Татуин.

В полумиле от Дюнного моря начинается спор. Начинается с того, что Кандерус, как она поняла, дразнит Бастилу. Правда, она также знает, что слова Кандеруса многие интерпретируют не так.

— Знаешь, Бастила, до меня дошёл слух, что вулкары схватили тебя практически без боя. Наверное, тебе неловко быть побеждённой горсткой уличных хулиганов?

— Там были свои обстоятельства.

Она вздыхает. То, что ждёт их впереди, намного важнее любых свар между наёмником и совсем ещё зелёной джедайкой, и она говорит им об этом. Но им плевать. А в ходе спора Кандерус снова вспоминает старое имя.

— Это ваша проблема, джедаи. Вы всё время воспеваете мир и его защиту, но никогда не готовы к битве. Ну, кроме Реван.

Она позволяет этому заявлению повиснуть в тишине, она остро чувствует его взгляд в спину. Ей это не нравится.

— Хватит! — Бастила заканчивает их склоку.

Ветры пустыни мелко кусают её лицо — песок встречает обнажённую кожу. В последний раз, когда она была здесь, ей нужно было беспокоиться совсем не об этом.

Она прочищает горло, плотнее прикрывает шарфом нижнюю половину лица, которую не закрывают очки.

— Звёздная карта ждёт нас. Продолжаем ехать.

***

Она не успевает добежать до освежителя. Дверь за её спиной закрывается, и она сгибается пополам, опираясь на спинку кровати, и её тошнит на пол. Она чувствует мерзкий запах, её снова тошнит, и она скатывается на пол. Руки дрожат, она хватает себя за голову.

Дверь открывается. Она закрывает глаза.

— Уходи, Алек.

Но в приказе нет воли. Это даже не приказ, и она ненавидит слабость своего голоса, дрожь. Этого не должно было быть. С ней не должно такого быть.

Он, естественно, её не слушает. Она слышит его шаги, видит, как его ноги осторожно обходят ту дрянь, которая выплеснулась из неё на пол. Он знает, как её успокоить — это тоже неудивительно. Наверное, кто-то другой высказал бы ей соболезнования и предоставил бы плечо, чтобы поплакать. Но не Алек. Он слишком хорошо её знает.

И он не говорит ей, что всё в порядке. Вместо этого он мягко говорит:

— Кроме меня никто не заметил.

На это она кивает, упирается лбом в согнутые колени. Она на мгновение уходит в себя, а когда возвращается, Алек сидит перед ней, запах рвоты сменяется запахом моющего средства.

— В первый раз всегда труднее всего, — говорит он.

Она скрипит зубами. Хочет сказать что-то вроде того, что это не первый её раз, или что она может сделать это ещё раз с лёгкостью, но и то, и другое — ложь, и она лгунья, и иногда — иногда — Алек ловит её на этом.

— Я жалкая, — шепчет она вместо этого. Это может услышать от неё только Алек. 

Его пальцы скользят под её подбородок, приподнимают её лицо, заставляют её открыть его. В лице Алека такая мягкость, что ей хочется кричать, бросать вещи в стену и всё разрушать.

— И что ты скажешь дальше? — рычит она. — Не опекай меня!

Алек качает головой, вздыхает и садится рядом с ней. Упирается локтями в колени, повторяя её позу.

— Я и не собирался ничего говорить.

После первого её сражения в Мандалорских войнах, после того, как она впервые кого-то убила, они вместе сидят на полу в её маленькой, ничтожной каюте на маленьком, ничтожном кораблике. Наконец, Алек засыпает, и его щека лежит на её макушке, и она смотрит только на дыру в полу, ненавидит себя за нынешнюю слабость и снова и снова вспоминает, как она разрезала того мандалорского подростка.

***

Её новый световой меч гудит, проходит по диагонали. Песчаный человек издаёт какой-то низкий звук, затем замолкает навсегда и падает в грязь.

— Мы что, такие? — с отвращением говорит Бастила, выключая световой меч и оглядывая тела убитых песчаных людей. — Убиваем ради домашнего скота?

Кандерус громко фыркает, раздражённо смотрит на неё и начинает обыскивать тела.

— Я такая, — просто говорит она.

Бастила смотрит на неё, тонко-тонко сжимая губы, и быстро (но недостаточно быстро) бросает взгляд на её новое оружие.

Сначала она выключает фиолетовый, затем красный. Она понимает, что это — насмешка, и это почти вызывает её улыбку. Часть её находит… забавным наблюдать, попадётся ли Бастила на удочку. Проверять, достаточно ли она показывает, чтобы та решила попробовать вмешаться.

Она прислоняется к боку лишённой хозяина банты. Если для доступа к пещере ей нужно пасти животных — что ж, ей не сложно. Нет ничего важнее звёздной карты. Ничего.

— Ничего полезного, корм разве что. — Кандерус бросает ей сумку, она ловит.

— Сойдёт. Пошли охотиться на дракона.

***

Республиканские солдаты не знают, как с ними разговаривать — это ясно. После небольшого, но успешного сражения они все вместе сидят у самодельного костра в центре импровизированного лагеря. С одной стороны костра люди в красном и золотом, с другой — в плащах. Джедаев мало — только она, Алек и двое молодых рыцарей — Кетель и Тали.

Большинство солдат старше их, некоторые относятся к ним настороженно. Но есть и молодые, и они пытаются говорить с джедаями.

— В драке ты действительно нечто, — говорит парень справа от неё. Она сидит между солдатами и джедаями. С одной стороны Алек, с другой — этот парень.

Она пытается. Война совсем не похожа на обычные миссии, но она пытается. Пытается сделать так, чтобы её не тошнило. Чтобы не дрожали руки. Чтобы по её лицу невозможно было ничего понять. Но она этого не говорит. Потому что она наблюдала за этими людьми, видела, что они уважают. Как они общаются друг с другом. Джедаи не смогут ассимилироваться, если не научатся быть похожими на солдат, и именно она должна сделать это первой. Потому что ей нужно доверие этих людей. Они должны будут исполнять её приказы.

И она улыбается. Это милая улыбка без её обычного оскала.

— Просто у меня световой меч.

Она не умеет шутить. И разговаривать с людьми. И, если честно, мочь быть симпатичной. И поэтому, когда солдат коротко смеётся, она чуть ли не шарахается.

Но всё же не шарахается. Она продолжает улыбаться. Она изо всех сил старается поддерживать разговор. Она даже терпит руку на своих плечах. С этим одним солдатом — у неё получается. К концу, когда они уходят на покой, он даже краснеет и, заикаясь, желает ей спокойной ночи.

— Что ты делаешь? — спрашивает Алек, когда она входит в их общую палатку. Он стоит к ней спиной, раскладывает свой спальный мешок. Она видит — её мешок он уже разложил.

Как только палатка закрывается, она перестаёт контролировать лицо. Она сидит на своём спальнике и хмурится, подпирая подбородок ладонью.

— Если мы хотим, чтобы они нам доверяли, мы должны быть близки к ним.

Он замирает. Смотрит на неё через плечо. Он раздражён — это её удивляет.

— И насколько близка ты планируешь быть?

Она наклоняет голову.

— Настолько, насколько нужно. Что?

Раздражение переходит в гнев.

— Есть клятвы, — рычит он и отворачивается в ярости.

Она слишком устала, чтобы понять, что его расстроило на этот раз, поэтому она поворачивается к нему спиной и засыпает.

В следующем бою тот молодой солдат убит, и она снова заставляет себя притвориться.

***

Как только зверь падает на землю, Кандерус уходит в пещеру. Но она останавливается рядом с крайт-драконом. Она водит пальцами по его чешуе, чувствует её гладкость — влияние пустыни. Там, в пещере, находится звёздная карта, она это знает, но в этом существе есть нечто грустное — нечто, вызывающее в ней отклик. Сильный воин, убитый хитростью и отрицающий последнюю битву.

— Я счастлив дать вам часть добычи за вашу помощь! — говорит стоящий за ней охотник.

— Мы заберём её всю, — немного резко говорит она. Она смотрит в невидящий глаз дракона и чувствует что-то, близкое к жалости. Может быть, сочувствие.

Охотник смеётся.

— Боюсь, не получится. Ловушки-то были мои…

Она оборачивается. В её голосе появляется тень её прежней.

— Мы забираем всё.

Бастила смотрит на неё настороженно, с неодобрением, но охотник уже скрывается в пустыне. Сбегает туда, где его место, где место всем падальщикам и падали.

— В этом не было необходимости, — тихо говорит Бастила, когда они входят в пещеру.

Она сжимает кулаки.

— Он трус. — Она шагает вперёд. — Трусы не заслуживают трофеев.

***

Ей дают отряд. Маленький, но она знает: он вырастет. Солдаты смотрят на неё. Она знает: большинство из них добровольцы, они хотели работать с ней. Под её командованием.

Она улыбается фальшивой улыбкой. Рядом с ней Алек — его лицо не выражает ничего.

***

Звёздная карта оживает у неё перед глазами. Она закрывает глаза, чувствует лёгкость — чувствует, как часть её возвращается на своё место. Кандерус стоит рядом, и она чувствует на себе его взгляд.

— Ты ведь не джедай, — спрашивает он.

— Нет, — говорит она светящимся координатам перед собой. — Я нечто другое.

Нечто большее.

***

Эта победа небольшая, но она знает: её нужно отпраздновать, ведь это её первая победа как командира. Первая победа солдат под её командованием. Она назначает несколько дежурных и даёт отдых тем, кто сражался на её стороне планеты. Почти сразу открываются бочки и бутылки, и солдаты гуляют вместе — кто-то смеётся, кто-то танцует, кто-то прокрадывается в пустые коридоры и помещения.

Она сидит над ними и наблюдает, как всё это происходит под её болтающимися ногами. Справа от неё фляжка: алкоголь не поощрялся на Дантуине, но вот во флоте был всегда. Алек сидит рядом с ней, и они по очереди глотают эль.

— Не собираешься присоединиться к своим? — легко спрашивает он.

— Я уже пробовала. — Расчётливо, коротко, показательно. Достаточно долго, чтобы дать им выпить с ней, чтобы дать им понять, что она гордится.

Ещё пара встаёт и выходит из-за стола. Алек затягивается элем немного дольше, чем до этого.

— Тебе стоит препятствовать этому на корабле.

— Почему?

Тяжёлая пауза. Он не уточняет, и она смотрит на него. Он сжимает зубы и прожигает взглядом толпу под ними.

Она вздыхает. Он всегда лучше следовал правилам, чем она.

— Отношения, связи… Они не отвлекают, как в мирное время. Сейчас стратегически важно, чтобы они имели кого-то, за кого могли бы сражаться.

Он смотрит на неё с яростью.

— Так для тебя это всего лишь стратегия.

Она берёт у него фляжку, скользит пальцами по его пальцам, делает глоток.

— Стратегия побеждает в войнах.

Алек хмурится.

— Даже когда это делают наши?

Она поводит плечами, стряхивая напряжение сегодняшней битвы.

— Позволь им. Мы уже нарушили одну клятву.

Она встаёт — ей надоел этот разговор и люди внизу. С того первого убийства сон приходит к ней всё реже и реже, и она хочет сейчас попробовать поспать. Она отдаёт остаток эля Алеку и идёт в свою каюту.

Он смотрит ей вслед и хмурится всё сильнее.

***

Кало Норд ждёт их у входа в пещеру. Она готова просто убить его и покончить с этим, но он смотрит на неё и говорит:

— Малак обещал награду за твою голову.

Это уже решительнее, чем те ситхи-ассасины. Норд даже не смотрит на Бастилу, ему важна лишь она. Он здесь ради неё. Только ради неё.

Они убивают его, и Кандерус делает последний выстрел — это важно для его глупой мандалорской гордости. Но когда они возвращаются на корабль, она идёт в свою каюту и закрывается ото всех.