Взросление (ностальгия)

Ты всю меня облил напитком,

Lover's Spit играет на повторе,

Мама с папой разрешили мне остаться дома,

Тебя сводит с ума взросление.

Ribs, Lorde

Хината не знает, как он подружился с Ойкавой. Кажется, у этого даже нет начала, как будто они знали друг друга с самого начала. Он осознает, что проводит все больше и больше времени с третьегодками, несмотря на то, что он младше. Это странно, но никто не задает вопросов об этом.

Ойкава не уверен, что привело его к Хинате. Он говорит себе, что это то, как он работал, чтобы достичь того, кем он был сейчас; то, что он ни дня не отдыхал, чтобы стоять там, где он стоит сегодня. Ойкава восхищается этим, но он знает, что это неправда. Он осознает, что это неправда, когда Хината улыбается, он сияет подобно солнцу и освещает комнату. Если бы мир был черно-белым, его улыбка принесла бы краски, заставляла бы цвести розы и любовь.

(Является ли это чувство ностальгией, если вы чувствуете, что встречались раньше?)

Они все время разговаривают, и это странно. У Хинаты никогда не было такого друга, как Ойкава — того, кто ищет тебя, чтобы поговорить и составить планы на вечер пятницы. Хината думал, что им трудно будет поладить, но Хината легко вписывается в команду. Ойкава позволяет своей фальшивой улыбке исчезнуть, когда он рядом с ними, Хинатой и третьегодками, заменяя ее на ту, которая появляется в его глазах и иногда была неуверенной. Третьегодки подшучивают друг над другом, и это приятно — не бояться их.

Когда однажды Ойкава заходит к нему домой, утверждая, что хочет проводить его в школу (они живут не очень близко друг к другу, но Хината не сомневается в его искренности), его мать приглашает его в дом. Хината узнает, что Ойкава — кокетка, и он очаровывает его мать настолько, что получает приглашение на ужин. Хината краснеет, когда его мать говорит ему, что "У тебя появился очень красивый друг!", но он не уверен, почему.

(Приходит ли ностальгия из нашей прошлой жизни? Это что, дежавю?)

Тренировки изнурительны, но это источник жизни Хинаты. Это заставляет его потеть и улыбаться, и его энергия распространяется на всех в спортзале. Поначалу они все боятся, но потом начинают любить его.

Ойкава сидит в спальне Хинаты, лежа вверх ногами на его кровати, его голова свисает с края. Хината сидит на полу, расстроенный домашним заданием по литературе. Ойкава помогает ему, и, что удивительно, он так же хорош как учитель, как и капитан.

— Ты ведь не можешь сказать "вах" и "бам" в эссе, верно? Поэтому вместо них ты должен использовать эти слова, — говорит он, указывая на список, который написал ранее. — Учителям нравится, когда ты расширяешь свой словарный запас, и любое произведение становится интереснее, когда ты не повторяешь одни и те же слова, — говорит Ойкава. Хината кивает, дописывая последнее предложение, прежде чем захлопнуть учебник и бросить его в другой конец комнаты. Ойкава смеется, поднимаясь, чтобы сесть нормально.

Хината запрыгивает на свою кровать, присоединяясь к Ойкаве. Ойкава улыбается, подвигаясь, чтобы Хината мог сесть между своих ног. Ойкава отчаянно нуждается во внимании, он первый, кто признает это, а Хината понятия не имеет о личном пространстве. Все получается просто замечательно, и Ойкава обнимает младшего мальчика.

Только когда Хината выбирает фильм для просмотра на своем ноутбуке, Поньо, Ойкава понимает — Хината прекрасен; обожания и удивления в его глазах достаточно, чтобы сердце Ойкавы остановилось. Он ругается на свое сердце, потому что оно не должно этого делать. Это происходит слишком часто рядом с Хинатой, и он молится, чтобы тот этого не заметил.

Ойкава узнает, что Хината любит классическую музыку так же сильно, как и жевательную резинку, и это открытие удивляет, но оно ему неплохо подходит. Хината выглядит сногсшибательно, когда закрывает глаза и просто <i>слушает</i>, позволяя себе наслаждаться звуками скрипки. Впервые Ойкава видит его таким тихим.

(Является ли ностальгия болезнью? Можно ли ее вылечить со времнем, или она подписывается влюбленностью?)

Приближаются межшкольные, и Хината впервые со времен средней школы встречается с Кагеямой. Он узнает, что Ойкава имеет зуб на Кагеяму, и Хината находит это уместным.

— Гении, — выплевывает Ойкава во время разминки. — Я их ненавижу.

Хинате знакомо это чувство, и он понимает, каково это — пробиваться к вершине сквозь кровь, пот и слезы. Тяжелая работа и изнурительные тренировки были единственными причинами, по которым каждый из них был здесь.

Они выигрывают у Карасуно, и Хината не может не чувствовать пугающих чувств команды противника. Кажется, что им чего-то не хватает, но Хината отмахивается от этой мысли, потому что голубой все равно идёт ему больше. Кагеяма свирепо смотрит, как они уходят, и от этого у Хинаты мурашки бегут по спине. Он ускоряется, подходит так близко к Ойкаве, что их руки соприкасаются. Ему требуется все его силы, чтобы не схватить эту руку, не переплести их пальцы.

Когда на следующий день они сталкиваются с Шираторизавой, они проигрывают. Это первый раз, когда Хината видит, как Ойкава плачет. Он не знает, что сказать, но Ойкава выглядит сердитым. Он вцепился в раковину, костяшки пальцев побелели, лицо искривилось в выражении муки. Иваизуми оттаскивает его, слезы наполняют его собственные глаза. Он узнает, что Ойкава ненавидит, когда его видят плачущим, и Хината его не винит. Он сдерживает свои слезы до тех пор, пока не вернется домой.

Он понимает, что Ойкава подобен дереву. Сильному, независимому, красивому. Он — дерево, которое думает, что умирает.

Ойкава приглашает Хинату к себе на следующий день, и они проводят его за просмотром шоу 90-х об инопланетянах и разговорами. Каким-то образом у них никогда не заканчиваются слова, даже когда тишина заполняет пространство между ними. Их движения говорят сами за себя, долгие прикосновения, то, что никто не вырывается из объятий.

Хината узнает, что Ойкава верит в жизнь за пределами Земли, и он думает, что это уместно. Его желудок сжимается, когда он слышит смех Ойкавы — отвратительное фырканье, похожее на звуки, издаваемые тюленями. Это заставляет его смеяться, заставляет его сердце разрываться, заставляет его хотеть плакать. Они продолжают смеяться ни над чем конкретным, пока Хината не перестает дышать. У них болят как ребра, так и сердца. Несмотря на все это, Ойкава чувствует себя за намного лучше, чем раньше.

(Цепляет ли вас ностальгия? Будет ли она душить вас во сне, проникнет ли она в ваши сновидения?)

Тренировки возобновляются после перерыва, а Ойкава и остальные третьегодки не уходят. Тренировки такие же тяжёлые, как и раньше, и к ним присоединяется новый игрок. Атмосфера в команде меняется, но вскоре приходит в норму. У Ойкавы есть привычка вмешиваться, пока все не станет идеально.

Они обычно задерживаются на тренировках допоздна, третьекурсники и он, но Иваизуми приходится сидеть со своей сестрой, а Макки и Маттсун уходят на свидание, оставляя Ойкаву и Хинату на тренировке вдвоём.

Когда все уходят, Ойкава подключает свой телефон к динамикам спортзала, включая плейлист. Он улыбается, слыша, как звуки знакомой гитары наполняют помещение, когда он поворачивается к Хинате.

Ойкава вздыхает, на его лице появляется ленивая улыбка.

— Мне нравится эта песня, — задумчиво. — Потанцуй со мной, — говорит он Хинате, протягивая руку.

Хината берет ее осторожно, позволяя Ойкаве притянуть себя в объятия. Он ведет, его более высокая фигура склоняется над фигурой Хинаты. Начинается текст песни, наполняющей зал.

all these people drinking lovers spit

Это простой танец, они кружатся в ускоренной версии свея. Ойкава отстраняется, протягивая руки, прежде чем притянуть Хинату обратно, наклоняясь так, что их носы соприкасаются.

they listen around, clean their face with it

— Почему мы танцуем? — спрашивает Хината, когда Ойкава раскручивает его. Его голос едва громче шепота, но Ойкава слышит его ясно, как день; он звучит, как певчие птицы и шум океана.

— Почему бы и нет? Мы можем тренировать подачи и приемы после того, как песня закончится, — отвечает Ойкава.

and they listen to teeth to learn how to quit

По какой-то причине Хината не хочет останавливаться. Он соглашается с Ойкавой, ловя себя на том, что улыбается, когда тот ведет его по ступенькам. Он тоже хорошо танцует: его длинные ноги прекрасно двигаются, а обаяние, которое он излучает, идеально соответствует стилю. Хината очарован, его глаза сияют, когда он улыбается.

tied to a night they never met

Когда они отстраняются друг от друга, Хината все еще улыбается, как и Ойкава, хотя эта улыбка не распространяется на его глаза, ее можно назвать грустной или нерешительной. Он слишком меланхоличен, слишком задумчив для своего возраста, думает Хината. Ойкава поднимает мяч, слегка вращая его, прежде чем безмолвно бросить его в сторону Хинаты, который без вопросов бьет по нему.

Они действуют в спокойном ритме — бросок, удар, бросок, удар. Это довольно просто без блокирующих, но Хината не возражает, и Ойкава тоже. Достаточно того факта, что они здесь вместе.

Когда они заканчивают, песня все еще звучит в голове Хинаты, пока они убираются. Ойкава слышит, как Хината напевает ее, и улыбается про себя. Кожа обоих покрыта потом, но ни одного, ни другого это не беспокоит. Это заземляет, привязывает их обоих к реальности. Они оба мечтатели, они вместе учатся, взлетая во многих отношениях выше, чем если бы делали это по отдельности.

(Можете ли вы испытывать ностальгию по чему-то, что еще не произошло?)

Нет ничего необычного в том, что Хината провожает Ойкаву домой после тренировки. Они достаточно часто остаются ночевать друг у друга, и Иваизуми иногда заглядывает к ним, чтобы присоединиться. Ойкава не говорит, но Хината знает, что он остается у Иваизуми, когда Хинаты нет рядом, проводя время вместе со своим лучшим другом.

Но это то, что они с Хинатой начали делать. Иваизуми понимающе улыбается, прежде чем остаться на своей улице, позволяя паре пройти по кварталу к дому Ойкавы вдвоем. (В те вечера он просто пишет Ойкаве, чтобы убедиться, что с Ойкавой все в порядке. Ойкава думает, что Иваизуми знает его лучше, чем он сам.)

Теперь они остаются на ночь у кого-то из них каждую неделю, и рутина начинает приносить Хинате утешение, как мягкая кровать в знакомом месте, запах свежего хлеба по воскресеньям, щебетание птиц ранним утром. Оно приятное, в нем тепло зимой и прохлада летом, и это все, чего хочет Хината.

(Можете ли вы почувствовать ностальгию по тому месту, где вы никогда не были?)

Когда они приходят, уже темно, и Ойкава бросает свою сумку в фойе, Хината следует его примеру.

— Мои родители уехали на выходные и разрешили мне остаться дома, — говорит Ойкава Хинате. В его голосе слышится горечь, слишком сильная, чтобы ее можно было игнорировать.

Позже они лежат на футоне на заднем крыльце дома Ойкавы. Звезды яркие, они мерцают и сияют на бархатисто-черном небе, посылая с небес мягкий свет. Он окутывает своим серебристым сиянием все, начиная с листьев на деревьях и заканчивая блеском в глазах Ойкавы.

Это интимно, то, как они лежат — близко, лежа на боку так, чтобы смотреть друг другу в глаза. Они так близко, что, когда Хината смеется, его теплое дыхание ощущается на носу Ойкавы. Он натягивает одеяло повыше, чувствуя озноб от напоминания, от ветра и того, как Хината смотрит на него.

Ойкава убирает выбившуюся прядь волос с лица Хинаты, младший мальчик слегка приоткрывает губы, когда Ойкава продолжает движение, проводя руками по рыжим волосам Хинаты, по его голове.

— Я так боюсь, Шое, — признается он, слова слетают с его губ, прежде чем он успевает их остановить. — Я не могу этого вынести.

— Не можете вынести чего? — спрашивает Хината, поправляя то, как он лежит.

— Я становлюсь старше, но еще ничего не добился, — говорит Ойкава. Хината открывает рот, чтобы возразить, но Ойкава продолжает, прежде чем он успевает что-либо сказать. — Меня обгоняют, потому что кто-то всегда будет лучше, просто потому, что он таким родился. И мне остается тратить всю свою жизнь на то, чтобы наверстать упущенное, когда им едва ли нужно прикладывать для этого усилия. И чего это стоит, если я всегда буду на два шага позади? Я становлюсь старше, но я никуда не продвинулся, кроме как застрять, Хината.

Хината молчит, когда в глазах Ойкавы появляются слезы. Он сморгивает их, прерывисто вздыхая.

— Иногда я жалею, что мы не встретились, когда были старше, — Ойкава задыхается. Он знает, он знает, что выглядит ужасно, поэтому он поворачивается лицом к небу и продолжает говорить. — Тогда все было бы по-другому. Тебе не пришлось бы иметь дело с моим отъездом. Ты был бы с кем-то, кто мог бы использовать твои сильные стороны так, как я не могу, — говорит Ойкава, его голос срывается, когда он говорит, слезы теперь текут по его носу. Так трудно дышать, сопли стекают по его горлу и покрывают его слизью, делая каждый вдох хриплым.

Хината тянется вперед, переворачивая Ойкаву так, чтобы он снова оказался лицом к нему. Он вытирает слезы у него под глазами, тихо воркуя, чтобы утешить его. Ойкава — уродливый плакса, он шмыгает носом и давится слюной, его глаза красные и опухшие. Каким-то образом Хината все еще ловит себя на том, что пялится на него.

— Что-то подсказывает мне, что ты говоришь не только о волейболе, — тихо говорит он. Ойкава пожимает плечами, на его лице появляется кроткая улыбка.

— Нам не нужно было бы беспокоиться о наших родителях или о ком-либо еще, мы могли бы просто уйти и не оглядываться назад, — говорит Ойкава хриплым голосом. — Я мог бы поцеловать тебя, не чувствуя вины за то, что должен оставить тебя позади.

Хината улыбается, качая головой.

— Тоору, — говорит он, проводя рукой по мокрым щекам Ойкавы. — Ты никогда не бросишь меня, потому что я всегда буду бежать за тобой, — шепчет он, приближая свое лицо к лицу Ойкавы, преодолевая расстояние между ними и прижимая их губы друг к другу.

Из-за чего-то, что он считал неправильным, он чувствовал себя так, как будто возвращался домой после тренировки. Например, боль в мышцах, которые редко использовались; боль, оставшаяся после хорошего секса или жестких матчей; тепло домашнего очага зимой и прохладный ветерок жарким летом. Губы Шое ощущались как все, что он никогда не хотел осознавать, что любит, и все же, вот он здесь, целует солнце и запускает руки в его волосы.

(Ощутима ли ностальгия? Имеет ли он вкус семечек подсолнуха и бирюзового ли она цвета?)

Тоору узнает, что Шое потрясающе целуется. У него мягкие губы, и хотя ему не хватает опыта, он компенсирует это тем, что быстро учится. Чаще всего они обнаруживают, что друг другу улыбаются в поцелуе, клацают зубами; смех, вырывается из горла.

Но иногда, как сейчас, улыбки исчезают и сменяются восхитительными всхлипами, вырывающимися из груди Шое. Тоору любит целоваться почти так же сильно, как и Шое, и они оба понимают, что другой — дразнилка. Lover’s Spit играет на повторе, и каждое движение медленное, как будто у них есть все время в мире. Каждое прикосновение естественное и плавное, как непрерывный танец, знакомый каждому из партнеров.

Тоору проводит руками по бокам Шое, просовывая их под рубашку, чтобы подразнить его соски. Хината выгибается навстречу прикосновению, прерывая поцелуй, чтобы тяжело вздохнуть. Он откидывается голову назад и поднимает руки, когда Тоору снимает рубашку. Сняв ее, Тоору улучает момент, чтобы полюбоваться простором кожи, который обычно скрыт.

Шое сильный, и мягко очерченные мышцы его живота потрясающе ощущаются под кончиками пальцев Тоору. Он снова приближает свой рот к Шое, продолжая целовать его, пока его руки поклоняются его груди, проводя по бокам, скользя вверх по спине, пощипывая соски и царапая кожу.

Шое отстраняется, хватает подол свитера Тоору и стягивает его через голову. Ему приходится встать на колени, чтобы завершить движение, но как только оно заканчивается, это подарок судьбы. Кожа Тоору гладкая и отзывается на каждое прикосновение. Шое осторожно проводит рукой по его груди, останавливаясь, когда чувствует, как бьется сердце Тоору под его ладонью.

Шое улыбается так, что кажется, будто у него есть скрытый мотив, и Тоору понимает, что сходит с ума, когда Шое забирается к нему на колени и начинает целовать его открытым ртом в челюсть, его руки повторяют движения, которые Тоору только что использовал на Шое, потирая его соски, слегка царапая его спину.

Шое перемещает свой рот ниже и начинает водить зубами по шее Тоору. Тору издает — честное слово, — стон, когда его кожу кусают и начинает сосать. Он такой высокий, но цепляется за Шоуи, как за источник жизни, в то время как младший продолжает кусать и целовать его в шею.

В конце концов, он отстраняется, тонкая ниточка слюны все еще тянется от его рта. Шое вытирает ее тыльной стороной ладони, его карие глаза широко раскрыты, красивы и так обманчиво невинны, когда они смотрят на Тоору сверху вниз.

Тоору наклоняется вперед, медленно опуская Шое на матрас. Чужие щеки покраснели, и он, вероятно, выглядит так же. Рыжие волосы разметались по подушке, и Тоору сокращает расстояние между ними, снова сближая их губы.

В ту ночь Тоору узнает, что пальцы на ногах у Шое подгибаются, когда он кончает, что он больше хнычет, чем стонет. Шое узнает, что Тоору хнычет, как избалованный ребенок, что он закусывает губу, чтобы не дать стонам сорваться с губ, потому что, когда им удается протолкнуться через его горло, они звучат слишком женственно и громко. Шое думает, что это самые красивые звуки, которые он когда-либо слышал.

Когда они заканчивают, они находят утешение в объятиях друг друга, Шое сворачивается калачиком на изгибе шеи Тоору. Его дыхание медленное, теплое, и это все, чего когда-либо хотел Тоору, и даже больше.

(Является ли ностальгия божеством? Дает ли она вам все, что вы желаете, потому что вы имели это целую вечность, сами того не подозревая?)

Они побеждают Карасуно на Весеннем турнире. Матч утомителен, как зуд, до которого ты никак не можешь дотянуться. Шое сопротивляется тому, чтобы не плюнуть Кагеяме под ноги, когда видит его, но сеттер просто рычит. Тоору гордый, как всегда, перед матчем, но все это исчезает, как только он начинается. Его глаза сужаются, и он зарабатывает семь очков подряд за подачу эйсов.

Шое выходит на корт, когда Кьетани становится слишком возбужденным, когда он начинает пропускать свои удары, потому что перед глазами у него алая пелена. Они меняются местами, и Шое старается не выглядеть испуганным, когда он передает ему номер. Краем глаза он клянется, что видит ухмылку Кьетани.

(Далее Яхаба прижимает Кьютани к стене, набрасываясь на него с криками, так что, возможно, он ухмылялся из-за этого, думает Хината.)

Тоору понимает, что в присутствии Хинаты есть что-то такое, что поднимает дух команды. Это не похоже на присутствие Ханамаки и Матсукавы, игривый сарказм, который заставляет вас улыбаться, или его детское поддразнивание, или пугающую материнскую ауру Иваизуми. Есть что-то такое чистое, такое радостное в том, как он улыбается, когда зарабатывает еще одно очко, в том, как его глаза сияют, как рождественские огни, когда мяч ударяется о его ладонь.

Когда Тоору загоняют в угол, он всегда пассует Иваизуми, но Шое не возражает. Он знает, что Иваизуми сильнее, поэтому с трепетом наблюдает, как Тоору пассует ему с другой стороны корта, и Иваизуми пробивает блок 11-го номера. Все, что ему нужно знать, это то, что Шое последует за ним, куда бы он ни пошел. Мяч приземляется, они выигрывают матч и выходят в финал.

Когда они встречаются с Шираторизавой, они выигрывают только ценой своих зубов, технически и травм. Матч ужасен, и любая игривая аура, которая когда-то сохранялась, исчезла. В последнем сете счет доходит до 36, когда Тоору делает сброс, и мяч падает на землю как раз перед тем, как кто-то успевает поднять его.

Когда они понимают, что произошло, Тоору кричит от радости. Он не может в это поверить, по его лицу текут слезы. Даже Кьетани расплывается в настоящей — он Богом клянётся, — улыбке. Они сделали это, они действительно сделали это.

Они проигрывают в первом раунде на Национальных, но это была отличная игра. Все они полны горечи, но в глазах третьегодок светится радость от того, что у них был шанс просто выйти на этот корт. Тоору с улыбкой пожимает руку журналисту и тот улыбается в ответ, у него широкая улыбка чеширского кота и крепкая хватка.

Они все плачут, когда идут ужинать, и Тоору выступает перед командой с речью, от которой у всех слезы текут. Слезы превращаются в смех, а смех превращается во взболомошенность, когда он плачет и говорит.

Будущее может подождать, потому что эта ночь потрачена на то, чтобы игриво флиртовать и высмеивать румянец Кьетани, заставляя Куними улыбаться, заставляя Макки и Маттсуна в этот раз промолчать, потому что они слишком заняты смехом.

Поражение все еще ощущается в их костях, но сегодня вечером Тоору держит Шое за руку под столом, и они смеются, пока у них не заболят животы, пока не появятся боль в боках и ребрах.

(Можете ли вы почувствовать ностальгию в данный момент? Это будущее? Или это просто страх?)