Виктору Никифорову было семь лет, когда он впервые встал на коньки. Чувства, испытываемые им, побудили мальчика сделать первое движение — шаг вперёд. В следующую секунду он упал.
В восемь Виктор начал профессионально заниматься фигурным катанием у Якова Фельцмана — заслуженного Мастера Спорта России, который в своё время удивлял мир своими выступлениями, а теперь же тренировал юнцов. Мать Виктора очень любила фигурное катание, а потому решила, что мальчик пойдёт по стопам своей тёти, которая на тот момент уже выигрывала золотые медали на Олимпиадах.
В четырнадцать лет он забрал своё первое и единственное серебро, выступив на Чемпионате мира и проиграв золото бразильцу по имени Николас Лемус, который был старше Вити на три года.
В следующем году Виктор забрал золото себе. И через год, и через два. Он не позволял никому другому стоять на месте победителя. Выйдя во взрослые соревнования в возрасте шестнадцати лет, он вновь стал первым, доказав всему миру, маме и Якову, что он самый лучший и что они могут им гордиться.
Со временем былой запал спал. Пусть побеждать было приятно и до сих пор, но всё же хотелось чего-то новенького, неизвестного. Десять лет прошли незаметно, но с каждым годом Никифоров чувствовал себя всё более одиноким и всё более взрослым. Маккачин, старый друг и верный пёс, скрашивал тихие вечера в питерской комнате. Порой заходили Гоша с Милой, притаскивая с собой Юру Плисецкого, который очень скоро будет соревноваться с ним за мировое первенство. Виктор видел в мальчике потенциал и с нетерпением ждал, когда же они будут кататься на одном катке и стоять под одними софитами.
Гран-При две тысячи шестнадцатого года наступило внезапно. Конечно, Никифоров готовился к очередным соревнованиям, однако всё время ему казалось, что до них ещё далеко. А тут бац! — и время катать короткую, за которую он набрал больше всех баллов.
Среди противников Никифоров никого особо не выделял, разве что казах был неплох и, конечно же, Кристоф Джакометти в этом году приехал с очень даже неплохой программой!
Потом была произвольная, а после — награждение. И Виктор настолько зазевался, что не понял, как оказался на второй ступени пьедистала.
Он моргнул, но ничего не исчезло. Моргнул во второй раз. Серебряная медаль всё ещё продолжала висеть на его шее. Серебряная, не золотая.
Мужчина перевёл взгляд на парня, стоящего на ступень выше. Это был какой-то азиат, держащий в руках букет цветов и махающий кому-то рукой. Никифоров задумался. Он совершенно не помнил, чтобы какой-нибудь азиатский спортсмен участвовал в Гран-При в этом году. Разве что по пути сюда встретил какого-то зажатого японца. Неужели это был он? Да не может быть такого, чтобы тот очкарик с красными от смущения щеками был этим парнем: счастливым, улыбчивым и… Выпившим. Некоторые фигуристы пили немного алкоголя, чтобы не так сильно волноваться на льду. И, видимо, этот самый японец являлся одним из таких.
А золотой медалист, почувствовав взгляд Виктора, обернулся к нему. И улыбнулся. У Никифорова пересохло в горле — иностранец выглядел слишком сексуальным: от него несло жаром, немного пахло потом, чуть розовые щёки выглядели от чего-то милыми, а открытый лоб и чуть прищуренные глаза побуждали в русском фигуристе мысли не самого приличного характера.
— Эй, милашка, — внезапно по-английски произнёс японец, — было больно, когда ты упал… — Сердце Виктора от чего-то стало биться быстрее.
«Он флиртует», — понял русский. И был совсем не против!
— … С вершины подиума? — И отвернулся.
Ракета «Земля — Воздух» пробила сердце Виктора, заставляя мужчину покраснеть и нервно сглотнуть слюну. Этот парень, кем бы он ни был, одной фразой смог сделать то, чего не могли другие — завоевать сердце Никифорова.
Великий русский фигурист пал от взгляда японца, появившегося не пойми откуда и забравшего его золото.
— Если… — Собственный голос отказывался слушаться. — Если сходишь со мной завтра на свидание, то я тебе расскажу, насколько больно это было.
Японец вновь обернулся к Виктору и обольстительно улыбнулся.
— Я согласен.
…Спустя два часа, когда Никифоров предвкушающе жмурился, алкоголь окончательно выветрился из тела Кацуки Юри, и тот, к своему ужасу, понял, во что ввязался.