась, что любила его до дрожи в коленях, как отчаянно краснела в элементарнейшей попытке поговорить с ним. С грустной улыбкой поведала, как надеялась, что наступит день, и он полюбит её в ответ, а ещё о том, как устала ждать. Как решила отступить, позволить ему быть с той, которая его заслуживает. А ещё о том, что полыхающие внутри чувства будто разом залили ледяной водой, и в один день не осталось ничего. Лишь воспоминания о первой наивной влюблённости и осознание собственной глупости.
Время и его исключительно дружеское отношение к ней не убили чувства Маринетт, не безжалостно растоптали, а просто погасили их. Как гасят свечу, не нуждаясь в её притягательном и манящем свете.
Адриан был потрясён. Она рассказала всё, кроме, пожалуй, своей главной тайны.
Её раскрытие было полнейшей случайностью, неудачным стечением обстоятельств и только. Адриан понятия не имел, ЧТО он увидит, когда сворачивал в проулок для собственной детрансформации.
Хотелось всё бросить и исчезнуть, никогда больше не видеть Маринетт, избавиться от привычки постоянно выискивать её в толпе. Останавливали лишь две вещи: Плагг и эта чёртова зависимость от неё. И он снова шёл на патруль, вздрагивал, когда Леди случайно, всего на одну секунду касалась его, но у Адриана даже от этого порядком сносило крышу. Он старался избегать её, Маринетт, но быстро сдавался и тут же шёл к ней, что-то спрашивал о конспектах, а сам думал, каково это – касаться руки, не обтянутой в красный спандекс.
Чтобы соединить обе личности, ему потребовался ровно один день. Чтобы полюбить Маринетт Дюпен-Чен больше, чем ЛедиБаг, ему потребовалось ровно одно мгновение.
Ему дико хотелось стереть все воспоминания о ней. И ему дико хотелось сохранить в памяти каждую мелочь.
То, что Маринетт потеряла к нему всякий интерес, говорило сразу несколько вещей. Во-первых, она сама называла его своим лучшим другом, ну и во-вторых, её свидания с Куффеном. Теперь они поменялись местами и, по мнению Адриана, это было настолько же иронично, насколько и заслуженно. Сколько лет она страдала от неразделённой любви, сколько раз он, будучи Котом Нуаром, обижался на Леди за то, что она не замечает его, хотя сам за столь долгое время не смог узнать девушку за маской. И поделом ему теперь!
Сейчас Адриан изучает моду, сидит за партой с самой талантливой студенткой всего потока и, кажется, очень скоро заработает себе косоглазие, если не перестанет исподтишка таращиться на соседку. И нет, его интересуют вовсе не её невероятные эскизы.
Большинство работ Адриана провальны, его скомканные черновики валяются под кроватью, пока он, развалившись на диване, читает учебник по макроэкономике и думает о поступлении на экономический.
Преподаватели в Университете всё ещё твердят, что его эскизы неплохи, но ему, Адриану, чего-то не хватает. И Адриан знает, улыбка у этого «что-то» ярче, чем сияние всех звёзд на небе.
Он ищет (и находит) на кончике чуть вздёрнутого носика ЛедиБаг очаровательные веснушки Маринетт, всматривается в глаза напарницы и узнаёт эти маленькие белоснежные вкрапления посреди небесной лазури. Алый латекс бережно скрывает от посторонних глаз всегда перепачканные грифелем подушечки пальцев, а обе ленточки теперь вплетены в колосок, потому что хвостики Леди больше не носит – выросла.
Вот она, Маринетт, бережно прижимает его к себе после тяжёлого ранения, сидя на раскалённой солнцем черепице. Это не ЛедиБаг, а Маринетт что-то ласково шепчет ему на ухо, успокаивая. А он только и может, что слушать её учащённое сердцебиение и бездумно глядеть на заходящее солнце.
- Кто я для тебя? – спросила она перед признанием, и её вопрос потонул в воцарившейся тишине. Его слова, так и оставшиеся лишь на кончике языка, бередили старые раны подобно острому скальпелю, и эта недосказанность представляла собой едва ли не единственную надежду на спасение.
Ты мой друг… и всегда им будешь.
К тому моменту, как Адриан покинул кофейню, на улице сотни гирлянд уже разрезали завесу темноты, и сидя в такси ему ничего не оставалась, кроме как бездумно смотреть на пробегающих мимо прохожих.
Телефон в кармане завибрировал, и Адриан с большой неохотой достал его, ожидая увидеть напоминание Натали о запланированных на завтра съёмках, однако…
Он едва не выронил телефон из рук, когда на экране высветилось сообщение от Маринетт:
С наступающим Рождеством, Адриан! Кое-кто нашептал мне, что праздник ты будешь встречать один, а это никуда не годится. Так что я приглашаю тебя на рождественский ужин.
P.S.обещаю приготовить твой любимый пирог)
Он перечитывал сообщение снова и снова, до тех пор, пока буквы перед глазами не начали двоиться.
Спасибо за приглашение, Маринетт. Я с удовольствием приду) – напечатал Адриан и отправил. После откинулся назад и вновь посмотрел в окно.
- Кто я для тебя? – спросил он в пустоту.