Энн пьет горячий какао, сунутый ей Татчем, стоя на продуваемой всеми ветрами палубе Моби Дика, и пытается с ними совладать. Расправить собственную листовку не получается, и в конце концов ветер выхватывает ее из рук и уносит.
Она смотрит на сие безобразие почти с обидой. А потом улыбается едва заметно, когда, оборачиваясь, натыкается на лениво подпрыгнувшего и поймавшего за ее спиной бумажку Марко Феникса.
— Спасибо.
— Забавно, — мужчина, бывший в прошлой жизни ей хорошим другом, встает рядом, облокачиваясь на фальшборт, и протягивает листовку обратно. — Так и не скажешь, что ты «Безумная» Энн.
— Все всегда не то, чем кажется, — Энн пожимает плечами, приглаживает листовку ладонью, положив ее на перила фальшборта, и рассматривает без особого интереса. — Все люди лгут. Привирают или приукрашивают. С умыслом и без.
Она отпускает лист дешевой бумаги. И ветер, дождавшись наконец, когда ему отдадут игрушку, вырывает ее и поднимает в небо, унося в сторону моря. Энн наваливается на фальшборт всем телом, поставив на перила локти, и смотрит вдаль. Красные лучи заката причудливо окрашивают хмурые, темные облака надвигающейся линии шторма, от которого уходил Моби Дик.
— Что будешь делать дальше?
— Соответствовать, конечно же.
— Всему, что написали в этой газетенке? — Марко смотрит на нее с вопросом.
— Достаточно будет и данному прозвищу.
Между ними повисает тишина, прерываемая ветром и скрипом, звуками «жизни» корабля. Приглушенными голосами пиратов, собравшихся на камбузе.
— Как я умер?
Энн вздрагивает. Прикрывает глаза и выдает свои эмоции, закусывая нижнюю губу, не подозревая, что наблюдательный Марко уже давно заметил подобную привычку у Эйса. А впрочем, они оба понимали, кто такая Энн и кем она приходится Эйсу.
У нее перед глазами пробитая магмовым кулаком Сакадзуки чужая грудь, дыра в месте лелеемой Марко татуировки. Ощущение на лице капель его крови, которой он сдавленно кашляет, и проклятая улыбка, отпечатывающаяся в памяти. Знакомая, спокойная и насмешливая.
На руках у него цепи из кайросеки, которые он так и не успел снять. Как бы ни спешил.
И улыбка. Проклятая улыбка!
Что являлась в кошмарах постоянно. Принося боль. Такую, от которой она не раз хваталась за пистолет с намерением застрелиться.
«Эй, Энн, не плачь, улыбнись, йой. Все хорошо, Энн».
Не передать словами, как Энн винила себя, посыпала голову пеплом, выла от этого, содрогалась в объятьях Шанкса, так как только он мог ее удержать. Она била Королевской Волей по площади, не контролируя ее совершенно, заходясь в истериках и припадках.
Она была опасна для других, опасна для себя. Энн вообще будто разбитая, расколотая, оголившая всю свою суть ваза.
И не собрать, не склеить, так как по обломкам еще пробежались, попрыгали и растерли подошвой в пыль. Безжалостно, злобно, злорадно.
Она научилась кричать от кошмаров беззвучно. Реветь без слез. Выть шепотом.
Она много чему научилась.
Очень много чему.
Например, улыбаться, даже когда хочется орать и громить все что можно. Когда слезы просятся наружу и разрывают неозвученные крики изнутри. Режут ребра, сжимают глотку и просятся, просятся наружу.
Энн смотрит на Марко Феникса перед собой долго, глазами, полными слез, но так и не позволяет им пролиться.
— Вот сюда, — Энн касается пальцами открытой груди первого комдива. Сначала самыми кончиками, а после, будто убеждаясь в его реальности, кладет всю ладонь полностью, чувствуя, как под ней бьется сердце. — Сакадзуки ударил тебя сюда магмовым кулаком, усиленным Волей. Ты был в кайросеки. И никакая хваленая регенерация не спасла. Ничто не спасло.
А сердце его бьется. Ту-дум, ту-дум, ту-дум.
Марко разглядывает ее через полуприкрытые веки долго. После чего хмыкает.
— Странно, что я так глупо подставился.
— Не странно, — Энн опускает руку и смотрит на чужую грудь, пребывая в воспоминаниях. — Этот удар предназначался мне и моему младшему брату.
Она сжимает кулаки так, что пропарывает ногтями кожу до крови.
Пират замирает изваянием и глядит на нее широко открытыми глазами.
Энн улыбается.
Фальшиво.
И не смотрит в глаза.
***
Пребывание на Моби Дике не идет ей на пользу, вот совсем.
Первые признаки психоза она обнаруживает сразу. Триггеров для нее предостаточно. И когда среди ночи приходит медсестричка, попытавшись ее вытянуть из кошмара, все едва не заканчивается трагедией.
У нее проблема. И не одна. И они растут. Их количество растет.
Энн курит сигареты ночью на палубе и смотрит на небо очень долго.
А потом на палубу выходит Тич. Дальше все случается быстро. Если раньше она пыталась держать себя в руках, то сейчас… сейчас была не в себе. И зареванная медсестричка с синяками на шее тому пример.
— Хей, русалка, чего одна-то? Обидел кто?
Ту-дун. Ту-дун. Ту-дун.
У Энн сердце работает с перебоями. Они на палубе одни, и Маршалл Д. Тич не осознает опасности.
А после у Энн срывает башню. Тич не Шанкс. И не Кайдо. Он не выдержит. Никогда не мог выдерживать. Сбегал, сука.
Она бьет Волей наотмашь. Так, что палуба трескается от давления, так, что трещит мачта. Взрывается лютой злобой, бешенством, болью и бесконечным горем, сшибает все и всех на своем пути.
И впервые за многие годы кричит так, что, кажется, вот-вот лопнут перепонки всех, кто услышал этот дикий вой.
— Будь ты проклят!
Тич падает на палубу как подкошенный, давясь кровавой пеной, а Энн замирает на месте в оглушительной тишине.
А после начинает смеяться. Громко, истерически, хватаясь за живот, не способная остановиться.
И прыгает с Моби Дика прямо в надвигающийся шторм.
***
Сменить внешность достаточно просто. С «голосом», который слышат обладатели Воли, сложнее. Ну так она и не стремится пересекаться с теми, кто ее запомнил.
У нее ярко-красные волосы, горящие пожаром среди жителей острова Драм. У нее домик на самом краю, да что там — на отшибе.
Она зарабатывает охотой на местных чудовищ и ведет возмутительно тихую жизнь, зная, что ее ищут все сильнейшие мира сего. Она слышала о Шанксе, прочесывающем все моря, о Кайдо, покидавшем свое логово, и детках Большой Мамочки.
Она слышала, что корабли и сами комдивы Белоуса были разосланы в разные точки мира в поисках девушки с листовки.
Ее ищет Дозор. Выслеживает Герой Дозора Гарп и Сайфер Пол.
Революционеры все никак не угомонятся под началом Эмпорио Иванкова с его компанией неформалов всех мастей.
Она рыбачит, сидя на обледеневшем причале по выходным, и раз в месяц покупает на все заработанные деньги сладости.
И думает даже открыть свой собственный магазинчик с ними.
Энн ничего больше не меняет. Не стремится менять, ведь Луффи нужно исполнить свою мечту — стать Королем Пиратов.
Сабо надо вспомнить.
А Эйсу… Эйсу суждено прожить счастливую жизнь.
Она об этом позаботится.
— Здравствуй, Энн.
Голос Марко Феникса совсем не вписывается в ее планы на дальнейшую жизнь. В которых она вновь становится Главнокомандующей объединенного флота Монки Д. Луффи, еще раз переворачивает этот мир вверх дном, если придется. Хотя даже это, на самом деле, не очень-то осуществимо.
Потому что Луффи наверняка откажется от ее помощи, желая сделать все сам.
Втайне она им гордится, если честно. Всегда гордилась.
— Он выжил? — она задает этот вопрос, подкидывая в очаг дрова, поправляя на плечах шаль.
— Память отшибло. Выжил чудом.
Энн замирает над чайником всего на секунду, чтобы обернуться с недоверчивым выражением лица в сторону Марко.
— Ты сейчас пошутил, да?
— Нет. Милейший теперь человек, йой.
Гол Д. Энн молчит долго, перед тем как неверяще протянуть, забыв обо всех уроках вежливости от Макино.
— Счастливый ублюдок. Но он все равно сдохнет. Только позже.
— Он ничего не сделал.
— Это личное, Феникс. Очень и очень личное. Если не убью, то он всю жизнь будет под моим наблюдением.
— Пожалуй, в этом я тебе помогу. С присмотром, йой.
У нее губы разъезжаются сами в улыбке, а глаза полны злорадства и какого-то облегчения. Марко Феникс не спешит нападать. И, видимо, не будет.
— Чай будешь?
— Не откажусь.
Энн гремит чашками, достает сладости, ставя их на столик, и забирается в кресло вместе с ногами.
— Что нового в мире?
— Татч нашел фрукт Логии Тьмы. Теперь скучает по морю. Тебя продолжает искать весь мир. Приперся даже Шанкс, прознав, что мы с тобой пересекались. Эйс недавно звонил, заткнуться не мог, рассказывая о своем младшем брате, что навел шороху в Ист Блю. Ждет его на Гранд Лайне.
— А Отец?
— Хочет, чтобы ты была свидетелем его боя с Кайдо. Он собирается передать одному из нас командование и уйти на покой.
— В бою с Кайдо?
— Да.
— Кто еще будет?
— Красноволосый Шанкс.
— Логично. Учитель хоть и придурок, но справедлив. Когда?
— Через год. Сказал, что без тебя так просто не уйдет. Назвал любимой дочерью, причем в лицо Рыжеволосому и всем остальным. Ты же знаешь, какой наш Отец эгоист и жадина?
— Знаю. Самый настоящий пират. Жадный до сокровищ и ревностно охраняющий то, что ему принадлежит, — от этих слов Энн тепло. От осознания, что это чистая правда, еще теплее.
— Не думала обновить татуировку, йой?
Энн слушала голос Марко, смотрела в огонь очага. По ее щекам бежали слезы, а улыбка… улыбка была самой счастливой на свете. Знак Белоуса на спине напомнил о себе нестерпимым зудом. Будто сам просился под иглу, чтобы вновь стать ярким и насыщенным.
— Ты вроде неплохо их набиваешь? Еще и заживляешь быстро?
— Можно попробовать, йой, — Марко наблюдает за ней из-под полуприкрытых век.
У Энн на всю спину знак Белоуса вновь яркий и четкий, как никогда. А от ключиц, переливаясь золото-синим узором пламени Феникса, переходя на шею и щеку, перекрывая шрам до самого виска, набита новая татуировка. Узор из перьев позже появляется на плечах и на бедрах, спускаясь до самых стоп.
Убрать просто. Можно даже в любой момент. Да только зачем?