Когда домовик Ноттов сгружает перед ней Теодора и исчезает, Пиона охает и невольно отступает на шаг. Мальчишка щерится, точно зверек, смотрит ей прямо в глаза и вжимает голову в плечи. Пиона давит желание потрепать его по макушке, склоняется и изо всех сил старается не засмеяться.

— Что ты опять натворил?

Теодор вскидывается вместо ответа, отводит глаза и сутулит плечи, становясь вдруг совсем маленьким.

Не то чтобы Пиона в самом деле хочет влезать в чужие семейные дрязги, тем более что Мортимер все еще кажется ей страшным, вот только в глазах Теодора блестят слезы, а кончик носа красный до такой степени, что вот-вот, кажется, превратится в креветку. А еще у Пионы бушуют гормоны, так что чужих детей для нее сейчас ни капли не существует.

— Отец отругал тебя? — так что Пиона все-таки треплет Теодора по волосам. — Хочешь, я скажу ему…

— Нет!

Мальчишка выворачивается из-под ее ладони, взмахивает руками и даже ногой топает в подтверждение собственных слов. Теодор напоминает Пионе ежа, и оттого она не может перестать улыбаться.

— Нет так нет, — Пиона пожимает плечами и направляется в сторону двери, — я иду есть эклеры с заварным кремом. Пойдешь со мной?

Книга с древними рунными чарами так и остается лежать на столе, дожидаясь своего часа. Яркая закладка, которую для нее сделал Драко, красуется между страниц и в какой-то момент исчезает, сливаясь с чернилами. Пиона учит мальчишек простеньким заклинаниям, которые не требуют использования волшебной палочки, пытается объяснить, как совладать с вырывающейся силой, но магические выбросы все равно происходят.

— А Драко и Гарри? — Теодор, привыкший, что дети всегда вместе с ней, удивленно ведет подбородком.

Поместье звенит пустотой, не хватает смеха и топота, и оттого Пионе чудится, будто в ушах с каждым шагом взрываются фейерверки. Несколько домовиков проводят уборку неслышно, и в следующее мгновение книга уже лежит на полке, ничем не отличаясь от десятков таких же. Впрочем, одиночества Пиона не чувствует, наслаждается тишиной и возможностью делать все, что захочется.

— Люциус повел их на Косую Аллею за сладостями. Один мальчик рассказал им, что там продают взрывные шипучки, от которых дымит из ушей.

Теодор семенит за ней следом, то и дело оглядывается на портреты и ведет плечами. Их дом мало чем отличается, тоже под завязку напичканный темной магией, вот только добавляются к ней пары алкоголя и всамделишное одиночество, от которого покалывает кончики пальцев.

Пиона не собирается лезть в чужие дела, только поделится сладостями, и этого им обоим, пожалуй, будет достаточно.

— А вы чего здесь?

Теодор не зовет Пиону ни по имени, ни по фамилии, только «мадам» или «вы», и оттого она чувствует себя воспитателем в детском саду. Группа пятилеток у нее складывается завидная, остается только добавить туда двоих мальчишек несколько более старшего возраста для комплекта.

— Тебя жду, — со смешком отвечает Пиона, придерживая дверь в кухню.

— Можно вы будете моей мамой?

Теодор заходит в кухню следом за ней, обходит Пиону, вскидывает подбородок и останавливается, преграждая дорогу. В глазах его искры решительности, но слезы в уголках так и сверкают, выдавая настоящие чувства. Теодор сжимает кулаки слишком сильно, выпячивает вперед подбородок и, кажется, вот-вот разревется, так что Пиона склоняется над ним, гладит черные короткие волосы и порывисто целует в макушку.

— А твой отец?

Она смотрит Теодору в глаза, пытается отыскать там ответы и все еще боится их задавать.

— Он мне не нужен.

Теодор рубит с плеча, пугается собственных слов и резко сжимает губы в полоску. На лбу его испарина, Пиона стирает ее ладонью, оглаживает виски и изо всех сил старается не сравнивать. Теодор чем-то похож на Гарри, разве что несколько ниже, но для пятилеток это едва ли имеет значение. Пиона всматривается в его лицо, представляет распивающего огневиски Мортимера, у которого на рождество даже не было елки, и протяжно вздыхает, не желая принимать на себя обязательства.

Пиона — все еще трусиха до ужаса, так что она гладит Теодора по волосам и придумывает какой-нибудь невозможный ответ.

Пионе хватает чужих детей на руках, она не собирается заботиться ни о ком больше, разве что ее собственное дитя, спрятанное под сердцем, встанет на первый план. Вот только, думает Пиона, чужих детей не бывает, а Теодор смотрит так, будто в самом деле собирается тоже звать ее мамой.

— В таком случае тебе придется жениться на моей дочери.

Пиона понятия не имеет, какого пола этот ребенок, не думает даже, что ее слова воспримут серьезно, но Теодор сверкает глазами и быстро кивает, хватая ее руку ладошками.

— Тогда вы станете моей матушкой?

Слезы мигом испаряются с лица Теодора, он трясет ее руку и широко улыбается, точно добивается своего, и Пиона протяжно вздыхает, признавая критическое поражение. Он в самом деле напоминает ей Гарри, и Пиона ясно представляет истерику, которую мальчишка устроит, узнав о еще одном конкуренте.

— Договорились, — Пиона тоже пару раз встряхивает рукой, закрепляя совершенную сделку.

Пиона мысленно еще раз напоминает себе не лезть в чужие дела, кормит Теодора эклерами и разучивает с ним заклинание светлячков, для которого нужно как можно шире развести руки в стороны и взмахнуть.