Драко склоняется над спящей в переносной люльке Маленой, кривит нос в отвращении, отстраняется и оборачивается на Пиону. Он будто бы молчаливо спрашивает, зачем ему это маленькое чудовище в свертке, и Пиона беззвучно смеется, чтобы не разбудить только заснувшую дочь. В саду пахнет спелыми яблоками, словно бы белый снег у самых границ барьера — всего лишь чье-то буйное воображение. Пиона сидит на качелях, невесомо отталкиваясь мысами от теплой земли, и Драко наваливается ей на колени, опуская на ладони теплую щеку.

Гарри крутится у края барьера, просовывает сквозь него руку, хватая холодный снег, но тот стремительно тает, стоит оказаться внутри. Первое Рождество в жизни Малены проходит странно сумбурно и спокойно одновременно, будто бы всякая суета делается совершенной обыденностью.

Впрочем, думает Пиона, когда в доме трое детей и младенец, беспорядочное движение и впрямь не останавливается ни на миг.

Вот и сейчас краем глаза Пиона ловит мелькнувшую вдалеке черную шевелюру на белом фоне, велит Драко присматривать за сестрой и, нисколько не обращая внимания на его опять скривившееся недовольством лицо, в несколько быстрых шагов оказывается за пределами волшебного лета. Заколдованное пространство мерцает лунными отблесками, и такие же искры плывут под ногами, гипнотизируя и маня за собой. Волшебство льется по саду, взвивается в воздух и расцвечивает сумерки яркими вспышками, а Гарри, стоящий по колено в снегу, тянет вверх руки, точно молится неизвестному богу.

В богов Пиона не верит, взмахивает волшебной палочкой и призывает серебряных светлячков, и те набрасываются на разноцветные вспышки и пожирают их без остатка. Волшебными существами Пиона нисколько не интересуется, а вот различного рода проклятья, зарождающиеся сами собой, ей прекрасно известны. Пиона читает книги по волшебству, не отличая магию на правую и плохую, впитывает знания, точно губка, и с уверенностью может похвастаться способном изгнания самых разных проклятий.

— Я хотел посмотреть на цветы, — Гарри протяжно вздыхает и поворачивает к ней голову.

На мгновение Пионе чудится, будто глаза его ярко сверкают проклятым колдовством, и она делает порывистый шаг, в последний момент одергивая руку. Пиона хочет ухватить Гарри за шкирку, приказать ему прекратить и запереть в комнате, потому что сила от него исходит такая, что внутри цепенеет и поджилки трясутся. Но Пиона всего лишь облизывает пересохшие губы, давит желание оглянуться на оставшихся посреди сада детей и садится на корточки.

Платье ее падает на снег волнами, зябкие мурашки ползут по телу, и несколько крупных снежинок потревоженными птицами вспархивают с собственных мест. Гарри смотрит на нее в упор, и Пиона зябко ведет плечами, протягивает к нему раскрытые руки и склоняет голову набок. Волшебная палочка ее оказывается на снегу и падает вглубь, прячась под коркой скрипучего инея.

— Какие цветы ты хочешь увидеть?

Пиона говорит осторожно, глотает слова и чувствует, как цепенеет от холода тело. Гарри наверняка тоже холодно, но ужасающее нечто внутри него тоже склоняет голову набок, копируя жест Пионы, и растягивает детские губы в зловещей улыбке.

— Изумрудные вспышки, — голос Гарри кажется зловещим шипением, совершенно змеиным, — и красный на белом. Как кровь на снегу.

Гарри утопает в снегу, делает несколько шагов и кладет ледяные ладони Пионе на щеки. Пиона прокручивает в голове прочитанные книги о темной магии, но ничего не приходит на ум. Пиона, будто самая настоящая прилежная ученица, изучает проклятое колдовство, чтобы избавить Гарри от влияния смерти, а он продолжает смотреть на нее насмешливым чуточку снисходительным взглядом, от которого хочется упасть на колени и биться в истерике.

Может быть, думает Пиона, она сама делает только хуже, позволяя Гарри находится в доме с ужасающей концентрацией темного волшебства, однако ее собственная алчная трусость не позволяет просто уйти, хлопнув дверью.

— Какая жалость, что у тебя не рыжие волосы.

Не позволяя себе испугаться, Пиона хватает Гарри в охапку, прижимает к себе со всей силы и аппарирует, позабыв про оставшуюся в снегу волшебную палочку. Несколько флаконов с разнообразными зельями она вливает в Гарри силком, силком же укладывает его на кровать и приказывает спать срывающимся от ужаса голосом.

Большие часы в коридоре бьют полночь, так что звон их расползается по всему дому, и глаза Гарри стремительно закрываются, словно кончается заряд батареи. В небо взмывают вспышки магических фейерверков, слышится радостный детский визг, и Пиона, протяжно вздохнув, опускается на пол у изголовья кровати. Одна ладонь ее остается у Гарри на лбу, другая же цепляется за смятые простыни, словно бы только так Пиона может остаться в реальности. Сердце ее колотится с удивительной силой, бьется почти так же громко, как маятник у напольных часов, и только теперь она замечает, что страшно замерзла. Лоб Гарри горит, стон вырывается из горла, и Пиона гладит его по взмокшей макушке, не в силах, кажется, даже вздохнуть.