у Итэра в глазах переливалось тёплое золото. Венти честно старался не засматриваться, но в мягком свечении фонарей фестиваля их блеск завораживал особенно сильно. редко когда глаза путешественника были столь чистыми, открытыми и не замутнёнными никакими тревогами и заботами; а оттого этот миг был особенно дорог сердцу барда. ведь покуда его герой ещё может позволить радости и восторгу заполнить свою душу до краёв, у истории обязательно будет счастливый конец, верно?
когда в небесах над ними заиграли краски фейерверков, Итэр поражённо выдохнул, поднимая голову выше и вставая на носочки, силясь увидеть больше. он улыбался смешно и зубасто, беспечно, совсем как дитя, и Венти тихо прыскает куда-то в сторону, стараясь себя не выдать.
ну что за чудо, честное слово.
многие принимали путешественника за ребёнка в его странствиях, и архонт порой искренне удивлялся чужой недальновидности. Итэр вовсе не был глупым юнцом. пускай черты его были юные, Венти легко угадывал в них сокрытую мудрость и тяготу прожитых лет, переплетённых с тенью тысячей оставленных позади миров. ветер лишь вскользь касался этих щёк, и не в силах был поколебать молодость кожи, но изгибы рта и улыбка, что не достигала глаз, выдавали многое. даже слишком.
Венти избегал своего отражения, но знал, что этим они похожи. мысль об их сходстве странным образом приносила утешение.
– ты не смотришь на фейерверки.
Венти в момент осознаёт, что Итэр смотрит теперь не в небо, а на него, чуть наклонив голову и сощурившись в игривом подозрении.
попался.
бард силится изображать беспечность, выгибая бровь с немым вопрошанием.
«– что мне небеса, когда их отражение в твоих глазах в тысячу раз прекраснее?»
– возможно, он бы так и сказал. в каком-то другом времени и мире. возможно, поднялся бы сам на носочках и коснулся бы ветром щёк, уже совсем не вскользь. возможно притянул бы путешественника к себе, и попросил его – умолял бы, – найти дом в его глазах и прекратить свои странствия.
но Венти, на свою голову, не был настолько жесток. к себе быть может, но не к другим.
ветер следовал за путешественником всюду, верным псом сторожил его сон в хладные ночи, и мягко перебирал выбивающиеся из косы пряди, что отливали нестерпимым золотым на солнце.
но однажды ветер приведёт путешественника туда, куда сам последовать уже не сможет.
Венти улыбается уязвимо, нежно и донельзя печально. взгляд Итэра тускнеет всего на мгновение, но затем его мягко щёлкают по носу, и он возмущённо фыркает, чуточку смеясь. всполохи фейерверков кидали разноцветные тени на его лицо, облачали золото волос в чудные смеси красок и оттенков, и Венти молил звёзды, чтобы его голос не слишком дрожал.
– не вопрошай о том, куда смотрит поэт. он видит прекрасное лучше других.
это всё ещё звучало не так, не чем-то, что легко должно слетать с языка в разговоре с другом, но Итэр видимо решает смиловаться над ним [не к этой ли звезде ты обращался, архонт?] и лишь улыбается почти виновато и качает головой, вновь возвращая свой взор к небосклону.
Венти послушно следует его взгляду, делая вид, что не замечает возникшего тепла чужой руки у своей. в другое время и другом мире он положил бы голову на так удобно подставленное плечо–
а впрочем, к чёрту всё.
путешественник выдыхает рвано, ломанно, щекой прижимаясь к волосам барда, и оба они почти в один миг закрывают глаза.
фейерверки неумолимо иссякают в небесах.