Ричард наблюдает. Это то, что у него получается лучше всего с самого детства. Вначале он наблюдал за отцом и учился быть таким же как он. Когда отец погиб, он наблюдал за матушкой, чтобы понять, за что он получит наказания, а за что нет. Иногда с выводами он ошибался, но с каждым годом всё меньше. И к своему появлению в Лаик овладел даром наблюдения почти в совершенстве. Среди непредсказуемых подростков и взрывных учителей Ричард стал ещё более осторожным. В своих наблюдениях в Лаик Ричард достиг максимума. Он знал кто Суза-Муза. Но даже зная не выдал его. Потому что прекрасно видел, что любое наказание будет мягче, чем месть шутника. И даже в момент, когда его имя назвал проклятый Ворон, Ричард смог заставить молчать внутренний голос. Ричард смог только наблюдать, беспрепятственно смотря на Рокэ Алву. Жестокого и всемогущего.
Ричард изучает. Оказываясь в своей комнате, он обходит её несколько раз. С лёгкостью находит тайный проход. В будущем решает изучить куда же он ведёт. Не нужно быть наблюдательным, чтобы увидеть, что его новые вещи намного богаче, чем были когда-либо даже у отца. Это кажется странным, но, с другой стороны, Ричард уже сделал вывод: Ворон не потерпит около себя никому ненужную бедность. Ричард, засыпая, отмечает, что кровать безусловно мягка. А Ворон всё ещё не кажется тем злом, каким его описывают.
Утром за совместным завтраком Ричард так и не улавливает ни одного злого взгляда ни со стороны хозяина дома, ни со стороны слуг. Зато он наблюдает за тем, как Алва морщится, но пьёт шадди одним махом, будто не желая почувствовать вкус. Как пальцы барабанят по столу, пока перед эром не ставят тарелку с блинами. Ричард удивлён. Но продолжает наблюдать, чуть не забывая, что надо есть и самому. И в тот момент, когда в окно пробивается сквозь тучи солнце, Ричард замечает нечто необыкновенное: Алва пытается изогнуться незаметно, но так, чтобы быть поближе к лучам…
Ричарду это что-то напоминает.
Но он совершенно не понимает, что именно.
В первые дни с фехтованием совсем не складывалось. Но с каждым последующим днём становится всё лучше. Рокэ в своей ехидной манере недоумевает, что же такое происходит, что за магия такая, кто подменил его некудышного оруженосца. Ричард не обижается, хоть и надувает губы, вскидывает голову. Ему не хочется, чтобы Рокэ знал, что он не обиженный мальчишка, который уже давно понял, что отец погиб не так просто, как говорят.
Рокэ удивительно гибкий в эти моменты. Грациозный и ловкий. Считывать его сложнее, чем Эстебана или даже Валентина (а тот действительно сложен в понимании). Рокэ будто танцует. И это так естественно. Словно Рокэ поток ветра… нет. Здесь определённо должно быть другое сравнение. Но какое? Ричард до сих пор не может его поймать. А пока остаётся лишь запоминать манёвры Алвы и учиться им сопротивляться.
Во дворце Ричард чувствует всем нутром, как раздражён и взбешён Рокэ. Он взбешён королевой, с которой спит. Так говорят слухи и говорит Штанцлер. Первым Ричард не доверяет, потому что не видел; а второго он раскусил ещё при первой встрече. Лицемерная мразь. Даже если Рокэ спит с Её Величеством, Ричард готов поклясться, что не по доброй воле. Ведь дворец - это отдельный мир со своими законами. А чем выше человек, тем больше оков. Но Ричард видит, как Рокэ недовольно дёргает плечом и отступает, не давая начать совместный танец. Он не даёт к себе прикоснуться той, кто ему не нравится.
Но Рокэ готов позволить всё тем, кому доверяет. Как-то вечером Ричард (совершенно случайно!!!) подглядывает за Рокэ и близнецами Савиньяками. Ричард удивлён, шокирован и растерян. Рокэ не только позволяет себе лежать на коленях у Лионеля, но и позволяет тому гладить свои волосы. И… кажется тихо мурчит.
Ричард не может заснуть всю ночь. Вот оно. Вот с кем Рокэ невольно ассоциировался всё это время. С проклятым последователем Леворукого. В этом есть своя ирония. А ещё Ричарду совершенно нестрашно. Ричард знает, что кошки (даже если проклятые) очень верные и отвечают добром на добро.
И Ричард постарается не подвести своего эра.
Но теперь возникает ещё одна проблема. Желание, с которым Ричард не может совладать. В детстве он гладил котов (конечно, в тайне) за ухом и те мурчали, обвиваясь вокруг ног. Но вначале пришлось долго приучать их к себе. Получится ли также сделать с эром Рокэ?
Ричард начинает с малого. Без просьбы наливает вино в бокалы по вечерам, протягивает платок после тренировок, помогает с делами и тихо, бесшумно сидит по вечерам рядом, слушая, как эр играет на гитаре. И Рокэ к нему, кажется, начинает привыкать. Не вздрагивает, когда Ричард оказывается рядом; не морщится показательно; позволяет себе куда более искреннюю улыбку.
В один вечер Ричард решается. Эр Рокэ наверняка думал, что Ричард уснул у огня, вслушиваясь в музыку. Так бывало прежде. Но сейчас всё совершенно иначе. Ричард встаёт за креслом эра. Слушает его дыхание. Осторожно опускает руку на волосы. Эр замирает. Рука скользит за ухо. Ричард забывает как дышать. Не дышит и эр.
Но через мгновение снова расслабляется. Отпускает гитару.
Ричард смотрит на огонь. Он знает, что его эр сейчас сидит с закрытыми глазами. И совершенно нагло и тихо мурчит.
Его эр никакой не ворон. Он настоящий кот.