Первые украшения они начинают развешивать примерно за неделю до Рождества. Малена носится по дому и указывает, куда и что ставить и вешать, а Пиона машет волшебной палочкой и заливисто хохочет, когда что-то снова оказывается не так. Обе они с нетерпением ждут приезда мальчишек, а Люциус поглядывает на них исподлобья и закатывает глаза. Он тоже ждет, Пиона знает это, понимает по разгладившейся хмурой складке на лбу и расцветшим в уголках глаз улыбчивым лучикам.
Драко в письме обещает притащить Гарри за шиворот, потому что тот слишком уж подружился со своими сокурсниками, и Малена перечитывает эту фразу несколько раз и спрашивает, что значит «слишком уж подружиться». Пиона не объясняет, оставляя все на фантазию дочери, и та следующие три дня рассуждает о дружбе.
У Малены нет друзей среди сверстников, только Гарри с Драко, Теодор и немножечко Дадли, и потому с отбытием мальчиков в школу она чувствует себя одинокой и брошенной. Пиона, впрочем, согласна, что порой опекает дочь слишком уж сильно, но на ворчание Люциуса продолжает отмахиваться. Ей решительно неоткуда взять для Малены друзей, потому что Гринграссы, единственные, у кого есть дочь примерно такого же возраста, разорвали с ними все связи. Впрочем, «с ними» сказано слишком сильно, потому что с Пионой никто из этой семьи и так не общался, и отстранились они только от Люциуса.
Пиона не то чтобы в самом деле переживает об этом, лишь иногда искоса поглядывает на Малену и улыбается, когда та хмурится и думает губы, маленьким пальчиком указывая на очередной изъян украшения.
Рождественскую ель они наряжают втроем, Люциус сажает Малену на плечи и вручает ей в руки звезду, и та водружает ее на макушку настолько торжественно, что Пиона не сдерживается и напевает под нос маггловский рождественский гимн. Малена подхватывает песню, хлопает в ладоши и дергает Люциуса за волосы, и он отступает от ели на шаг и протягивает раскрытую ладонь.
— Изволит ли леди потанцевать? — Люциус насмешливо фыркает, когда Малена свешивается вперед, и убирает ее волосы у собственных глаз.
— Неужели собираешься танцевать прямо так? — Пиона, тем не менее, делает шаг вперед и вкладывает пальцы в протянутую ладонь.
— Сомневаешься в моей силе? — Люциус клонит голову набок, и Малена повторяет его движение, так что смотрятся они презабавно.
Они и впрямь танцуют прямо так: Люциус притягивает Пиону вплотную к себе, а Малена продолжает сидеть у него на плечах и сбивчиво петь рождественский гимн. Заканчивается все, разумеется, смехом, шумом и гамом, почти хороводом и так и не наряженной до конца елкой.
Вечером же Пиона натирает разболевшееся колено Люциуса вонючим зельем и ворчит, что не собирается спать с ним в одном помещении, если он ничего не сделает с запахом. Претворять угрозу в жизнь, впрочем, она совершенно не собирается, хихикает себе под нос и старается дышать через раз, потому что дыхание перехватывает. Сквозь открытое окно пробивается запах цветущих круглый год в зачарованном саду пионов, и оттого Пиону, кажется, тошнит еще больше.
— У тебя глаза блестят, — Люциус забирает из ее рук баночку с зельем и вдруг оказывается так близко, что у Пионы окончательно перехватывает дыхание, — неужели собираешься бросить меня одного?
Пиона чувствует себя девчонкой под его взглядом, ощущает взметнувшийся жар и прикусывает губу только чтобы все не испортить. Из горла рвется какая-то ерунда, и она просто мотает головой отрицательно, вытирая остатки зелья о ногу Люциуса. Он, приблизившись настолько, что Пиона чувствует его дыхание на щеке, следит за ее действиями пристально, не отрывая взгляда, опирается на руку рядом с ее рукой и едва уловимо клонится в ее сторону. Пиона замечает его действия слишком поздно, взвивается, но вывернуться не успевает, так и падает, придавленная к кровати собственным мужем.
Одна его нога все еще лежит у нее на коленях, и Пиона со смешком думает, что растяжка у Люциуса шикарная, потому что она бы точно так не смогла.
Прежде, чем ехать за мальчишками на вокзал, Пиона приходит в склеп, окунается в его холодную мрачность и, не сдерживаясь, чихает. Звук разносится эхом, отражается от стен и чудится призрачным завыванием, однако Пионе вовсе не страшно. Она приходит сюда время от времени, молча разглядывает мемориалы и совсем ни о чем не думает.
От удара чернильницей на голове ее не остается шрама, однако другой тянется от виска вниз, обвивает шею и точно прокусывает ключицу острыми клыками молодого дракона. Пиона трет его пальцами, треплет волосы и, хмыкнув, разворачивается на пятках.
Ни Драко, ни Гарри не бросаются к ней с объятиями, и оттого Пиона чувствует себя несколько лишней. Малена громко о чем-то рассказывает, сама она треплет Гарри, заставив того согнуться напополам, по волосам, а Драко по плечу, но разговор как будто не вяжется. Гарри улыбается отстраненно, оглядывается, точно надеется увидеть кого-то, а Драко, гордо выпятив грудь, рассказывает о своих успехах. Они идут прочь от вокзала, исчезают по очереди в зеленой вспышке камина, и тогда-то пелена окончательно слетает.
Теодор нагоняет их в последний момент, машет рукой, прося подождать, а Гарри и Драко неловко переглядываются между собой. Гарри и Малена, которую он ухватил за ладонь, исчезают самыми первыми, и Пиона остается с насупившимся Драко и запыхавшимся, но широко улыбающимся Теодором. Тонкой цепью звенит между ними неловкость, будто произошло что-то такое, о чем Пиона не знает, и она предпочитает не лезть.
— Можно я поживу у вас на этих каникулах? — Теодор продолжает широко улыбаться, и Пиона отчетливо видит незажившие ранки в уголках его губ.
В ответ она только пожимает плечами и делает вид, что не слышит облегченных вздохов, раздавшихся с двух сторон. Поместье встречает их сверкающими украшениями и праздничным угощением, и мальчишки, даже не задумавшись разобрать чемоданы, собираются вокруг елки. Малену они принимают в собственную маленькую компанию, и оттого она горделиво вздергивает подбородок и что-то громко поддакивает, а Пиона завистливо жмурится и совсем не подслушивает.
Право слово, подслушать у нее ни капли не получается, потому что Люциус ловит ее с поличным слишком уж быстро, подталкивает в спину и уводит прочь. Они проходят под омелой точно случайно, и Люциус, озорно улыбаясь, прижимает Пиону к стене и сжимает в объятиях так, будто они и впрямь снова становятся школьниками, целующимися в коридорах.