Новый учебный год начинается с расползающихся слухов о том, что в школу поступила чья-то невеста. Слухи окутывают, настигают в самых темных уголках замка, так что невозможно игнорировать, но Пионе все равно. Члены ее маленькой группки магглорожденных отчего-то придают этому слишком большое значение, а она старательно обходит новость стороной, а потом машет Люциусу через весь Большой Зал.

Тревожащийся без меры Малкольм взвизгивает и повисает у нее на руке, а Пиона вытягивает шею и широко улыбается. Люциус за дальним столом кривится, а сидящие рядом ученики смеются и корчат ей рожи в ответ. Зато потом, когда все как-то отвлекаются на перепалку за гриффиндорским столом, Малфой коротко машет в ответ, и Пиона наконец-то отпихивает от себя надоедливого однокурсника.

Вечером Чейси, ужасно вытянувшаяся за летние каникулы, ловит ее за руку в коридоре и читает длинную нотацию о том, что нельзя общаться со слизеринцами. Пиона кивает понимающе, а на следующее утро машет снова, и снова получает тонну смешков и тычков. Она не может сказать, зачем делает это, никому из налетевших на нее гурьбой ребят, лишь пожимает плечами и отводит глаза, вовсе не обещая так больше не делать.

Еще через неделю какая-то девчонка хватает Пиону за шкирку, тянет в укромное место и популярно объясняет, чего в этой школе делать не стоит. Пиона рискует не согласиться, получает пощечину и бросается на девчонку с кулаками.

— Юные дамы не должны устраивать драки в коридорах, — журит их декан Слизерина, а глаза его запальчиво блестят, перескакивая с Пионы на зачинщицу драки.

— Стоит делать это там, где никто не увидит? — Пиона склоняет голову набок, потирает саднящую щеку и колко улыбается.

У нее из повреждений только ссадина на щеке, а у ее противницы кровь течет из разбитого носа и лицо расцарапано. Пиона умеет драться обыкновенно, а эта девчонка только и делает, что размахивает палочкой и обещает все рассказать взрослым.

— Сделаю вид, что не слышала этого, мисс Эванс, — профессор Спраут говорит строго, но все равно ласково, треплет Пиону по волосам и увлекает в сторону гостиной.

От посещения медпункта Пиона отказывается, пожимает плечами на вопросы о причине конфликта, а на следующий день снова машет Люциусу. Это обращается в своего рода игру, необходимость доказать собственную правоту, может быть — превосходство, и Пиона играет в нее с завидным упорством. Впрочем, драться больше никто не лезет, теперь ее сторонятся все, кроме их маленькой компашки магглорожденных, делающих ставки на развязку конфликта.

О, Пиона прекрасно знает, что все это из-за светловолосой девочки-первокурсницы, невесты Люциуса, но какая ей в сущности разница на все их древне-волшебные аристократические замашки? В конце концов, они живут в двадцатом веке, и каждый вправе сам решать, с кем общаться, независимо от социального статуса.

Однако, на девочку Пиона посматривает, иногда разглядывает ее откровенно, а потом тоже машет и широко улыбается. У Нарциссы Блэк красивые платиновые волосы и голубые глаза, две старших сестры и целая толпа защитников, так что Пиона даже немножко завидует. Глаза у Пионы дурацкие, то ли серые, то ли все-таки голубые, волосы — как высохшая солома, и в их семье она самая старшая из троих, так что нет никого, кто стал бы ее защищать. Еще из них двоих именно Нарцисса аристократка, чистокровная волшебница, самая сильная и красивая по умолчанию, и ей нет нужды думать, кому можно махать через весь зал.

Так что да, Пиона откровенно завидует, но признаваться в этом не собирается, машет Люциусу и ввязывается в драки, пока маленькая послушная девочка церемонно сидит, сложив на коленях ладошки. Ей нет нужны марать руки грязью, они у нее белые и красивые, никогда не держали ничего тяжелее волшебной палочки, и неприглядную работу за нее непременно делает кто-то другой.