Старая немецкая традиция

Глава 1

Ich komm hinauf für einen Kuss von dir,

Einen Kuss von dir, ja, den wünsch ich mir!

Ich komm hinauf für einen Kuss von dir,

Will ich oben bei dir stehn. *

Faun, "Tanz mit mir"

Каждый день у них было столько дел и хлопот, что куда деваться! Особенно, конечно, у Людвига, маленького, но уже очень и очень серьёзного мальчика. Ведь сначала нужно было поиграть, а потом - обязательно убрать игрушки по местам. Погулять в саду или около дворца - а потом обязательно отдать одёжку и сапожки слугам, чтобы почистили. Затем надо было прийти в кабинет к старшему брату с какой-нибудь книжкой и тихонько читать историю Древнего Рима или какой-нибудь средневековый трактат, пока брат работает с бумагами, а потом - помочь ему их рассортировать и убрать книжки на полки. И без чего точно-точно нельзя было после этого обойтись, так это без крепкого объятия Гилберта, когда он, посмеиваясь, гладил Людвига по светлым волосам и целовал в чёлку в благодарность за такую нужную и важную помощь! Людвиг смущался, но серьёзно и сосредоточенно кивал, а потом тянулся вверх и целовал брата по щеке в ответ, как будто закрепляя их негласный договор.

Вот сколько дел было у Людвига, а ведь к тому времени проходила обычно только половина дня! И днём они ехали на прогулку в Тиргартен, а то и подальше, брат учил его охотиться, учил самым разным штукам и трюкам. Людвиг слушал, внимательно глядя большими голубыми глазами, пробовал повторить такое сам и застенчиво улыбался, когда получалось. Если получалось совсем-совсем хорошо, Гилберт восхищался им и трепал по волосам, а потом целовал в макушку, обязательно, аккуратно и тепло. Маленький Германия точно знал, что после этого должен сделать в ответ, - и трогал аккуратно губами Гилберта тоже, в благодарность за науку и похвалу.

Ещё они успевали пообедать, вернувшись в роскошный дворец на берегу Шпрее, а потом - сходить на службу в огромный Кафедральный собор и помолиться, ведь они с братом были праведными протестантами, а как же иначе. Людвиг садился на скамеечку рядом с Гилбертом и слушал священные псалмы и величественные переливчатые звуки огромного органа, затем он закрывал глаза и шептал молитвы уже сам, искренне и тихонько желая, чтобы Гилберт был здоров, чтобы в Пруссии всё было хорошо, и в Австрии тоже, и у других его старших братиков. Чтобы урожай этим летом выдался хорошим, и его людям было что кушать, и чтобы армия брата была всё такой же сильной и могла защитить их от всех-всех напастей. Чтобы всё было правильно и по порядку - так, как угодно Господу. Гилберт тоже молился, но молча, а потом, когда заканчивалась служба, улыбался младшему и говорил, что пора.

Они выходили из собора, солнышко уже спускалось за горизонт, далеко-далеко, там, где живут большие и сильные скандинавы, как рассказывал брат. Они шли гулять по берегу Шпрее, и там было очень красиво: вода была такой алой и золотой от вечерней зари, и Людвиг с восторгом говорил, что это - его самые любимые цвета, и когда-нибудь он хотел бы взять хоть один из них на флаг. Гилберт смеялся, кивал с обещанием, наклонялся к нему и снова целовал его по волосам, в которых сияло закатное солнышко. Людвиг обязательно возвращал прикосновение - в щёку, ведь иначе просто не представлялось возможным!

Поздним вечером Пруссия укладывал его в большую постель под балдахином, оставляя всего пару свечей и прося долго не читать, чтобы завтра встать вовремя. Людвиг обещал брату, ведь распорядок нарушать было ну никак нельзя, это он знал твёрдо. Гилберт кивал: он всегда верил своему младшенькому как себе или, может, даже чуточку больше - он ведь никогда в Германии не сомневался, а потом целовал его в лоб и желал ему спокойной ночи. Людвиг обнимал Пруссию за шею и осторожно касался губами сухой кожи его щеки, потому что иначе, наверное, мир бы рухнул, если бы он вдруг этого не сделал.

Он всегда засыпал очень крепко и с радостной улыбкой на лице, если Пруссия был дома и они успевали вот так вот попрощаться на ночь.

Шли годы, Людвиг рос, становился сильнее, умнее и крепче, он вместе с братом объединил уже всю страну, и она стала такой большой, что дух захватывало! Гилберт был рядом, и они плавали вместе в колонии, работали вместе в мастерских, изобретая новые машины и устройства, были вместе на мировых собраниях. Пруссия был всё так же горд своим младшим братом, хвалил его и часто целовал, и, хотя Германия теперь этого стеснялся - ведь он же стал уже таким взрослым! - он отвечал Гилберту, очень аккуратно, по щеке, строго, точно и почти невесомо. Потому что ни за что нельзя было обрывать их устоявшийся ритуал, давным-давно ставший маленькой семейной традицией.

Менялось время, менялись места, менялась их одежда и форма, но вот однажды перемена была так велика, что Людвиг совсем уж удивился. Брат, встречая его с военного похода в тот раз, обнял за шею и коснулся губами - но вот только Германия заметил, что Гилберт уже не может, как раньше, дотянуться до его волос. Вот совсем не может! Ему и так-то приходилось приподняться, чтобы поцеловать своего младшего братика в щёку, а вот до волос, которые Людвиг теперь ещё и зачёсывал всегда назад, чтобы лежали аккуратно и не мешались у глаз, у Гилберта совсем не получалось доставать губами, если только Людвиг сам не наклонялся.

Наверное, это значило, что в Германии что-то поменялось… Но солнышко всё так же садилось над Шпрее, окрашивая её в тёплые яркие цвета, один из которых он и в самом деле взял себе на флаг, и брат ему всё так же улыбался, как и сто лет тому назад. И не ответить на эту улыбку и этот поцелуй Людвиг, ну конечно же, не мог! Вот только теперь, наклонившись к старшему брату, он решил сделать это не по щеке, как привык, а в его в мягкие губы, которые оставили на нём самом, на его лице и волосах, столько бесчисленных любящих прикосновений. Гилберт в тот миг страшно-страшно удивился и даже хлопнул белыми ресницами, глядя на Германию распахнутыми алыми глазами. Но старший ведь тоже знал ритуал: а ритуал их был в том, что братику - нельзя не ответить. И он тоже поцеловал его по губам, а потом ещё и чуточку глубже. Он снова показал Людвигу новое, как давным-давно показывал выпады, удары и трюки в Тиргартене, он снова повёл младшего за собой и учил. Германия впитывал в себя урок, отвечая, повторяя за братом и показывая, что у него получилось.

Они целовались так долго, что дыхания уж совсем не хватало, и пришлось всё-таки отодвинуться, чтобы дать друг другу немного передохнуть. А потом - вот потом надо было обязательно попробовать ещё раз, а то как же! Ведь каждый урок требовал закрепления, и брат всегда учил Людвига, что нужно обязательно повторять пройденное и тренироваться дальше, чтобы всё крепко-накрепко усвоить и делать без единого промаха!

Вот Людвиг и тренировался. Целовал, отвечал и снова целовал. Губы у Гилберта были слишком родными, и обнимать его было слишком правильно, хорошо и нужно - ну вот прямо как дышать или просыпаться с утра, ведь иначе-то просто не получается и без этого никак. Людвиг целовал брата без остановки и нежно, хоть и не изменял при том своей любви к чёткости и умеренной силе.

А потом, уже когда надо было заканчивать, потому что их ждали другие дела, он понял, что теперь в в их ритуале кое-что изменилось. Ведь раньше как было: Гилберт делал шаг, а потом - Людвиг, ему навстречу, и всё на том заканчивалось, традиция исполнялась. А теперь ведь, получается, он первый по-новому брата поцеловал, а брат его - в ответ. А на таком закончить никак нельзя было, и следовало прижаться губами к брату ещё разок, обязательно! Вот только Гилберт после этого тоже отвечал, и всё начиналось сначала. Людвиг понял, что так могло продолжаться долго-долго - вот прямо сколько они захотят.

Ну а потом, когда они уже спали вместе каждую ночь и обязательно под одним одеялом, Германия ещё догадался: когда они прекращали, это всегда означало, что после этого - уж точно продолжат. От этой новой мысли у Людвига сердце ёкнуло радостно, ведь, когда он был маленьким, он часто так не хотел, чтобы брат от него уходил куда-то. Но зато теперь Германия его целовал каждый раз и знал, что никуда уже Гилберт не уйдёт - ему же тоже важно было младшему ответить! А если даже уйдёт или сам Людвиг уйдёт - то каждый из них точно-точно вернётся. Не только потому, что обещал брату, но и потому, что их ритуал обязательно надо продолжить.

Ведь брату всегда нужно отвечать, когда он тебя обнимает, целует и любит. Потому что каждый из них знал: по-другому жить не получится - и всё тут.