— Лань Чжань, бросай свой гуцинь и идём гулять!
Вэй Ин стоял под раскидистым деревом яблони и кричал, сложив рупором загорелые руки. Он очень старался, напрягая натруженные лёгкие, чтобы звук его голоса добрался до четвёртого этажа музыкальной школы. Пальцы Лань Чжаня замерли, не достигнув поверхности струн. Он повернул голову в сторону окна. Возможно, даже если б Вэй Ин позвал его шёпотом, Ванцзи услышал бы этот зов.
Отсюда, с высоты четырёх этажей, он видел, как ослепительно улыбался этот мальчишка. Как солнце высветлило его лицо, нежно целуя каждую дрожащую ресницу. Как майский ветер трепал нелепый маленький хвостик на затылке, пробегал по рубашке и разносил звук его голоса прямо по окнам музыкальной школы.
— Он не выйдет, придурок, — процедил Цзян Чэн, плечом подпирая мощный ствол дерева. — С чего ты вообще решил, что звать человека, играющего на древнем цине, с нами на рок-концерт — это крутая идея?
Вэй Ин обернулся и пожал плечами:
— Ему нравится эта группа, я видел заставку на телефоне.
Цзян Чэн демонстративно закатил глаза, но больше ничего не сказал.
Лань Чжань опустил взгляд на свой гуцинь. Когда ты один в классе, можно не беспокоиться, что кто-то заметит складку между твоих бровей.
— Почему ты ещё здесь? — голова Лань Сичэня показалась в дверях. — Разве тебя не ждут на улице?
— Неважно, — струны гуциня, казалось, вот-вот начнут плавиться под таким пристальным взглядом.
— Это же концерт твоей любимой группы.
— Мне всё равно.
— Почему ты упрямишься, ты же хочешь пойти, — Сичэнь улыбнулся так, как всегда улыбался в ответ на отказы младшего брата — немного лукаво, но в основном нежно-нежно.
Лань Чжань не мог знать, почему именно, но на интуитивном, животном уровне он чувствовал опасность, исходящую от этого солнечного мальчика, любимчика всех девчонок и главной головной боли его дяди. Он не понимал, почему робость, граничащая с паникой, накатывает каждый раз, стоит ему услышать своё имя, слетевшее с этих нервных, потрескавшихся губ.
— Он просто смеётся надо мной, — прошептал Лань Чжань себе под нос в надежде, что брат этого не услышит.
— Кто? — брови Сичэня взметнулись вверх.
— Вэй Ин.
— Тогда зачем ему звать тебя так долго? Пары раз было бы достаточно. Сдаётся мне, — уголки губ Сичэня поползли вверх, — что он действительно хочет, чтобы ты пошёл.
— Я не пойду, — Лань Чжань стоял на своём.
В этот момент за окном снова раздался крик и оба брата повернули голову в сторону источника звука.
— Лань Чжань, если ты не поторопишься, они начнут без нас!
Ванцзи опустил взгляд на гуцинь. Его лицо застыло холодной маской, но в груди разливались реки огня.
Секундное колебание переросло в горячечный шёпот:
— Брат, если я уйду, дядя не будет против?
Сичэнь улыбнулся:
— Я всё улажу. Главное, не приходи слишком поздно.
Лань Чжань встал и быстрым шагом направился к выходу из класса. Поравнявшись с братом, он молча кивнул, а Сичэнь увидел, как на дне его глаз глубокими омутами плещется благодарность.
— А вот и ты! — Усянь радостно замахал руками, завидя, как Лань Ванцзи выходит из дверей школы. Тут же повернулся к Цзян Чэну: — А ты говорил, что не придёт!
Цзян Чэн на это лишь закатил глаза. Спорить со сводным братом можно было до умопомрачения.
— Не Хуайсан будет ждать у входа в клуб, так что давайте поторопимся! — с этими словами Вэй Ин взял под локти Цзян Чэна с Лань Чжанем и потащил прочь от музыкальной школы.
Сначала Лань Чжань пытался отстраниться, осторожно снять чужую руку, но почему-то медлил, всё оттягивая этот момент. А потом, когда они завернули и школа скрылась из поля зрения, Вэй Ин отпустил сам. Всю дорогу он делился ожиданиями от концерта и разговаривал так громко, что люди на улице оборачивались, а Цзян Чэн шикал, приказывая «трепаться потише».
Лань Чжань слушал эту весёлую чепуху, и постепенно неловкость отступала. Ему уже было всё равно, с какой громкостью разговаривает Вэй Ин и сколько старушек посетовало на его невоспитанность — Ванцзи просто слушал голос Усяня. То, о чём он говорил, было действительно интересным. Парень рассказывал о последних гастролях группы и записях концертов, которые смотрел, а Лань Чжаню оставалось лишь кивать и иногда утвердительно хмыкать на вопросы в духе: «А вам тоже кажется, что после смены басиста песни стали звучать в другой тональности?»
Так, препираясь и пошучивая, компания добралась до клуба. Усянь скоро высмотрел в толпе собравшихся знакомую фигуру, быстро-быстро замахал обеими руками:
— Вон он, в самом начале очереди! — и, резко обернувшись к Ванцзи, подмигнул: — Хороший стратег знает, что делать, чтобы не стоять в толкотне часами.
— Поставить туда вместо себя своего друга, — закатил глаза Цзян Чэн. — Тоже мне стратегия.
— Эй, вообще-то это он предложил!
Они наконец-то пробрались сквозь толпу к невысокому темноволосому юноше, который то и дело крутил в руках свой мобильник.
— Лань Чжань, знакомься, — Усянь вцепился в плечо Ванцзи, привлекая его внимание, — это Не Хуайсан, мой лучший друг ещё с начальной школы!
— Очень приятно, — кивнул Лань Ванцзи.
Парень улыбнулся в ответ:
— Взаимно! Я наслышан о тебе.
Лань Чжань только и успел заметить, как Вэй Ин внезапно шикнул на друга.
— Скоро пустят? — он кивнул на закрытые двери клуба.
— Вот-вот должны, — ответил Не Хуайсан, принимаясь снова вертеть телефон в руках, заслоняя чёрным прямоугольником половину лица.
Действительно, ждать пришлось совсем недолго. Вскоре после их прихода щуплый менеджер с бейджиком на груди распахнул двери и спешно отскочил в сторону, начиная проверять билеты. Многоликая, громкоголосая толпа ввалилась в плохо освещённое помещение клуба и кубарем устремилась поближе к сцене. Усянь нырял между людьми и не гнушался расталкивать их локтями. Заметив, что друзья отстают, он развернулся к ним и схватил первого попавшегося, крича, что нужно поторопиться. Ванцзи от неожиданности широко распахнул глаза и посильнее сжал чужие пальцы, вонзившиеся в его ладонь.
Они пропихнулись к самой сцене, а вслед за ними, но чуть поодаль, встали Цзян Чэн с Не Хуайсаном. Горячий от предвкушения, Усянь слегка дёрнул руку Ванцзи, когда на сцену вышли участники группы.
— Сейчас-сейчас, — почти прошептал он, а когда весь зал зашёлся в экстазе аплодисментов, присоединился к нему, звонко отбивая друг о друга вспотевшие ладони.
Ванцзи всё ещё ощущал его тепло на своей руке.
Концерт был оглушающим, необъятным и всеобъемлющим. Лань Чжаня подхватило и унесло с собой цунами из звуков голоса и музыки, запахов искусственного дыма и пота, прикосновений Усяня и всех остальных, толкающих его в толпе от переполняющих эмоций. Блеск софитов, улыбка вокалиста и профиль по соседству, резко очерченный контражуром. У Лань Чжаня закружилась голова, всё это было для него уже слишком.
А потом.
Стало ещё больше.
Потому что уже практически в конце солист чуть замедлился, переводя дух, и радостно воскликнул прямо в микрофон:
— А теперь, если хотите целоваться — целуйтесь!
Периферийным зрением Лань Чжань заметил, как парочки потянулись друг к другу, наклонили головы, сливаясь в целое, захлёбываясь своими эмоциями и желая разделить их на два. А затем услышал, как кто-то его позвал. Совсем близко и очень нетерпеливо. Он повернулся на звук голоса и увидел лицо Усяня, лоснящийся от пота подбородок, блики софитов на щеках, зацепил взглядом чужие горящие глаза. А затем скользнул ниже и больше уже не видел ничего, кроме приоткрытых искусанных губ. Губ, которые в одно мгновение накрыли его собственные и смяли их в сумасшедшем порыве. От этих губ исходил жар, и вдруг Лань Чжань почувствовал, как, минуя их, скользкой змейкой в его рот юркнуло что-то ещё. Что-то дерзкое, подвижное, очень любопытное. Оно пробежало по зубам Лань Чжаня, взметнулось к нёбу и упало обессиленной пташкой на его язык. А затем снова закружилось, повторяя пройденный путь. Руки Вэй Ина плотно сжались вокруг шеи Лань Чжаня, а тот никак не знал, куда девать собственные. Инстинктивно он примостил их на талии Усяня, дивясь самому себе, что не отталкивает этого дерзкого мальчишку. Не отталкивает, но отвечает сам, и его язык, словно он отдельное существо, тянется за новыми ласками. И будто со стороны, будто простой обыватель, Лань Чжань наблюдает, как его руки всё плотнее сжимают талию Усяня. Словно так правильно, так надо, так и хотелось.
Эйфория длится раз, два, три, целую минуту, а после Усянь резко отстраняется, весёлый, разгорячённый, улыбка ползёт от ямочки до ямочки, а губы звонко алеют припухлостью. В нечётком свете софитов разглядеть это непросто, но Лань Чжань внимательный, он смотрит прямо, завороженно, словно одурманенный опиумом или чем-то (кем-то?) похуже. Без чужого языка губам вдруг сухо и как-то неуютно, и первые секунды Лань Чжань, будто ребёнок, только вылезший из тёплой утробы матери, хочет кричать в обиде оставленного, выплюнутого, разделённого навеки с той обволакивающей негой, что длилась слишком мало.
На лице Лань Чжаня привычная маска сдержанной отстранённости пошла трещинами, начала крошиться, фарфоровыми осколками опадая под ноги танцующим. Песня закончилась, а Вэй Ин, секунду назад заговорщицки улыбавшийся смелым открытым взглядом, устремил взор на сцену, отвернулся от напарника по преступлению и уже качал головой в такт новой композиции. Композиции, которую Лань Чжань уже не слышал.
— Офигенный концерт, правда? — Вэй Ин локтем пихнул Цзян Чэна в грудь. — Правда, я вас в толпе совсем потерял из виду, только Лань Чжаня удалось найти.
— Конечно, ты так в него вцепился, придурок! — мигом вспылил брат. — Удивляюсь, как Ванцзи это стерпел.
— Ну что вы, Вэй Ин ведь это сделал, чтобы занять лучшие места, — Не Хуайсан, как обычно, служил буфером для этих двоих. — Мы стояли чуть позади вас.
Лань Чжань слушал их радостный трёп вполуха. Мысли всё ещё были заняты тем поцелуем, его первым поцелуем. Надо же так, в шестнадцать впервые столкнуться губами с парнем! И горестнее всего было то, что Лань Чжань, хоть и был шокирован, совершенно об этом не жалел.
— Мы с Цзян Чэном пойдём пешком, тут недалеко, — кинул Вэй Ин, — а Лань Чжаню и Не Хуайсану в другую сторону.
— Закажем такси? — обернулся Не Хуайсан, вопросительно глядя на Ванцзи. В руках он сжимал телефон, и Лань Чжань мог поклясться, что он ни на миг не выпускал его даже во время концерта.
— Мгм, — кивнул юноша.
Половину дороги они молчали, уставившись на сливающиеся кляксы домов и деревьев за окном. Время перевалило за полночь, после всех треволнений Лань Чжаня наконец попустило и неумолимо клонило в сон. Благо, расслабляющая музыка, льющаяся по салону, располагала.
— Лань Ванцзи, — окликнул его спутник внезапно серьёзным тоном, который никак не вязался с улыбчивым мальчишкой, которым тот был большую часть времени, — насчёт сегодняшнего…
Смысл слов не сразу дошёл до разомлевшего в тепле Лань Чжаня, но когда он понял, что именно имеет в виду Не Хуайсан под «сегодняшним», сердце заколотилось так, что налёт неги спал с него моментально.
Не Хуайсан продолжил:
— Цзян Чэн не видел вас, я — могила, даже не переживай. Но могу я дать тебе один совет?
— Мгм, — Лань Чжань инстинктивно напрягся, вцепился пальцами в шершавую обивку кресла.
— Не придавай этому большого значения. Усянь — славный малый, но для него такие выкрутасы в порядке вещей, а значит, ничего не стоят. Я бы даже не удивился, если б узнал, что он и Цзян Чэна успел чмокнуть разок во время игры в бутылочку. Поэтому, если ты чувствуешь себя оскорблённым…
Это явно не то, как Лань Чжань себя чувствовал.
Не Хуайсан продолжал:
— …в общем, забей. Может, он даже не вспомнит об этом завтра, не стоит себя накручивать.
От этих слов у Лань Чжаня внутри что-то ухнуло и окатило его волной мурашек. Всё, что он смог выдавить из себя, было жалкое «Мгм».
До своей комнаты Лань Ванцзи пробирался как по минному полю. Открыв входную дверь своим ключом, он прошмыгнул к лестнице на второй этаж, и тут его постигло следующее испытание. Юноша совсем забыл, насколько громкими в полнейшей тишине могут быть деревянные ступени, скрипучие от старости. Кажется, без небольшого концерта не обойдётся.
Первая же ступенька подала голос. Комната дяди, как назло, была ближе всех к лестнице. Затаив дыхание, Лань Чжань попытался миновать предательскую ступеньку, поставив ногу сразу на третью. Однако и она оказалась «певучей». Вне себя от ужаса, Ванцзи услышал, как ворочается в комнате дядя, а затем, добравшись до пятой ступени, он уловил приглушённый стук чьих-то шагов. Лань Чжань так и застыл на месте, солдатиком вытянувшись в струночку и вцепившись мёртвой хваткой в деревянные перила.
В конце лестницы показался силуэт брата, освещённый лунным сиянием из окна. Он поманил рукой и быстро оглянулся на комнату дяди.
Присутствие Сичэня придало Лань Чжаню сил. Теперь он ступал решительнее и смог оторвать вспотевшую ладонь от перил. Но когда до последней ступеньки было уже рукой подать, из комнаты дяди донёсся глухой сонный голос:
— Кто там шастает?
Мгновенное промедление — и паника в глазах Лань Чжаня готова вырваться наружу. Юноша так и застыл с занесённой над ступенью ногой.
— Это я ходил попить воды, — отозвался Сичэнь, развернувшись вполоборота к закрытой двери. Больше звуков за ней слышно не было.
Добравшись до своей комнаты, Лань Чжань обессиленно рухнул на кровать. Юркнувший за ним Сичэнь оглядел картину и чему-то беззвучно усмехнулся.
— Как всё прошло?
Лань Чжань ответил не сразу, словно что-то обдумывая.
— Нормально.
— Понравился концерт?
— Мгм.
— А твои друзья, повеселился с ними?
От этого вопроса Лань Чжаня повело, но он быстро совладал с собой на этот раз. Юноша лишь кивнул.
— Хорошо, — улыбнулся брат. — Ложись спать. Я сказал дяде, что ты весь вечер корпел за уроками в своей комнате и никуда не выходил. Запомни на всякий случай, — с этими словами он развернулся и вышел из комнаты, прикрыв за собой дверь.
А Лань Ванцзи остался лежать, измотанный сегодняшним днём. В голове сцена с поцелуем мешалась со словами Хуайсана, набатом звучащими в ушах:
«Может, он даже не вспомнит об этом».
На следующий день всё было как раньше. Пасмурное утро, ещё не проснувшееся, но уже уставшее, пресный завтрак, стрелки на брюках, о которые можно порезаться, безукоризненно белая рубашка. Младший Лань ещё даже не догадывался, что под ней разгорается пожар, в котором он будет гореть годы.
Конечно, Лань Чжань волновался по дороге в школу. Лань Сичэнь отвлекал его праздными беседами о нотном стане и сложности программы следующего года, но Лань Чжань слушал вполуха, готовясь (ожидая? Предвкушая? Боясь?) к встрече с Вэй Ином. Он не знал, что скажет ему, да и стоит что-то вообще говорить? Наверное, он хотел бы обсудить то, что произошло, как-то понять, что это вообще было, но…
— Лань Чжань, Лань Сичэнь, доброе утро! — словно вихрь пролетел возле них, остановившись в паре метров от братьев. Вэй Усянь привычно скалил зубы в улыбке и решительно шагал по дороге спиной вперёд.
— Ты сегодня рано, — Лань Сичэнь ответил на приветствие и вернул улыбку. В его исполнении она смотрелась менее экспрессивно.
— Доброе утро, Вэй Ин, — отозвался Лань Чжань и внимательно посмотрел на мальчишку, ожидая его реакцию. Но реакция была самой обыкновенной.
Вэй Ин кивнул напоследок и умчался к Цзян Чэну, который шёл на почтительном расстоянии от братьев Лань. Лань Чжань видел, как весело он кружил вокруг своего спутника, развешивая с мастерством шеф-повара длинную лапшу на уши всем, кто оказался захвачен в весёлый круговорот его трескотни.
Лань Чжань бы тоже хотел быть среди них.
— Нет, всё началось не с поцелуя, — Лань Чжань складывает руки в замок и прикрывает глаза. Его собеседница хмыкает, приглашая продолжать рассказ. — Это была даже не завязка.
— А что тогда было началом? — женщина приподнимает брови, внимательно глядя в лицо мужа.
Лань Чжань молчит долго, вспоминая.
— Однажды я услышал, как он играет на флейте.
Это было за два года до поцелуя. Показательное выступление школы, на котором должны были присутствовать все самые одарённые её ученики. Юные таланты исполняли свои коронные номера, как выпестованные зверьки, пытаясь не забыть, чему их учили весь прошлый год. Многие, стараясь успокоиться перед выступлением, прохаживали взад и вперёд по длинному коридору, чем невозможно бесили остальных участников этой небольшой ярмарки тщеславия.
Из пёстрой толпы выделялись братья Лань. Они сидели ровно и смирно, как цепные псы, уверенные в своём мастерстве. Их ожидание было сродни медитации: прямые спины, прикрытые глаза, сосредоточенный вид и руки, сложенные на груди. Всё упорядоченно, спокойно и…
— Вау, это ещё что? Дай поглядеть, а? — из «медитации» Лань Чжаня вывел восторженный мальчишеский возглас прямо под ухом.
Пришлось открыть глаза.
Взмахнув смоляными ресницами, Лань Чжань увидел прямо перед собой парнишку в красной рубахе и с копной чёрных волос, собранных в уже растрёпанный хвост. Мальчишка выглядел как его ровесник, но Лань Чжань практически не общался с другими учениками, поэтому не мог разглядеть главную головную боль своего собственного дяди во всей красе. А дядя, в свою очередь, предпочёл бы, чтобы Лань Чжань и его головная боль никогда и ни при каких обстоятельствах не встречались.
Мальчишка заинтересованно указывал на инструмент, лежащий перед Лань Чжанем в чехле. Кажется, он был бы рад, если б Лань Чжань любезно согласился показать, какую тайну скрывает этот чёрный саркофаг.
— Это гуцинь, — ответил он. — Древний китайский инструмент.
— О, — протянул мальчишка. — Если не возражаешь, я бы хотел поглядеть на него без чехла.
«Ну конечно», — вздохнул про себя Лань Чжань. Не дай бог этот малец испортит инструмент, что он тогда будет делать и как объяснит это дяде?
— Нет, — сказал он вслух, искоса глядя на мальчишку.
Тот не обиделся, но точно удивился. Он совсем по-детски склонил голову на бок, в глазах читался вопрос.
— Брат, не будь так строг, — улыбнулся Лань Сичэнь, — ничего не будет, если Вэй Усянь посмотрит инструмент.
Под ласковым взглядом брата Лань Чжаню пришлось вынуть гуцинь из чехла. Любопытные серые глаза забегали по белоснежному каркасу.
— Я потрогаю?
— Нет.
— Брат, не будь таким букой.
После этого короткого знакомства Лань Ванцзи снова увидел мальца уже на сцене. Ловкими тонкими пальцами он извлекал из флейты чудесные звуки, которые наполняли собой весь зал. «Этот Вэй Ин действительно хорош, не находишь?», шепнул Лань Сичэнь на ухо брату. Лань Чжань кивнул невпопад, не слушая вопрос. Всё его существо было сосредоточено на фигуре на сцене, на проворных пальцах и губах, которые рождали чудесную, дьявольски чарующую мелодию. Мальчишка отдавался ей так самозабвенно, что, казалось, для него создавать музыку было так же необходимо, как для всех иных просто дышать.
— Тебе нравится? — снова спросил Лань Сичэнь, искоса поглядывая на брата. Они сидели в зрительном зале, около прохода, чтобы когда наступит их черёд, быстро юркнуть к выходу.
— Мгм, — выдавил Лань Чжань, но старший брат всегда читал его как открытую книгу. Вот и на этот раз, услышав ответ, он только мягко улыбнулся, отметив про себя, что Лань Чжань явно был в восторге как от игры на флейте, так и от самого музыканта.
После отчётного концерта Лань Чжань стал против воли находить Вэй Ина взглядом в толпе, различать его звонкий голос среди прочей какофонии голосов, а неделю спустя он даже набросал у себя в голове примерный график, по каким дням этот мальчишка прогуливает уроки. Вэй Ин часто попадал в кабинет директора, и тогда дядя, конечно, после длинной лекции о правилах школы, заставлял Вэй Усяня переписывать эти самые правила, чтобы парень часы просиживал в школьной библиотеке, вместо прогулок с друзьями. Сам не зная почему, Лань Чжань в эти дни тоже захаживал туда за новой книгой или учебным пособием для игры на цине. Кончики ушей слегка алели, когда Вэй Усянь окликал его и звал по имени, которое используют только родственники.
— Лань Чжань, как погодка?
— Ты не…
— Разве ты ещё не прочёл здесь все книжки?
— Как это вообще…
— Слушай, а может, заключим сделку? Ты за меня перепишешь правила, а я дам тебе что-нибудь за это? Чего ты хочешь?
— Прекрати.
— Может, что-нибудь вкусненькое?
— Вэй Ин…
— Мороженое? Или деньги?
— Перестань.
— О, или журнал с красотками? У меня есть друг, он…
— Бесстыдник!
— В яблочко!
Удивительно, но Лань Чжань старался не пропускать дни заточения Вэй Ина в библиотеке.
Так прошли годы до того злосчастного поцелуя. Они не были друзьями, не были даже людьми, которые свободно перекидываются парой фраз в коридоре, пока идут к своим классам («Видел футбольный матч по телеку?», «Да, «Броуновские львы» снова на высоте!»), но периодически Вэй Ин поддразнивал Лань Чжаня, искренне веселясь с его немногословной реакции. И одного из них такое общение вполне устраивало, а другой даже под пытками не признался бы, что хотел чего-то большего.
— Но ты никогда не обращался к нему сам, так ведь?
Женщина берёт зажигалку и пачку Lucky Strike, отходит к окну и закуривает в черноту улицы. Она даже не ждёт ответа, когда за спиной раздаётся тихое:
— Нет. Я боялся, что он всё поймёт.
Брови женщины ползут вверх, образуя причудливый плавный холмик. Она оборачивается, чтобы уловить малейшие изменения в мужской фигуре за столом.
— Поймёт что?
— Что я люблю его.
— Даже если так, то что с того?
Мужчина молчит пару мгновений, уставившись на початую чашку чая. Она давно остыла, и чаинки прибились к самому дну.
— Не Хуайсан был прав, — произносит мужчина. — Для Вэй Ина всё это было только забавной игрой.
Спустя пару недель после поцелуя, у Вэй Ина появилась девушка. Милая и очень трогательная, любящая светлые платья, рюши и заколки из детских магазинов. Видя, как они целуются за школой, Лань Чжань испытал чувства такой силы, что пришлось оставаться после уроков и до стёртых подушечек пальцев играть на цине.
Он уже чувствовал это раньше, когда видел, как панибратски ведёт себя Вэй Ин в компании других учеников. Как он приобнимает их за плечи или вовсе повисает, словно правила приличий были писаны не для него. И каждый раз Лань Чжаню приходилось врать самому себе, что ему совершенно не хочется, чтобы этот мальчишка обнимал так только его.
Лань Чжаню было семнадцать и он совершенно точно не справлялся с тем пожаром, что бушевал у него в груди.
На выпускном они пили, смеялись и обсуждали своё будущее. Вэй Ин пришёл с новой пассией, которые за полгода сменились раза четыре. И с каждой он вёл себя так, словно это был лакомый кусок пирога, вокруг которого Вэй Ин кружил как хитрый чёрный кот.
Лань Чжань никак не мог привыкнуть, что при виде этого, у него внутри всё сжимается, взрывается, тянет и скручивает, что ему сдавливает грудь настолько сильно, что приходится время от времени, когда никто не видит, хвататься за воротник и беспокойно теребить пуговицы рубашки. Теперь это стало его реальностью, и все чувства накатывали с оглушительной силой. Да, он совершенно точно не был готов к такому.
Лань Чжань всегда хотел, окончив школу, поступить в консерваторию и выйти оттуда профессиональным музыкантом. Отчасти это была мечта дяди, которая с годами стала и его мечтой. Он не занимался из-под палки, а звуки гуциня действительно успокаивали. Помимо брата, он был единственным настоящим другом Лань Чжаня.
Вэй Ин был другим. У него много интересов (он даже за годы обучения в школе нарисовал пару комиксов, которые заняли призовые места на всевозможных конкурсах). Флейта не была единственной его страстью, но у парня хорошо получалось, поэтому он тоже планировал поступать в консерваторию.
— А потом его отчислили?
— А потом его отчислили.
Женщина возвращается к столу и вновь садится напротив рассказчика. Она заглядывает в янтарные глаза с любопытством и долей сожаления.
— Но в это время я уже общался с ними со всеми, — продолжает мужчина. — Даже бывал в гостях у Вэй Ина с Цзян Чэном. Мы ходили гулять, и Вэй Ин постоянно меня задирал.
— Но тебе это нравилось.
Мужчина прикрывает глаза и утвердительно кивает:
— Мне это нравилось.
В то время Лань Чжань ещё смел надеяться. Несмотря на частые смены пассий, у Вэй Ина не было никого, кем бы он мог увлечься надолго. Это обнадёживало: может, в один прекрасный день он обратит свой взгляд и на него, Лань Чжаня. Но этот взгляд скользил по нему, не останавливаясь, как и по всем остальным, кого Вэй Ин считал просто друзьями. Он рассказывал Лань Чжаню и Не Хуайсану о своих похождениях и том, как красотки дарили ему свои первые поцелуи. Наверняка не всё из этого было правдой (Лань Чжань очень хотел на это надеяться), но звучало так убедительно, что было невозможно не поверить. Посему слушал эти россказни он недолго — становилось невыносимо от того, как Вэй Ин в очередной раз хвастал успехами на любовном поприще.
Он оказался в этой тусовке только благодаря настойчивым уговорам Вэй Ина и Не Хуайсана погулять с ними, потому что изначально мало кто из знакомых решил поступать в местную консерваторию: кто-то уехал в другие города, а кто-то и вовсе занялся чем-то более социально полезным. Так они и сблизились, просто потому что не было никого больше.
Через какое-то время к тусовке присоединился скромный паренёк, являвшийся тогдашним парнем Вэй Ина, и его сестра — лучшая студентка медицинского со взрывоопасным характером. «Встречания» продлились недолго, но изрядно попортили Лань Чжаню нервы, а бывшая пассия Вэй Усяня с сестрой так и осталась в их компании.
Вэй Ин от этого совершенно не чувствовал дискомфорта и даже любил подтрунивать над своим бывшим парнем, без зазрения совести вспоминая те деньки (месяца два), которые они были вместе. Больше всех это бесило сестру парнишки, властную и резкую девушку, чей острый ум ничуть ни уступал красоте. В какой-то момент она случайно перехватила взгляд Лань Чжаня, направленный на Вэй Ина, ловко и не по-дружески приобнимающего её брата, и поняла все без слов.
Вэй Ина отчислили на втором курсе за острый язык, хулиганство и регулярные прогулы занятий, но, кажется, он совсем не расстроился. Друзья ходили к нему с утешающими банками пива, но оказалось, что парень действительно в порядке. На тот момент Вэй Ин работал в каком-то полулегальном баре и играл в фолк-рок группе, куда тоже попал благодаря незаурядным связям. Лань Чжань со своей непереносимостью алкоголя ходил в этот бар вместе со всеми и каждый раз боялся вопроса — зачем, если он всё равно не пьёт.
Ответ был очевиден: после отчисления Вэй Ина и возрастающей нагрузки в университете посещения бара раз в неделю стали чуть ли не единственной возможностью пересечься с Усянем. Жизнь ускорялась, приобретая налёт взрослости, и говорила серьёзным тоном, словно родной дядя, отчитывающий его за поздние возвращения (брат прикрывал, но Лань Чжань всё равно стабильно попадался пару раз в месяц). Лань Цижэнь очень боялся, что его племянник связался с плохой компанией, а это ему было совершенно ни к чему, потому что на другой чаше весов всегда стояла репутация и карьера музыканта.
Этой карьерой и занятостью можно было оправдать и собственное одиночество. «У меня нет времени на отношения», — говорил Лань Чжань, когда очередной любопытствующий решал, что после пары банок пива точно выведает все, что лежит на душе у одного из самых талантливых студентов. Только Лань Чжань не пил, а лишь мысленно закатывал глаза, отваживая от себя очередного зеваку. Это становилось утомительным. Все это тянулось слишком долго и становилось ужасно утомительным. Лань Чжань даже не представлял, что можно испытывать… столько. Подобно морским приливам, его чувства то крепли и становились похожи на цунами, то вдруг истончались до нежной шелковой ленты. Последнее происходило, когда Лань Чжань злился на Вэй Ина из-за его глупых действий или из-за новой пассии (которой снова был не он) и тогда казалось, что ещё немножко, пара действий, чуточку усилий и этот шёлк не выдержит и разорвётся, перестав так сильно впиваться в бледную кожу запястий. Но тонкая и узкая, ярко-алая лента была подобна стальным тискам, и эти шелковые наручники ни разу не оставили Лань Чжаня в покое.
— Хей, Лань Чжань, когда мы уже увидим твою подружку? — подтрунивал Вэй Ин, разливая всем по «Кровавой Мэри» и оставляя Ванцзи довольствоваться пустым томатным соком.
— Отстань от него, — улыбался Не Хуайсан. — Я ничего не знаю про этого ледяного нефрита, но он выглядит как человек, который не хотел бы выставлять личное напоказ.
Не Хуайсан заговорщицки подмигнул Лань Чжаню и быстро утопил взгляд в своем бокале.
— Подумаешь недотрога! Мы знаем друг друга сотню лет, неужели у господина Ланя так много секретов от своих друзей? — не унимался Вэй Ин.
— Следи за языком, — вступился Цзян Чэн, заметив, какая глубокая складка врезалась между бровей Вэнь Цин.
— И ты на их стороне?! Братские узы нынче так слабы, — Вэй Ин картинно возвёл очи горе.
Они знали друг друга сотню лет, однако Вэй Ин так и не удосужился запомнить, что Ванцзи скорее опрокинет стопку рисового вина, чем сделает хотя бы глоток томатного сока.
— Чем больше я тебя слушаю, тем сильнее сомневаюсь в твоей адекватности.
Женщина постукивает пальцем по истлевшей сигарете. Человек напротив в этот момент кажется ей абсолютно не знакомым, далёким и несчастным. Она научилась видеть его насквозь и различать малейшее изменение в мимике, но эту историю слышит впервые и чувствует, как от неё по коже, откуда-то от поясницы, пересчитывая по пути каждый позвонок, пробегают мурашки, поднимаясь к самому затылку.
На эту словесную шпильку мужчина реагирует спокойно, как осуждённый, смирившийся со смертным приговором. Он прикрывает глаза, и их янтарный луч на пару мгновений перестаёт буравить пепельницу.
— Теперь ты знаешь.
— Прошло ведь так много времени, неужели ты не… Неужели твои чувства настолько…
Мужчина утвердительно хмыкает.
— Прости, что втянул тебя в это.
Женщина зажигает следующую сигарету. Идеальный маникюр, тёмные каштановые волосы ниспадают на плечи в эффектном каре. Она очень устала.
— Я позвоню завтра юристам, они всё уладят. Господи, как хорошо, что у нас нет детей.
— Спасибо, МяньМянь, — мужчина поднимает взгляд. — И прости.
— Тебе надо было сказать мне раньше, а не через год.
— Я думал, так будет лучше для всех. Я думал…
— Стой.
— Прости.
— Прощай.
МяньМянь встаёт порывисто, по-мужски протягивает ладонь для рукопожатия. Их брак изначально был фикцией, в которой её отец, глава крупной компании, хотел выдать дочь за выдающегося музыканта. МяньМянь нравился Лань Чжань с его серьёзным лицом и этой аурой таинственности, как у прекрасного принца из сказок. В наши дни редко встретишь кого-то настолько похожего на древнего заклинателя, статного и величественного, словно сошедшего со страниц романтических новелл. Кто же знал, что там, внутри, за этим благородным фасадом китайского мистера Дарси, такая зияющая и глубокая, зарубцованная и всё-таки не затянувшаяся дыра.
Лань Чжань ухватился за этот брак как за надежду, что сможет наконец-то избавиться от подростковых чувств. Ему уже 25, он должен прожить свою жизнь так, чтобы никому за него не было стыдно, особенно дяде, который воспитывал его с младых ногтей и приложил столько сил, чтобы он стал порядочным человеком. Доставлять проблемы своей семье точно не входило в планы Лань Чжаня.
Однако с каждым новым днём в этом странном браке он всё сильнее чувствовал, что стал ещё более одиноким, чем был раньше. Что теперь у него забрали даже надежду на то, что он когда-нибудь сможет быть с… Он запрещал себе даже мечтать об этом, но однажды брат нашёл Лань Чжаня, погружённого в свои мысли и бездумно наигрывающего какую-то мелодию на гуцине. Звуки плыли по комнате, оседая на васильковых стенах, развевали занавески на окне и мирно опускались на плечи музыканта.
— Что-то знакомое, — улыбнулся Лань Сичэнь. — Раньше я часто слышал эту мелодию. Не хочешь слегка доработать и включить в программу мирового турне?
Лань Чжань вздрогнул от резко раздавшегося голоса. Музыка умирающей птицей напоследок в судороге взметнула крыльями и оборвалась на середине.
— Не думаю, что это хорошая идея, — Лань Чжань провёл ладонью по утихающим струнам.
— Уверен? Звучит отлично. Как она называется?
— Это… — Лань Чжань почувствовал, как лёгким резко перестало хватать воздуха, словно он был рыбой, вышвырнутой на камни ледяными водами океана. Он распахнул губы — раз, второй, третий — и внезапно почувствовал, как горло сковало спазмом.
В следующее мгновение Лань Сичэнь сжимал дрожащие плечи беззвучно плачущего брата.
После развода дядя хранил молчание. Уподобившись каменному истукану древности, он перестал общаться с младшим племянником, и Лань Чжань понимал, что ему, человеку, больше всего ратующему за этот пластмассовый брак, нужно было немного времени, много времени, столько времени, чтобы вдоволь намедитироваться на резиновом коврике с этими постоянными «оом» и постными диетами для поддержания здоровья почек. Лань Чжань не давил — на носу был его первый мировой тур в качестве музыканта: Калифорния, Париж, Санкт-Петербург, Рим, Осло и другие города, где о нём будут говорить как о первом гуцине Китая. («О, вы не знаете, что такое гуцинь? Это древнее, древнее искусство, очень необычно, обязательно послушайте!») Вэй Ин смеялся и говорил, что богатеи будут показывать на Лань Чжаня пальцем, оценивая мелодию его инструмента, как голос диковинной и давно вымершей птицы, которую посадили в золотую клетку и приказали развлекать тех, кому захотелось экзотики. Цзян Чэн осаживал брата, но Лань Чжань чувствовал, что тот прав. Игрушечная жизнь маленькой птицы, у которой вырвали сердце. Но когда она поёт, то ненадолго забывает об этом. Когда он играет, не остаётся никого, кроме него и музыки его циня.
Поэтому Лань Чжань не хотел исполнять ту мелодию. С ней в его мир проникнут и «эти» чувства.
— Лань Чжань-Лань Чжань! Почему ты не сказал, что первый концерт тура будет в Пекине? — Усянь перегнулся через барную стойку и пристально вглядывался своими невыносимыми пытливыми глазами в лицо мужчины. — Ты же будешь с новой программой? Достанешь проходку?
— Придурок, спрашивать о таком! У тебя ни грамма совести, — Цзян Чэн устало потёр переносицу, пока Не Хуайсан прятал лукавый взгляд в «Сексе на пляже».
— Да брось, всегда ведь доставал, — надулся Усянь, вернувшись на свое место.
Лань Чжань завороженно следил за изяществом пальцев, крутящих шейкер как волшебную палочку.
— Хорошо, — сказал он в секундной тишине.
— Что-о, правда? Лань Чжань лучший!
Усянь взвизгнул, тряхнув головой, отчего короткий хвостик заплясал в воздухе. Не Хуайсан усмехнулся, глядя на то, как подвисает Лань Ванцзи, откровенно любуясь их барменом. Улыбка вышла кислой, наверное, из-за клюквенной нотки в коктейле.
— Ты всё же решил включить её? — Лань Сичэнь задумчиво разглядывал ровную нотную вязь на листах. Закатное солнце вычерчивало его силуэт в мягком контражуре, лучи золотом оглаживали прямую спину и плечи.
— Да, — Лань Чжань бездумно водил пальцами по циню, стараясь не пересекаться взглядом с братом.
— Могу я узнать причину?
— Это будет признание.
Стоя на сцене, под пристальным взглядом софитов, под восхищённые вздохи публики, Ванцзи исполнил весь свой репертуар от начала до самого конца. Струны старого циня, помнящего его ещё мальчишкой, дрожали от каждого прикосновения, а мелодия, подобно хрустальным бабочкам, разлеталась по всему залу и падала, ударяясь о стены и потолок. Каждый раз для него она была откровением, эта игра, а когда Лань Чжань выходил на сцену, то позволял публике подглядеть за таинством его молитвы. В конце концов, она была единственным, что останется с ним до конца.
Зал долго рукоплескал, и звуки хлопков напоминали шум горного ручья, серебрившего свои волны под ласковыми лучами восходящего солнца. А когда его пригласили на бис, Лань Чжань вышел на сцену вновь, коротко поклонился и исполнил заключительную композицию.
По правде говоря, она была предназначена для слуха лишь одного человека, однако Лань Ванцзи был великодушен: он позволил каждому в этом зале стать пылинкой в его истории. А человек, которому посвящалась композиция, сидел здесь же, неотрывно следя за хитросплетением нот.
Позже Вэй Усянь крадётся в гримёрку с охапкой белых лилий. Он входит без стука, уверенный в том, что за дверью и без того будут ему рады.
— Ты отлично выступил сегодня, — улыбается мужчина. — Как и всегда.
— Спасибо, — Лань Чжань сидит перед зеркалом, медленно развязывая белую налобную ленту. Брат затянул слишком туго, и эта часть реквизита всё никак не хочет сдаваться. Надо же, белоснежное ханьфу было посговорчивее.
— Та композиция в конце, раньше я её не слышал, — Вэй Ин ставит букет в вазу и приближается к зеркалу. В отражении Лань Чжань различает озорной блеск чужих глаз. — Давай помогу с лентой.
— Да, — Лань Чжань внутренне напрягается, ощущая тот самый момент. Костяшки пальцев белеют, а на ладонях очерчиваются лунки от ногтей. — Я раньше её не исполнял.
— О, так она новая? — под ловкими пальцами дело идёт споро, и лента белой змейкой вьётся по рукам Вэй Ина.
— Не совсем. Ей уже много лет.
— Как она называется?
— «Вансянь».
Лань Чжань прямо смотрит в лицо Вэй Ина, отражающееся в гримёрном зеркале. Губы мужчины дрожат, движения рук замедляются.
— Это…
— Я люблю тебя.
Три, два, один — буря в глазах Вэй Ина длится всего пару секунд. Он поднимает взгляд, встречаясь с янтарным блеском в зеркальном отражении.
— Я знаю. Уже много лет.
Ногти до боли впиваются в нежную кожу, а лунки грозятся оставить синеватый след.
— Как?.. — голос, лишённый жизни.
— Твой брат рассказал однажды, знаешь, вы, Лани, совсем не умеете пить.
— И… что ты об этом думаешь? — эта пауза между вопросом и ответом грозится свести с ума.
Вэй Ин наконец-то заканчивает с лентой, наклоняется и легко целует макушку Лань Чжаня. Касается плеч, словно мастер касается своего изваяния, пытаясь придать ему верную форму. Распрямляется.
— Думаю, что без меня тебе будет лучше. По правде говоря, нам обоим будет лучше друг без друга.
— Что? — Лань Чжань не понимает. Звуки доходят до его ушей разбитые и никак не желают складываться в слова. Что значит это «лучше друг без друга»? Почему лучше? Ведь он так долго… так много лет в деталях представлял, как им будет хорошо вместе. Так почему единственный человек, которому он смог открыться, отвечает совсем не то, что Ванцзи хотел бы услышать?
— Прости. Не хочу давать надежду. Я люблю свободу. Я люблю пить, веселиться, уходить каждый раз с кем-то новым под конец вечеринки. Люблю просыпаться с разными людьми, люблю, ну, знаешь, — Вэй Ин взмахивает лентой, подбирая слова, — не принадлежать.
— Но я люблю тебя, — Лань Чжань встаёт со стула и поворачивается лицом к Усяню. В глазах — испуг и то, что всё ещё можно принять за надежду.
— Спасибо за это, — такой улыбкой Вэй Ин может укладывать осуждённых на бамбуковый ковёр, чтобы его ростки за сутки сделали из несчастных покорное решето. Он протягивает руку с белой лентой, — и прости.
Лань Ванцзи выступал на лучших сценах мира, собирая комплименты своему таланту, словно нанизывая жемчужные бусины на нить ожерелья. Ему рукоплескали в Японии и Монако, Чехии и Израиле, Словении и множестве других стран, куда он привозил свой древний инструмент, свою звонкую музыку и свою боль. На каждой сцене, когда его вызывали на бис, он исполнял «Вансянь», по крупицам рассказывая историю не древних заклинателей и императоров из музыкальных легенд, а свою, в надежде, что та тяжесть, которую он нёс в своём сердце, которая отравляла каждый его день, станет хоть немного легче.
Лань Хуань звонил каждый вечер, расспрашивая, как прошёл очередной концерт, рассказывая, как дела дома. И однажды Лань Чжань не выдержал:
— Ты видел его?
— Брат…
— Просто ответь.
— Да.
— Он улыбался?
Мобильный телефон передал тяжёлый вздох, раздавшийся за тысячу километров от Лань Чжаня.
— Да.
— Хорошо, — уголки губ Ванцзи слегка приподнялись. — Это действительно хорошо.