Санс заваливается домой ближе к шести утра. Без шума не получается – ноги не держат, глаза закрываются сами собой. Он должен был сократить путь сразу до комнаты, но силы были на исходе, и он боялся, что его может занести совсем в другую часть города, а пугать посетителей круглосуточных – последнее, чего он хотел бы после работы. Альфис удалось заманить его в команду учёных.
Сначала это была лишь помощь с расчётами, потом ему всучили лабораторный халат, потому что кое-что надо было провернуть в определённых условиях. Санс действовал по старой памяти, сообразив, что Альфис и так всё это знает, уже по окончанию эксперимента. Он тогда спросил, не было ли это вступительное испытание, на что ящерка замялась и неловко посмеялась. Санс хотел было вздохнуть и уйти, но один из людей – своего рода лидер команды – с восторгом утянул его в другую часть здания, где показал их научные труды.
И тогда глаза Санса загорелись интересом. Искренним, ярким, он давно не ощущал такого прилива сил, успел забыть, какого было работать с Гастером, но вот перед ним команда учёных, которые готовы с распростёртыми объятиями принять монстра-учёного. Они сказали, что его вид неважен, потому что он такой же как они. Какая разница, какой ты национальности, веры, каков твой генофонд, если ты учёный.
Работа кипела, Санс вспоминал старое, узнавал новое и с каждым днём чувствовал себя лучше и лучше. Ему даже удалось найти таких же шутников, и он чаще стал шутить на научные темы. Папайрус порой косился на него с непониманием, но потом всё же тихо хихикал, понимая шутку. Пожалуй, Санс думал о том, чтобы затащить и брата в это научное логово, но каждый раз вспоминал его счастливый взгляд, когда он возвращался с кулинарных курсов.
Он перестал готовить только спагетти. Теперь он экспериментировал с тем, что узнал за день или за несколько дней, комбинируя новые знания и рецепты. Санс был счастлив за брата. Особенно сейчас, когда сладкая дрёма накрывает с головой и сил хватает только дойти до одинокого дивана в гостиной.
Санс падает на него и как сквозь толщу воды слышит возмущённый выкрик своего имени. Кажется, он упал прямо на Папайруса. Сейчас так безбожно до лампочки, что говорит брат, хоть это не совсем правильно, но Санс обнимает Папайруса и призывает к молчанию. Тот вздыхает, подтягивает брата ближе и обнимает в ответ. Поглаживания по черепу – последнее, что помнит Санс перед тем, как провалиться в сладкий сон.
Счастье не может длиться вечно и звон будильника тому доказательство. Открывать глаза нет ни сил, ни желания, но, приложив титанические усилия, учёный всё же делает это. На него взволновано глядит Папайрус.
-Я позвоню Альфис и скажу, что у тебя сегодня выходной. – серьёзно произносит он, видя мешки под глазами брата. Смотреть на него, обессиленного, но стойко продолжающего бороться, очень больно. Санс силится подняться, но Папайрус не позволяет, прижимая ближе к себе и от этого жеста тепло расходится по всему телу и заставляет душу трепетать от нежности. Они поспали так в обнимку всего часа два или три, но это время было таким необходимым им обоим.
-Но, Папс, работа... – вяло сопротивляется Санс.
-Иногда мне хочется, чтобы ты вновь стал ленивыми костями. – вздыхает Папайрус и тут же напрягается. Он не ожидал, что скажет это вслух. Но Санс смотрит на него так удивлённо и даже невинно в какой степени, цепляясь за пижамную рубашку.
-Иногда мне хочется твоих прежних спагетти. – искренностью на искренность отвечает Санс.
-Нье-хе-хе, может, устроим нам обоим выходной? – Папайрус неосознанно гладит Санса по спине, вырывая лёгкий расслабленный вздох и заставляя Санса уронить голову ему на грудную клетку. – И проведём его как раньше в Подземелье?
-Да, Папс, ты прав. Нам нужен выходной.
-Тогда поспи ещё, а я пойду сделаю спагетти. – ободряюще произносит Папайрус, выбираясь из-под брата. Тот с неохотой отпускает Папайруса и вновь падает в объятия Морфея.
Второй подъём дался намного проще. Аромат приправ для спагетти Папайруса приятно щекотал сознание, заставляя рот наполниться слюной. Санс давно не чувствовал себя отдохнувшим. Работа, дом, исследования и так по кругу, в котором места для брата оставалось катастрофически мало и это одна из тех вещей, о которых Санс жалел. Поднявшись с дивана, он наконец снял лабораторный халат и пошёл в свою комнату, чтобы раздеться, помыться и спуститься уже к обеду.
-Я уже думал начинать без тебя. – хохотнул Папайрус, когда Санс в одном домашнем халате на голые кости расслабленно спустился на кухню.
-Спасибо, что подождал, бро. – ответил ему Санс и приступил к обеду. Поразительный вкус спагетти Папайруса стал ещё лучше и Санс даже удивлённо вскинул на него взгляд.
-Нравится? – довольный своим шедевром, спросил Папайрус. Хотя ответ был очевиден, он посчитал, что спросить ради приличия всё же стоит.
-Папс, это прекрасно! Ты потрясающий, бро.
-Не более, чем ты. – хмыкнул в ответ он. Санс непонимающе посмотрел в ответ, ожидая пояснения. – Ты влился в компанию учёных, нашёл хорошую работу рядом с ними и Альфис, перестал лениться. Я был потрясён. – вздохнул Папайрус.
-Ты перестал готовить только спагетти и возиться с паззлами, увлёкся разными видами готовки. – горько хмыкнул Санс. – Мы оба изменились, верно? Но мы также понимали, что жизнь на поверхности приведёт к чему-то такому. И мы сделали это. Хе-хе, к нам давеча забегал историк-антрополог с нашей книгой, спрашивал, как так получается, что она бесконечно чередуется с учебником физики и анекдотами.
-Нье-хе-хе-хе, одна из самых забавных вещей в нашем доме. Я рад, что Подземелье оккупировали именно учёные. Они очень бережно относятся к нашей прошлой жизни.
-Да, ты прав, бро.
С обедом было покончено. Санс любезно согласился не мыть посуду, потому что сегодня у них день из Подземелья. Но если раньше он бы с радостью отмазался, то теперь места себе не находил. Руки требовали карандаш и доску, мозг – материалов для исследования, а тело... то ли лабораторный халат, то ли что-то, что может отвлечь. Одна идея как раз стоит возле раковины и вытирает последнюю тарелку, но Санс не может вот так просто подойти и сказать «хэй, Папс, как смотришь на спонтанный послеобеденный секс?».
-Выходной есть выходной. – Санс даже не заметил, как Папайрус умастился на диване рядом с ним, укладывая его ноги себе на бедренные кости и включая какой-то человеческий фильм по телевизору. – Даже не знаю, постарайся не уснуть, что ли, брат.
-Хе-хе, ничего не обещаю. – Санс получше взбил подушку и вернулся в прежнее положение.
А может?..
Санс провёл кончиками фаланг вдоль по бедренной кости Папайруса, отрывая его от фильма и заставляя посмотреть себе в глаза и на довольную улыбку. Папайрус обдумал этот жест, а Санс его только повторил, пробираясь немного выше к тазу. Младший из скелетов скосил на брата удивлённый взгляд, но как будто ухмыльнулся и принял правила. Временами Санс любил дразнить и, стоит признать, это нравилось им обоим.
Чистые тёплые фаланги поглаживали кости Папайруса, вызывая разряды по всему телу. Особенно ярко отзывалась душа, загораясь чуть ярче с каждым движением и касанием. Возможно, играло роль ещё и то, что Санс как был в домашнем халате, так в нём и остался, не потрудившись даже штаны надеть. Папайрус старался не коситься на выглядывающие открытые участки костей брата, но это было выше его сил.
Лицо залила краска, когда Санс неосторожно надавил на подсвет на домашних штанах брата и тот издал глухой вздох. Да, Санс всегда так нарывался и знал, что Папайрус не станет сопротивляться ему и даже не сделает вид, что ему всё равно. Потому что ему не всё равно и Санса не было под боком несколько месяцев вообще, только изредка удавалось урвать несколько коротких поцелуев. Они были слишком заняты работой, но не сегодня.
-Санс, - глубоко выдохнул Папайрус и закрыл глаза ладонью, чтобы не видеть самодовольной улыбки брата. Он знает, какой эффект производит. И пока Папайрус старается не смотреть на него можно приспустить халат с плеч, открывая грудную клетку и бьющуюся в ней душу. Молочные чуть шероховатые кости так приятно дополняются небесно-голубым халатом, что и взгляда не оторвать.
-Да, Папс? – с усмешкой ответил ему старший скелет.
Папайрус осторожно огладил голень Санса, затем коленные чашечки, мягкими касаниями пробираясь выше. От нежности рук брата Санса вело всегда, но сейчас, когда времени сбросить напряжение не было вообще, возбуждение заволакивает сознание особенно ощутимо. Уже от этой незамысловатой ласки хочется постанывать, чтобы Папайрус проявил больше инициативы, потому что Санс знает, как на брата действует его голос, и он готов воспользоваться этой его слабостью.
-Ох, Папс... – Санс почти давится собственным вздохом, когда брат давит на бедренные косточки и таз, забравшись совсем уж высоко. Теперь он нависает над братом, испытующе глядя ему в глазницы и на посиневшие скулы. – Можешь быть грубее. – звучит как дозволение, но Папайрус знает, что это мольба.
И он с радостью поддаётся. Ощутимо притягивает брата ближе к себе, перекидывает одну его ногу через себя и не позволяет стыдливо свести колени. Санс сам дразнил его, теперь его очередь. Халат совсем разъезжается, открывая всё: от ключиц и бьющейся души до налитого магией полового органа.
Папайрус не позволяет себе сразу приступить к самому интересному, он хочет ещё немного насладиться этим моментом близости, почувствовать тепло магии Санса и услышать его надрывный голос. Глубокий, низкий, такой манящий и завораживающий – как сам Санс. Папайрус склоняется к грудной клетке, проводя горячим магическим языком по рёбрам, пересчитывая их и вырывая из брата первый короткий стон в полный голос. Санс тут же зажимает рот ладонью, хотя это мало помогает, ему необходимо хотя бы сделать видимость обратного.
-Санс, не сдерживайся. – Папайрус поднимает на него полный желания и нежности взгляд и просит со всей искренностью и со всем теплом. Санс с трудом кивает и отнимает руку ото рта.
-Но тогда тебе придётся придержать мои шаловливые ручонки. – ухмыляется ему Санс, собравшись с остатками сознания, которое уплывало в размытое зарево на берегу моря с дельфиньей скоростью. Папайрус понимает намёк и заносит запястья Санса над его головой, держа одной рукой, а второй оглаживает позвоночник. Язык проходится по рёбрам снова и в совокупности со всей их позой Санс почти ловит вертолёты.
Брат так близко, такой горячий, его ласки так нежны и трепетны, но не лишены здравого напора и ощутимой силы. Пальцы на ногах поджимаются от ощущений, постанывания отлетают от зубов и Папайрус ловит каждый вздох, наслаждается каждым звуком, который издаёт Санс. Предварительные ласки – это нечто невероятное. Горячее и такое невинное в их исполнении. Санс подаётся чуть навстречу брату и наталкивается тазом прямиком на эрегированный магический орган. Папайрус томно вздыхает и в отместку легко прикусывает ключицу.
-Ну же, Папс... – просит старший скелет, толкаясь навстречу более ощутимо. Он млеет уже от того, что ощущает через ткань, но так хочется столкнуться с чужой магией без неё.
Папайрус внимает его просьбе и приспускает пижамные штаны, но, подумав секунду, снимает ещё и рубашку, открываясь брату. Душа просвечивалась через одежду, но Санс и не думал, что она сияет так сильно. Какого же желание Папайруса, что она такая яркая, будто собирается осветить всю черноту Ядра? И какова же выдержка его брата, что он до сих пор лишь дразнил? Санс пока не стал задумываться об этом, лишь чуть шире разводя ноги и протягивая брату руки, чтобы обнять за шею и впервые за несколько недель утянуть в горячий поцелуй.
Папайрус всегда уступает лидерство в поцелуях Сансу, потому что безмерно обожает, когда брат берёт его под контроль, увлекая в страстный танец. Старший скелет проводит пальцами по его шейным позвонкам, потом слегка надавливает на череп, заставляя Папайруса чуть ли не упасть на него и Папайрус не сопротивляется, наоборот напирает с присущим ему энтузиазмом.
-Мха, Папс!.. – выстанывает Санс, когда братья отстраняются друг от друга. – Ты такой потрясающий... – томно выдыхает он и вновь приникает к брату, целуя. Папайрус спускается руками к рёбрам, обводит позвоночник и останавливается на тазовых костях, слегка сжимая их. Санс стонет в поцелуй и разрывает его, откидывая голову. Папайрус довольно ухмыляется и давит сильнее, притягивая ближе, сталкиваясь с магией брата. – Ах-мх! Ох, Звёзды, бро!..
-Тебе нравится, Санс?
-Ох, ещё как. – Папайрус вновь толкается вперёд, растирая по магическим органам капли смазки. – Мх!..
-Не хочешь просто?.. – Папайрус делает несколько движений кулаком вверх-вниз.
-Ещё чего. – хмыкает Санс. – Не для того мы сегодня отлыниваем от повседневных обязанностей, чтобы даже дело до конца не довести. – Санс смотрит брату в глазницы. Видит в них волну всепоглощающего желания и страсти, которая вот-вот накроет Санса, вырвавшись на свободу. – Ну же, Папс, вот он я. Весь твой. – последнее Санс шепчет перед лёгким поцелуем.
Папайрус себя ждать не заставляет, немного отстраняется, чтобы проверить магическую плёнку, заменяющую нервные окончания в некоторых зонах. Та легко поддаётся напору, она намного более податливая, чем человеческие кожа и мышцы, и Санс глухо стонет, выгибаясь в позвоночнике. Папайрус бы вечно смотрел на такого брата. Гибкого, стройного вопреки всеобщему мнению, раскованного и разгорячённого.
Головка магического органа легко проникает сквозь плёнку, обволакиваемая магией внутри. Санс протяжно выдыхает. Звучит как просьба продолжить. Папайрус ещё дразнится, входя совсем неглубоко. От этих движений Санс распаляется только сильнее. Они лёгкие, похожи на чувственные поглаживания тёплым массажером по чувствительным местам. Учёный любит такое и поэтому не старается сдержать ни голос, ни движения. Он изгибается под прикосновениями рук, под давлением члена брата и покрывается мурашками от томного шёпота.
Папайрус искренне наслаждается тем, как Санс цепляется за подушку над головой и подлокотник дивана, как он стонет его имя, как рвано вздыхает и закатывает глаза. Папайрус толкается глубже, намного глубже, вырывая громкое «да!» из предполагаемой глотки брата и застывает ненадолго, слушая лишь прерывистое дыхание и ощущая, как Санс под ним елозит, надеясь получить больше удовольствия.
Папайрус держит его тазовые кости, не позволяя ни отстраниться, ни насадиться глубже. Он ведёт это шоу и только ему решать, когда брат достигнет финала. Папайрус знает, что Санс может кончить только от его члена, это всегда завораживает, но иногда брат недовольно косится на него из-за этого, хотя Папайрус всегда уверяет его, что это несравненно горячо, и он всегда готов ко второму раунду после этого.
-Па-апс... – умоляюще тянет Санс, в надежде на благоразумие брата. Он так долго не протянет и кончит просто от того, что ему вставили, а это будет уж совсем позорно. Папайрус наклоняется к нему, утягивает в долгий глубокий поцелуй и делает первые толчки. Сначала маленькие, но глубокие, от чего по телу Санса бегут разряды удовольствия, и он стонет в поцелуй, обвивая шею брата, не позволяя отстраниться и соскользнуть с зубов ещё более постыдным звукам.
Он сам этого хотел, но почти забыл, как всякий раз смущается во время процесса. Как ему хочется показать себя всего и скрыться от внимательного изучающего взгляда, который пронизывает насквозь, что иронично, потому что они скелеты. Санс обвивает брата стройными ногами, надавливая, прося большего, его член упирается в горячую прозрачную магию брата в месте, где должен быть живот. Трение снаружи и изнутри, горячие поцелуи, всё это вызывает неподдельное головокружение.
Папайрус чувствует пластичное, податливое тело брата и его не на шутку заводит то, как Санс прогибается, какой он мягкий в его руках, какой нетерпеливый и трепетный. Желание взять брата без остатка давно овладело Папайрусом, ещё в Подземелье, но тогда он не мог себе этого позволить, а когда позволил Санс... Папайрус долгое время не мог оторваться от его костей, целовал каждую, нежно, трепетно, отмечая сколы и царапины, шероховатость и особенно реакцию брата на его действия.
Любимым местом для поцелуев у Папайруса всегда были лопатки, но Санс каждый раз вздрагивал, поэтому пришлось перекочевать на ключицы и шейные позвонки, от этих поцелуев Санс млеет и тает как масло на раскалённой сковородке. И как масло же начинает кипеть изнутри от жара. Даже сейчас он горяч, особенно внутри. Магия обволакивает Папайруса, слегка сжимает и глухих стонов он сдержать не в силах.
Он двигается осторожно, не напирает, как при первом поцелуе, старается доставить брату истинное удовольствие.
-Папс, быстрее, прошу... Ох!.. – низкий голос Санса подрагивает и в конце вовсе обретает высокие нотки. Папайрус приподнимается, чтобы видеть реакцию брата на свои действия, и он... прекрасен. Голубое от возбуждения лицо и даже ключицы, душа бьётся о рёбра, будто рвётся к Папайрусу. И его ведёт.
Он размашисто входит в тело брата, наслаждаясь его взглядом и голосом, вдавливает в диван каждым глубоким резким движением. Санс не может сказать ничего, что походило бы на членораздельную речь, но может из стонов сложить имя брата, который нещадно втрахивает его в мягкие подушки дивана. Он загнанно дышит, через раз прося коснуться его члена, потому что руки не слушаются. Но не слушается и Папайрус, который намерен выжать из брата все соки только членом. Прозрачная магия не скрывает ничего и Папайрус с диким восторгом видит, насколько он глубоко в теле Санса, как его оранжевая смазка оставляет следы при каждом толчке и как приятно контрастируют их цвета. Папайрус чувствует, что не продержится долго и доводить брата до финала будет ртом.
-Санс, – Папайрус зовёт его томным низким стоном, предупреждая и пытаясь выйти, потому что этот раунд он точно проиграл, но Санс цепляется за него, не позволяя.
-Кончи внутрь, Папс. – гулкое как взрыв атомной станции. Папайрус вжимается в брата до основания, изливая накопившуюся магию в прозрачную магию Санса, запоздало понимая, что снаружи тоже влажно. Кажется, он нашёл новый фетиш брата. Он ещё немного наблюдает, как одна часть оранжевой магии всасывается в прозрачную, растворяясь, а вторая вытекает наружу.
Вскоре магические органы пропадают, и монстры могут вздохнуть со спокойной душой.
-Кажется, нам нужен душ. – хрипит Санс.
-Надеюсь, мы не были слишком громкими. – Папайрус осторожно поднимает брата на руки, как невесту и несёт наверх, чтобы они оба смогли отмыться. Вместе, конечно же. И нет никакой гарантии, что в ванной Санс не соблазнит Папайруса на второй заход братским минетом.