Сынмин привык к собственной комнате на удивление быстро. Такое облегчение после долгих лет общаги с двухъярусными кроватями, перемешанной одеждой и нескончаемым шумом. Ему это нравится: нравится его комната, даже если Джисон и отпускает комментарии по поводу того, что она выглядит пустой.
Странно, но сложнее было привыкнуть к новой ванной. Её делят всего лишь несколько человек, поэтому у каждого появилось больше места для своих вещей. Также она в принципе просторнее, так что Сынмин забывает положить полотенце у дверцы кабинки, чтобы взять его, не выходя из душа. Это было бы нормально в любой другой ситуации: если бы он был один или кто-то вроде Феликса или Джисона стоял у раковины, потому что им не привыкать видеть друг друга голыми.
Но сейчас Минхо ворвался к нему и умывался новомодной очищающей пенкой, которую, по его словам, никому нельзя трогать.
Сынмин выключает воду и сразу же жалеет об этом, покрываясь мурашками, но не включает её снова, потому что Минхо начал бы издеваться над ним из-за этого.
— Хён, можешь подать моё полотенце? — просит Сынмин.
Он уверен, что Минхо его слышит, потому что вода шумит совсем тихо, но он все равно тянет с ответом пару секунд.
— Неа, не думаю, — говорит он с легкостью. Сынмин видит в зеркале, как он продолжает намыливать круги на щеках, выглядя глуповато с белой пеной на лице. Но даже так Сынмин может с уверенностью сказать, что старший ухмыляется, а в его голосе присутствует обыденное веселье.
Если Сынмин может видеть его лицо в отражении, вероятно, и Минхо видит его, стоящим в душе. Сынмин не задумывается перед тем, как одной рукой прикрыть член, а вторую неуклюже положить на грудь. Инстинкты здесь ни при чем, он чувствует себя таким незащищённым.
— Почему? — спрашивает Сынмин, нахмурившись, и опускает уголки губ.
— Сам виноват, что оставил его так далеко, — отвечает Минхо.
Затем он наклоняется, чтобы смыть пену с лица, набирает в ладони воду и смывает пену, смачивая линию роста волос. Сынмин знает, что не услышит его ответ, поэтому терпеливо ждет. Через тридцать секунд Минхо закрывает кран и хватает своё полотенце, вытирая лицо.
Терпение Сынмина сходит на нет: он практически хнычет, когда говорит:
— Можешь тогда выйти, если не собираешься подать мне его?
В душевой кабине холодно: весь пар вышел, а капли воды, стекающие по его телу, не согревали. Он видит свое полотенце — серо-голубое, висящее на сушилке в шаге от Минхо.
— Ах, Ким Сынмин, — начал он в свойственной ему раздражающей манере, — ты даже не смыл всю пену: как я могу дать тебе полотенце?
Сынмин не может не взглянуть на свое тело в попытке найти подтверждение словам Минхо. Его уши пылают, когда он думает о Минхо, разглядывающем его подобным образом.
Сынмин не смущается. Сынмину плевать, что Минхо хочет ему сказать.
— Ты здесь, чтобы просто сказать мне, что я неправильно моюсь? — неверяще спрашивает Сынмин. Он заставляет себя посмотреть на Минхо, встречая его взгляд, и хмурится, потому что парень был слишком доволен собой.
И вдруг без какой-либо причины (слишком неожиданно для Сынмина) Минхо стягивает трико, цепляя за пояс, нервно вылезает из них и оставляет на закрытой крышке унитаза. Потом он снимает футболку, схватив за край со спины, и стягивает через голову так, что волосы пушатся от статического электричества. Минхо сложил её на трико. На нём оставалось лишь нижнее бельё: Сынмин отводит взгляд, когда понимает, что Минхо собирается снять и его.
— Если ты не можешь сделать этого сам, — говорит Минхо, открывая дверь душевой, и заходит внутрь, — хёну придется помочь тебе.
Сынмин вздрагивает, задыхаясь.
— Что? — и дрожит, когда Минхо тянется рукой около него, почти касаясь его тела, чтобы снова включить душ. Сперва холодная вода быстро нагревается, и Сынмину хочется расслабиться, но он все еще напряжен, прикрываясь обеими руками.
Минхо стоит напротив него здесь и сейчас. Он совершенно равнодушен к своей и сынминовой наготе. Он спит голым (если нижнего белья на нём нет), и Ким видел его, слоняющегося по общаге в таком виде достаточное количество раз, чтобы привыкнуть к обнажённому телу хёна. Сынмин же по-прежнему спит в пижаме, даже сейчас, живя в своей собственной комнате.
Им комфортно рядом друг с другом при любых обстоятельствах, по крайней мере, так думал Сынмин, но сейчас ему было непривычно. Он не хочет приписывать странности всему подряд (опустим тот факт, что именно Минхо стал виновником произошедшего), поэтому заставляет себя выпрямиться и прочищает горло, прежде чем снова заговорить.
— Что ты делаешь? — его голос остаётся ровным и почти не ломается.
— Мне всё равно нужно принять душ, — отвечает Минхо, — ты слишком долго мылся.
— Я вооб… Если решил зайти, то дай хотя бы выйти!
Минхо трясет головой, смеясь.
— Я не виноват, что ты стесняешься меня.
— Я не стес…
— Йа, прекрати спорить, или я уйду!
Сынмин скептично вскидывает бровь, ожидая, пока до Минхо дойдет, что это и не угроза вовсе, а именно то, о чем он его и просил, но Ли не двигается с места.
Единственный выход — уйти, что именно и делает Ким, вздыхая и разворачиваясь в сторону, чтобы пройти мимо Минхо, чьи руки останавливают его, крепко обнимая за талию и удерживая на месте. Сынмин стоял под горячими струями воды, и сухие руки Минхо тепло ощущались на влажной коже, несмотря на окутывающий их пар от включенного душа.
— Я же сказал тебе, что ты не домылся, — настаивает Минхо, и только сейчас Сынмин замечает, как дрожат у него зрачки.
Мысль о том, что Минхо нервничает из-за этого, заставляет Сынмина застыть на месте (и нет, это не из-за его рук на талии), и он даже не сопротивляется, когда Минхо накрывает рукой его лоб, отклоняя голову назад, якобы чтобы смыть остатки шампуня с волос, который, по его словам, оставил Сынмин. Его прикосновения аккуратны, но он толкает Сынмина слишком далеко, и вода стекает по его лицу, попадая в глаза, из-за чего он жмурится.
Если что-то и оставалось в его волосах, то уже наверняка смылось: Сынмин не может говорить, потому что задыхается от ощущения пальчиков Минхо, скользящих по его груди и животу, что отталкивают «защищающую» ладонь и останавливаются перед тем, как коснуться руки, которой Сынмин боялся пошевелить, прикрывая свою промежность.
— Ты чист здесь? — спрашивает Минхо, не давая Сынмину и шанса на ответ и без колебаний хватая его за член.
Сынмин распахивает глаза, замерев на месте, так что в них попадает вода, и он снова жмурится, шипя и чувствуя себя глупо. Он слепо хлопает руками по Минхо, а тот с легкостью отбивается и не отпускает его.
— Хён, что с тобой не так?!
Он бросает попытки отбиться и трёт глаза кулаком, а когда он снова может открыть их, то видит Минхо, пожимающего плечами в ответ.
— Я делаю тебе одолжение, Сынмин-и, — сладко тянет Минхо, но Ким знает, что он разговаривает таким тоном только тогда, когда ведёт себя как полный засранец.
Сынмин всегда находил что ответить Минхо, но до этого момента ему не приходилось думать о чём-то, пока чужая ладонь сжимала его член. Он лишь открывает рот, чтобы сказать хоть что-нибудь, что угодно — не обязательно умное, наверное, и простого проклятия хватит — но хоть что-то; Минхо неожиданно пользуется моментом, двигая рукой, и Сынмин задыхается от этого, хотя у него ещё не встал.
Невыносимо. Ничто так не смущает, как это, и из них двоих Минхо краснеет куда сильнее. Сынмин клянется, что именно он должен быть сейчас ярче помидора.
Смотря на него сейчас как следует, Ким замечает у него румянец на груди. Сынмин не думает, что это из-за горячей воды, учитывая, что на Минхо не попало ни капли. А еще Сынмину правда не хочется, но все же он скользит взглядом вниз, просто чтобы убедиться, только ли с ним это происходит, или на Минхо это тоже влияет и-
— Мои глаза выше, — сухо скрипит Минхо.
Сынмин не знает, почему он выполняет чужой приказ, но он поднимает взгляд, вскидывая голову, и Минхо расплывается в самодовольной улыбке.
Слишком сухо, несмотря на стекающие капли воды, но Минхо двигает рукой еще раз, и еще, медленно стимулируя член Сынмина без лишних движений. Он не сводит взгляда с его лица, и этот зрительный контакт вызывает у Сынмина желание сбежать, но он не собирается сдаваться. Ещё меньше ему хочется говорить, поэтому он лишь смаргивает и сжимает челюсть, стараясь не издавать ни звука.
Сынмину даже не нужно смотреть вниз, он и так знает, что у Минхо встал. Картина возбуждённого хёна навсегда будет выжжена в его памяти; он не должен опускать взгляд, но он хочет. Но не посмеет.
— Ты делал подобное с другими? — выплевывает Мин. Он ненавидит казаться неуверенным в себе, но он знает, какой Минхо с Феликсом или Джисоном, с лицом Чанбина на экране блокировки и с нескрываемой улыбкой для Чонина.
— С чего бы мне это делать? — с наигранным волнением спрашивает Минхо, склонив голову набок.
Сынмин мог бы понять сказанное по-разному. Он бы не делал этого с другими, потому что думает, что Сынмин нуждается в помощи больше других; потому что он смотрит на него свысока, и не стал бы делать такое с кем-нибудь ещё, просто потому что не хочет.
В любой другой день Ким остановился бы на первом варианте: они бы просто обменялись колкостями и вздохами в адрес друг друга и разбрелись по своим делам, в комфортную для обоих тишину.
Сейчас все по-другому, когда никого нет рядом и не нужно выпендриваться друг перед другом.
Сынмин тянется к нему в попытке прикоснуться, и его накрывает от ощущения того, насколько твердый Минхо: горячий член подрагивает от прикосновения. Минхо делает шаг назад.
По идее, способность мыслить трезво должна была вернуться к нему ровно тогда, когда рука Минхо исчезла с его тела, но это не срабатывает. Стоя один под водой, он чувствует пронзающий холод, и все, чего ему сейчас хочется, — это Минхо, придвинувшийся ближе и касающийся его снова.
— Хён…
— Это всё не для меня, — отвечает Минхо.
Это глупо, считает Сынмин, и он даже мог бы об этом сказать, но ему действительно не хочется спорить, поэтому он подыгрывает, говоря вместо этого:
— Хён, ты же сам сказал, что тебе тоже надо помыться.
Минхо медленно моргает трижды.
Ему требуется один шаг и малая доля секунды, чтобы ворваться в личное пространство Сынмина, нос к носу, и Ким пытается прочитать выражение лица Минхо. Ли заводит руку за Сынмина, выключая воду, и тот даже не успевает вздрогнуть, как Минхо снова кладет руки на его талию и, на этот раз, переворачивает его к себе спиной. От Ли исходит тепло, его подбородок покоится на плече Сынмина, и мысли Кима путаются, когда он чувствует упирающийся в его задницу член.
Столько вопросов, но он не решается задать хотя бы один. Минхо хватает флакон с гелем для душа, и Сынмину не хватает сил понять, чье это: слишком занят, разглядывая стенку кабинки и стараясь не оцепенеть от происходящего.
Ли выдавливает на ладонь гель, скользя рукой ниже, и Сынмин — это так тупо, но он пытается предугадать — с нетерпением ждёт, когда к нему снова прикоснутся. Минхо протискивает руку между ног Мина, растирая гель по внутренней стороне бёдер. На его ладонях куда больше мозолей, чем у Сынмина, а еще его руки сухие и теплые, и контраст этих прикосновений и холодного геля вызывает приятную дрожь.
— Эй! — он слабо пытается отстраниться, но на самом деле он даже не пытается уйти.
— Заткнись и доверься мне, — выдыхает он. Сынмин не сопротивляется, когда Минхо сжимает его ляжку и просовывает член между его бедрами, под мошонкой и его возбуждённым членом, истекающим предэякулятом еще с того момента, как его развернули спиной.
Сынмин думает о том, насколько же все это тупо; о том, что он, возможно, слишком худой, для того, чтобы получить от этого удовольствие. Нет, серьезно, ноги Минхо гораздо лучше подходят для подобного. Он думает о том, каково это трахаться с ним, когда Минхо выходит, сразу толкаясь обратно, и от подобных мыслей дрожащими руками опирается о стену, опустив голову.
Он старается не стонать, но Минхо не сдерживается первым, звуча низко и надломленно, что заводит Сынмина еще больше, если такое вообще возможно. Вторя ему, Сынмин звучит не так сексуально и возбуждающе, но ему приятно наконец-то расслабить губы, хотя тяжёлое дыхание его смущает.
— Сынмин-и, — шепчет Минхо Мину в затылок. Это ощущается так, словно он произносит нечто более интимное, нежели простое имя Сынмина, и Ким дрожит, вжимаясь в холодную стену.
Левая рука Минхо скользит по его мягкому животу и ниже, поглаживая член, и благодаря оставшемуся на ладони гелю для душа он мягко поглаживает головку, собирая предэякулят и скользя по возбуждённой плоти.
Сынмин никогда бы не подумал, что в один момент окажется таким бессильным, что не сможет пошевелиться, позволяя Минхо удерживать себя, пока тот вбивается в его бёдра и стонет на каждом вдохе. Слюна, скопившаяся в приоткрытом рту, грозится стечь по губам, и Сынмин шумно сглатывает, задумываясь, будет ли Минхо издеваться над ним, пускающим слюни, или ему можно обвинить во всем его брекеты.
Такое чувство, что его просто разорвало на части, как будто нейроны застыли в одно мгновение, а разум опустел. Он смотрит на Минхо, опуская взгляд, и видит, как он упирается в мягкую кожу его бедер, чувствует, как их члены трутся друг о друга, когда он прижимается, удерживая их на месте, чтобы не сбиться с ритма, который Минхо задал для них обоих.
— Ах, я скоро… — наконец Сынмин подает голос, закусывая губу и молясь, чтобы Минхо не издевался.
Он ожидал услышать комментарии по поводу того, что он слишком быстр (но, он уверен, это не так) или что ему следует для начала дождаться своего хёна. Но Минхо лишь мягко говорит:
— Хорошо, Сынмин-а.
Его кулак не ускоряется, он толкается в прежнем темпе, а его подбородок сильнее вжимается в плечо Кима (и Сынмин знает, что тот наблюдает за ним), и это заставляет его кончить, изливаясь в ладонь Минхо и на стенку душевой. Сперма густо стекает на член Ли, в то время как он продолжает двигаться, и у Сынмина колени подгибаются от такого зрелища, хотя выглядит это безумно грязно.
Минхо разворачивается так, будто хочет отстраниться: Сынмин, недолго думая, заводит руку за спину и впивается пальцами в ягодицы Минхо, удерживая его на месте.
— Не будь идиотом, — говорит он, в горле сухо, и он понимает, насколько хриплым звучит его голос.
Все говорят, что Сынмин делает то, что ему велят, но он удивляется, когда Минхо выполняет его просьбу.
Минхо кончает в сжатые бёдра Сынмина (и наутро это будет раздражать), но Сынмина это не волнует, когда ему так жарко и так хорошо. Он все еще наполовину возбуждён и малейшее давление на член пробуждает в нём отголоски оргазма.
Когда Ли кончает, это немного шокирует, потому что он пачкает ноги Сынмина, не успевая позаботиться о чистоте.
— Блять, прости, — бормочет он, а Сынмин ничего и не говорит, получая удовольствие от произошедшего, от мокро-горяче-липкой кожи, покрасневшей от трения.
Это может быть неловко: есть все составляющие для идеально ужасной, жизне- и карьероразрушающей ситуации.
— Мне нужно снова помыться.
— Мы израсходовали всю горячую воду.
— Тогда ты должен остаться и помочь мне, поскольку ты теплее меня.
Они моются вместе, и это более невинная версия произошедшего (если игнорировать Минхо, намочившего постиранную одежду, чтобы стереть сперму с бедер Сынмина, и он хныкал от прикосновений влажной ткани, а уши Минхо краснели) и когда они оба заканчивают мыться, выключая душ, Минхо передаёт Сынмину его полотенце.
— Спасибо, хён, — благодарит Сынмин, улыбаясь кротко и скрытно.
Минхо зачесывает волосы так, как нуны-стилисты умоляют их не делать, накидывая полотенце на плечи.
— Всегда пожалуйста, Сынмин-а.