Спустя шесть часов, что Ёсан пролежал в кровати, бездумно смотря в полоток, слушая шум ливня за окном, он наконец вспомнил, что ему надо поесть. Это уже нельзя было назвать обедом, скорее ранним ужином, но он уже давно перестал планировать еду для каждого приема пищи, не замечая, когда ест хлопья с молоком в полночь и остатки курицы из холодильника в пять утра. Мама всё ещё привозила ему домашние блюда, и он каждый раз благодарил её, чуть поднимая уголки губ и стараясь сделать взгляд хоть немного более ясным. Для неё он всегда будет лучшим сыном, какой бардак бы ни происходил в его голове.
Он надел тапочки, стоящие возле кровати, и медленно прошёл на кухню, игнорируя грязную кучу вещей, скопившуюся в краю спальни. Вспомнить дату просто так не получилось, поэтому он включает телевизор, на котором Ёсан смотрит только один канал — новостной, потому что в уголке всегда показывается число и время. Через два дня приедет клининг, вызванный его родителями, значит, он может не тратить силы на уборку. Их и так было немного.
Шёл второй месяц академического отпуска. Не совсем подходящее название, как казалось Ёсану: он никогда бы не воспринял это как отдых. Но по-другому нельзя было. С учебой он забывал про базовые потребности своего тела намного чаще, чем в стенах своего дома, где он мог постоянно вывешивать себе заметки и напоминания. А ещё он никогда не забудет напуганных лиц однокурсников, когда он первый раз упал в обморок и сильно ударился головой о преподавательский стол, настолько, что впоследствии пришлось накладывать швы. Ему самому уже было всё равно, но вовлекать в это других он не хотел бы. Большинство из них заслуживает жить спокойно, не подозревая о том, через что он проходит каждый день.
В холодильнике осталась творожная запеканка, как раз на одну порцию. Ёсан поставил её в микроволновку совсем ненадолго, пока заваривал себе ромашковый чай. Для успокоения нервов, как говорит мама. Он не был уверен, что этот чай хоть как-то на него влиял, но лучше перепробовать всё, чем ничего.
Телевизор тихо звучал на фоне, ливень всё так же стучал по подоконнику, даже запеканка была не такой уж и плохой. Она хотя бы не казалась ему безвкусной. Значит, сегодня был хороший день.
Но всё может быстро поменяться в любую минуту, и Ёсан в который раз осознал это, когда услышал звонок в дверь. Он посмотрел на свою уже пустую тарелку, будто забыл, что вообще что-то ел. Должен ли он сейчас чувствовать голод? Было ли такого количества еды достаточно для обычного человека?
Небо было поразительно тёмным.
На пороге стоял Уён. Его друг детства, его бывший одноклассник из младшей школы, его нынешний однокурсник, с которым они встретились по случайности. Тот, кто следовал за ним по пятам, сам того не осознавая, потому что ему всегда нужна была путеводная звезда. Ёсан чувствовал себя максимум как медленно тлеющий огонь сигареты.
— Привет, Уён. Заходи.
Он ничего не ответил, лишь молча переступив через порог в насквозь промокших ботинках. Чёрные, сделанные под кожу, высокие и крепко зашнурованные, они будто вселяли ему уверенности в себе. В них было не так уж и тяжело убегать, да и кровь было заметно далеко не сразу. Под его глазом уже находился крупный расплывающийся черным цветом синяк, нижняя губа была разбита, и из небольшой трещины на ней не переставала сочиться кровь. Он не смотрел на Ёсана в ответ, и тот даже не думал его отчитывать. Привык.
Пока Уён сбрасывал с себя одежду и готовился принять горячий душ, Ёсан достал с верхней полки кухни небольшую аптечку, в которой всегда лежал антисептик, заживляющая мазь, бинты, вата и пластыри. Ему самому почти никогда не приходилось ими пользоваться, особенно, когда обмороки почти перестали случаться, но Уёну этот набор нужен был постоянно. Трудное детство, стальной характер, потребность отстоять свою точку зрения в любом споре, желание нарваться на неприятности, лишь бы поставить кого-то на место. В этом была вся его личность, вся его жизнь, и если бы он всегда мог оставаться без травм, Ёсан бы наверняка восхищался его энергией. Но ничто не могло быть идеально, и поэтому ему со временем пришлось научиться обрабатывать чужие раны и молчать, будто пропуская мимо глаз и ушей всё происходящее.
Ёсан осознал, что смотрел в пустоту последние несколько минут только после того, как Уён присел на стул рядом с ним, заставляя переключить всё внимание на него.
Тонкими белоснежными пальцами Ёсан промочил ватку антисептиком и придвинулся чуть ближе, обрабатывая раны на чужом лице. Скорее всего, у кого-то, с кем дрался Уён, было кольцо на пальце, потому что помимо синяков на лице были и ссадины.
— Они говорили, что ты поехавший педик.
Ёсан усмехнулся в ответ.
— Разве они не правы? — он уже наносил заживляющую мазь на его кожу, аккуратно распределяя её тонким слоем кончиками пальцев.
Уён промолчал. Иногда Ёсану хотелось высказаться ему о том, что он думает на самом деле. Что Уён роет себе могилу каждый раз, когда открывает рот рядом с людьми, которые могут причинить ему вред, хотя он вполне мог бы их проигнорировать. Больше всего он ненавидел то, что Уён вообще вступался за него. Ёсану было всё равно. Ёсан не ощущал ничего по отношению к этим людям, он не чувствовал обиды из-за их слов, у него было полно других проблем, и эти выпады в его сторону точно были из числа его волнующих. Но Уёну почему-то было не всё равно, и будь у Ёсана чуть больше сил, он бы отчитывал его каждый раз. Но смысла в этом уже не было.
— В следующий раз их может быть ещё больше, и если ты будешь один, то живым оттуда не выберешься. Просто промолчи.
— Ты знаешь, что я не могу молчать, когда они говорят о тебе. Они ведь даже не знают, что с тобой происходит. Откуда им вообще такое знать? Только и живут, думая о себе.
— Мне всё равно, Уён, — он приступил к ранам на костяшках пальцев, которые уже были сбитыми в кровь. Ёсан не помнит, когда последний раз видел их в здоровом состоянии. Интересно, останутся ли после такого шрамы, — и тебе тоже должно быть всё равно. Забей.
Уён явно хотел сказать что-то ещё в ответ, но открыв рот осознал, что спорить было уже бесполезно. Поэтому он доверил свои руки Ёсану, протянув их ближе и глядя на пол.
— Прости, Ёсан-ни.
— Мне всё равно, Уён, я ведь уже сказал.
Он прекрасно понимал, что это может показаться Уёну грубым, ранить его, но так будет даже лучше. Так Уён его разлюбит и лишит себя ещё одной проблемы в своей жизни.
— Я люблю тебя, Ёсан.
— Не нужно, — он сложил всё обратно в аптечку и вернул её на место.
Небо за окном потемнело ещё больше, лишь иногда освещаясь вспышками молний.
— Можешь приготовить что-нибудь, продукты в холодильнике, — Ёсан потрепал его по волосам, сохраняя всё то же безжизненное выражение лица, и ушел в спальню. Уён не жил с ним, но он уж точно разберется, что ему сделать, может, останется до завтра, если захочет. Ёсану было всё равно.
Во время их поцелуев он ярко чувствовал металлический привкус во рту, к которому уже давно привык. Хорошо, что хоть что-то в его жизни было неизменно. Он позволял Уёну сделать всю работу, просто лежа на спине с закрытыми глазами. Ёсан не мог бы сказать, что ему это нравится. Он определенно не получал удовольствия от секса, но если это было тем, что нужно было Уёну, он готов был потерпеть. К тому же, тепло чужого тела не было таким уж и плохим, и то, как Уён гладил его по волосам, было для него наиболее успокаивающим. Лучше этого могли быть лишь те поцелуи, которые Уён оставлял на его родимом пятне на одной из сторон лица. Скорее всего, секс должен быть каким-то другим, ощущаться иначе, но у Ёсана не было шанса испытать что-то другое. Может, когда-нибудь он вылечится, и это изменится, но пока что он просто был рад, что может доставить хоть кому-то из них двоих удовольствие, и что Уён хотя бы правда заботится о нём, и очень долго шел к тому, чтобы вообще согласиться на близость с ним, не желая делать что-либо против его желания.
Не то, чтобы Ёсан, отвернувшись к стене, не слышал, как Уён плачет по ночам, виня себя в том, что ничего не может поделать с его состоянием.
Уён даже готовил для него завтраки перед тем, как уехать в университет. Он правда был замечательным, пускай и со своими странностями, но он был хорошим человеком. Светлым и чистым, он не заслуживал того куска грязи, которым являлся сломанный Ёсан. Он заслуживал кого-то лучше, хотя бы того, кто сможет ответить на его чувства взаимностью, а не молчанием.
Ёсан надеялся, что однажды Уён его разлюбит. Он думал об этом даже во время того, как провожал его на автобус, доведя до остановки под своим зонтиком.
29 октября 16:51
С течением времени я уже перестал понимать, какие именно эмоции испытываю каждый день, будто все мои ощущения смешиваются в одну серую массу, без возможности отличить одно от другого. Маме я всегда говорю, что всё в порядке, и мне лучше. Может, если повторять себе одно и то же каждый день, то что-то изменится. Я случайно наткнулся на старые вырванные из дневника записи, ещё с того времени, когда мне было особенно тяжело. По сравнению с тем, конечно, всё правда стало немного проще, и теперь мне не приходится прятать острые предметы и таблетки от самого себя. Вчера приходил Уён. Поверить не могу, что он всё ещё приходит именно ко мне. С другой стороны, больше не к кому. Бедный Уён. Он заслуживает большего.
В следующий раз он встретит Уёна сидящим на лавочке возле своего дома, держащимся за нос и, видимо, не имевшим сил позвонить в дверь. Иногда Ёсан думал о том, как он вообще может заботиться о каком-то человеке, если даже все цветы в его доме пластиковые. Он и о себе позаботиться не может, так что о чем вообще могла идти речь.
— Может, съездим в травмпункт? — он протирал мокрой тряпкой кровь, накапавшую на пол по пути на кухню.
Уён еле заметно помотал головой, явно не в силах сделать ничего более, держа марлю под ноздрями и кусок замороженной говядины возле опухшего места. Он мог дышать только ртом. Ёсан сделал глубокий вдох, но спорить не стал, всё равно бесполезно.
В гостиной прозвенел телефон.
— Посиди пока здесь, это, наверное, мама, — Ёсан откинул тряпку в сторону, направившись к источнику звука.
Он был как всегда прав. Чуть прокашлявшись, он поднял трубку, стараясь звучать как можно более живым, здоровым и счастливым. Так было проще.
— Привет, мама. Со мной всё в порядке, да, кажется, эти таблетки помогают намного больше. Да, я помню про приём. Да, дневник тоже веду. Нет, мам, не надо. Всё в порядке, я в норме, правда. Я бы никогда тебе не соврал, ты сама знаешь.
И ещё с десяток однотипных фраз, завершающихся каждый раз одним и тем же «я тоже тебя люблю», совершенно не несущим в себе того смысла, который в него вкладывали другие люди. Иногда Ёсану было завидно, что он не может в полной мере ощутить всего того, что ощущают окружающие. Сейчас ему бы хотелось ходить на учебу вместе со своими однокурсниками, ходить с Уёном на свидания, держаться за руки. Но жизнь решила лишить его этого, и с каждым днем ему становилось всё больше и больше наплевать на то, что с ним произошла такая несправедливость.
Когда Ёсан возвращается на кухню, Уён решается вызвать врача, потому что его резко начинает тошнить прямо на пол перед ним.
5 ноября 05:09
После того, как я провёл ночь в больнице с Уёном, я не мог уснуть. Больничные стены всё ещё вызывают у меня панический страх, и мне определенно нужно будет обсудить это с врачом. То, что это первая сильная эмоция впервые за прошедшие несколько месяцев, пугает меня ещё больше. Касаемо Уёна, я перестал бояться за него, потому что уверен, что он обязательно со всем справится. Уён невероятно сильный, я очень горжусь им. Он обязательно справится. Иногда в нём так хорошо видно отражение его светлой, невероятной души, что мне становится жаль, что он тратит своё время на меня. Единственное, что я могу для него сделать, это присесть рядом с больничной койкой, держа его руку в своей. Врач сказал, что у него сотрясение. Но он справится, я правда верю. Иногда у меня возникает мысль о том, что я хотел бы поцеловать его, просто чтобы хоть немного облегчить всю боль, которую он несёт за собой, но это чувство пропадает так же быстро, как и появляется. Уён заслуживает другого, и я не имею права давать ему хоть что-то большее, чем сейчас, просто чтобы не обречь его на несчастливое будущее рядом с больным человеком. Иногда у меня появляются мысли о смерти, но их приходится игнорировать, потому что я не хочу его расстроить. Он так волнуется и переживает обо мне. Надеюсь, когда-нибудь он забудет о моем существовании и сконцентрируется на своем. Когда Уён любит, то делает это всем своим сердцем, и он обязательно сделает кого-то невероятно счастливым. Ему стоит перестать пытаться сделать это со мной.
Прошел еще один месяц, и на улице начало стремительно холодать. Ёсан так и не научился следить за температурой в доме, а также за температурой своего собственного тела, и когда Уён заметил, что кожа на его ногах синеет будто без ведома самого Ёсана, то купил ему еще один набор тёплых носков. Ёсан уже не помнил, как правильно выражать благодарность, поэтому в ответ не мог предложить со своей стороны ничего, кроме секса.
К сожалению, к зиме его состояние всегда ухудшалось, и поэтому дни начинали смешиваться друг с другом в одну густую кашу. Он может и позволил бы себе целыми днями лежать в кровати и не беспокоиться об этом, но ему всё ещё нужно было следить за тем, когда по расписанию должен приходить клининг, когда к нему приходит психиатр, когда ему нужно позвонить матери первым, чтобы поддерживать видимость того, что всё ещё не так плохо. Что, конечно же, было неправдой, но беспокоить её он не собирался.
Иногда Ёсан начинал винить себя за то, что собрал на себе весь божий гнев, воплотившийся в нескольких годах психотерапии, месяцах в стационаре, днях на краю между жизнью и смертью. Как только его состояние становилось чуть лучше, оно настолько же быстро возвращалось к прежней ступени, будто резко затаскивая его на ледяное дно озера. И хотя он понимал, что родителям не тяжело платить за его лечение, он всё ещё не мог в полной мере закрыть глаза на их траты. Хорошо, что со временем он просто переставал чувствовать что-либо. Некоторые таблетки только усугубляли это состояние, но иногда и правда лучше не чувствовать ничего, чем выедающую его смесь тревоги, отчаяния, ненависти, будто его мозг просто отрицал жизнь в нормальном понимании, заставляя его страдать, просто потому что так было нужно.
На улице резко подул ветер, и с деревца, стоящего прямо напротив окон Ёсана, сорвало последний желтый лист.
В последний раз Ёсан находит Уёна в одном из переулков во время ливня. Он шёл с магазина домой в вечернее время, наконец найдя в себе силы выбраться за продуктами, когда увидел руку, лежающую на асфальте за углом.
Конечно, он не мог сразу сказать, что это был именно Уён, но расположение колец на пальцах этой руки, его привычный заляпанный краской рукав черной худи, сбитые костяшки — всё это говорило именно о нём. Ёсан подошёл ближе и зашел в переулок, который совершенно не был освещен. Кровь смешивалась с дождевой водой, сразу же стекая в ближайший водосток. Его лицо было полностью изуродовано, практически до неузнаваемости, и если бы Ёсан не знал те самые мелочи, которые были свойственны только Уёну, он бы никогда не узнал в этом бездыханном теле своего… друга?
Кем вообще был Уён для него? Ёсан был уверен, что не испытывает к нему то же самое, что Уён чувствовал к нему. Возможно, ему хотелось заботиться о нём, помогать, но ни о каких любовных чувствах и речи быть не могло. Значит, они наверняка не были парой.
Ёсан прокручивал это в голове, пока звонил в полицию и объяснял, свидетелем чего он только что стал. В участке к нему наверняка будет много вопросов касательно того, почему он сейчас не находится в истерике, потеряв одного из самых близких людей в своей жизни. Ёсан просто надеялся, что от него быстро отстанут, как только получат заключение о том, что даже с его расстройствами он не опасен для общества, и вряд ли бы смог нанести столько увечий своему… парню?
Он всё возвращался и возвращался к этой мысли, будто ходя около неё кругами.
Ёсан поставил зонтик на землю так, чтобы он закрывал размозженный череп, не давая каплям воды вымыть всё ещё больше. Он понимал, что всем наверняка будет всё равно, найдут ли тех, кто убил Уёна. Его родители давно лежали в земле, братьев и сестер не было, Уён практически выживал один, и единственным, к кому он смог подобраться ближе всего, был Ёсан.
Он улыбнулся, вспоминая то время, когда всё ещё было хорошо. Как Уён подошёл к нему знакомиться в их первый учебный день, как всегда сидел рядом с ним за партой. Мысли о прошлом были размыты, Ёсан даже не мог выделить какие-то определенные фрагменты, но именно детство с Уёном отдавалось у него в сердце приятным теплом.
Ёсан присел на асфальт, опираясь спиной на бетонную стену.
Лучше бы сейчас на этом месте был он. Это наверняка бы разбило Уёну сердце, оставило вечный шрам на его душе, но он хотя бы имел стремление к жизни. Ёсан даже не хотел знать, ввязался ли он в драку из-за него, он был в этом уверен. Уён был самым честным и самым светлым человеком из всех, кого он только встречал в своей жизни, и он явно заслуживал продолжать жить дальше. Вероятно, встретить кого-то, с кем он мог быть по-настоящему счастливым, выпуститься из университета, найти работу, завести семью. Да, Уён определенно мог бы это сделать. Как жаль, что он повстречал такого человека, как Ёсан.
Возможно, Ёсану просто нужно было больше стараться, больше стремиться к тому, чтобы вылечиться, и тогда он смог бы стать достойным партнером и подарить Уёну то, что тот заслуживал. Он бы определено сделал всё, что было в его силах, лишь бы Уён был счастливым.
Сейчас он даже не мог заплакать. Все его эмоции будто были отключены, наверняка из-за нового препарата, который ему выписали. Какая жалость.
Ёсан протянул вперед руку, коснувшись чужих холодных пальцев. Вдали послышался вой полицейской сирены.