Я хрупко улыбнулся высокому парню напротив и вздрогнул — холодный ветер прошибал насквозь, а я стоял в одной лишь толстовке.
Солнце уже начинало подниматься, и небо теперь играло мягкими красными, оранжевыми и розовыми цветами. Краски отражались на лице, создавали озорной блеск в глазах, и всё вокруг теперь воспринималось совсем по-другому. Мне казалось, что почему-то идёт самый-самый важный момент в моей жизни — желудок словно бы сжали в комок, как клочок ненужной бумаги, а ещё там всё продолжали летать бабочки.
Рудольф тоже улыбался, нежно и так необычно для него, даже без этой обычной глупой ухмылки, которая всегда казалась мне похожей на дикий оскал. Сейчас он напоминал птицу, красивую и хищную: наверняка какого-то гордого орла, вот только слегка потрепанного. Но это все ещё был Рудольф, в своей привычной кожаной куртке и со смешной причёской.
Небо проходило на розовый пион, медленно расцветало бледно-голубыми красками, а и без того редкие звезды всё продолжали испаряться. Глаза слепило и спать хотелось. Я бы и заснул, прямо здесь, у Рудольфа на плече, если бы только мог.
Новый сильный порыв ветра вновь заставил вздрогнуть, а ещё понёс белые лепестки расцветающих яблонь и вишен. Мы стояли прямо здесь, в саду, среди деревьев, а зачем — непонятно. Это просто было красиво.
— Ты так смотришь на меня, что я не уверен, что смогу сдержаться… — тихо шептал Рудольф, щекоча ухо горячим дыханием.
Я чувствовал, как рдеют щеки, как сердце начинает быстро биться.
— Я не уверен, что против… — прошептал в ответ.
Почему мы так тихо говорили — честно не знаю, ведь кроме нас здесь никого не было.
Защебетала первая птица, звонкой трелью разнося какие-то вести по саду. Всё вокруг сразу же наполнилось звуками.
Рудольф медленно опустил руку мне на плечо, а я всё улыбался, как самый глупый, наивный, влюбленный дурак.
Небо перетекало в ярко-голубой, а блики в глазах постепенно исчезали. Рудольф взял мою тёплую ладонь в свою вечно ледяную. Пора идти, иначе нас все потеряют.