Похолодало

"Однако, похолодало." — С нотой разочарования подумал Каору. В Японии есть одна огромная проблема в виде центрального отопления. Вернее, сама проблема состоит в том, что его попросту нет. Зачем оно нужно, когда землетрясения настигают чуть ли не каждый год? Его ремонтировать дороже, чем массово выпустить очередную приблуду для согревания людской тушки. Такие Сакураясаки скупал пакетами.

Вот сейчас он в руках держит мешочек с нагревающимся внутри порошком. Трясет его, трясет. Внутри ткани приятно так шуршит, медленно нагревается. Каору недовольно цыкает. Все равно тепла хватит ненадолго, больше согреешься пока будешь вот этой зарядкой заниматься. И ничего, что лежишь под огромным, тяжёлым пуховым одеялом. Все равно эти изобретения необходимы. Иначе так и помереть недолго.

"Да где этого Нанджо черти носят?!" — Плаксиво, обиженно, но все ещё ужасно сердито подумал Каору.

А его благоверный известно где - у себя в ресторане. Естественно, чуть что у них не так, так сразу: "Конджиро-сан, у нас вот это не работает! Оно нам, вообще-то, не очень нужно, но оно не работает!", "Босс, что нам делать с вот этой ерундой, с которой мы могли бы и справиться сами, но мы лоботрясы, и вызываем вас? У вас же нет ни дома, ни Каору-сана, вам же больше делать нечего!"

Ревновал ли Сакураясаки Конджиро к его работе? Да что вы, господь с вами! Нет, он же взрослый человек, и все понимает. Но вот когда на улице плюс два, а дома плюс пять, будьте, мать вашу, добры, чтобы он лежал с ним рядом в постели, и ни дёрнулся от ваших идиотских звонков, псы вы вшивые. Извольте, черт вас всех драл!

Каору хотелось зарыдать, забиться в истерике, начать манипулировать, лишь бы оставить свою личную грелочку дома. Мало того, что этот свин сегодня ужин не готовил, сказал что на работе устал от плиты, так ещё и после магазинной трапезы, когда Каору изнеженный после душа должен был лечь головой на его плечо и получать свою законную порцию ласки, в виде проглаживание плеча и поцелуев в висок, он уехал! Взял и уехал, чертов эгоист!

— Прости, Каору-чан, — Ласково, но будто наспех сказанное Сакураясаки получил в район щеки. — Там ребята что-то натворили не то, надо поехать разобраться. Я быстро. Как все улажу, сразу домой.

И чмокнув в щеку на прощание, упорхнул (с его-то комплекцией представить трудно, но вы постарайтесь) в объятия рабочей жизни. Редкая сволочь она, надо сказать. Выдирает у Каору его батарею. Любимую, кареглазую батареечку. Такую противную, но такую родную и, самое главное, действенную, что на все, кроме отчаянного трудоголизма, недостатки его глаза закрыть можно. Честно, можно.

Сакураясаки не паразит, как вы бы могли подумать. Он хозяйственный и всему в его жизни, помимо душевного, должно быть и практическое применение. А еще он, по секрету, мерзляк жуткий.

Этот адский котел, под названием "работа любимого мужчины", он ненавидел. Дело в том, что днём это ресторан с отличной кухней, а ночью это бар, с не менее отличной кухней, конечно, но с алкогольными напитками в неограниченном количестве, которое само по себе вызывало волну всяких доходяг, напивавшихся в зюзю, и тревоживших начальника подчинённых, которые ни шагу, вот честное слово, ни шагу без Конджиро-сана сделать не могут. Их хотелось поубивать, особенно, когда в разгар исполнения супружеского долга эта мразь звонит и отвлекает Нанджо от любимого.

Однажды, когда Каору напьется, он поедет в этот проклятый бар, и всем даст прикурить. Всему этому детскому саду даст понять, чей это мужик. А когда на утро писю к носу подведут (я извиняюсь за выражение, я надеюсь, все поняли все правильно) он хоть и будет отнекиваться, все равно внутри будет очень рад, что теперь всей этой ясельной группе ясно, что куда, кого и зачем.

Пока в этот гениальный план созрел в голове Каору, кажется, предмет его ревности вернулся в семейный очаг. Какая честь, чтоб тебя.

Каору закрыл глаза, попытался сделать вид, что спит. Что ему и без этого примата нормально.

Нанджо все не шел и не шел в комнату, хотя по лестнице наверх ступни уже стучали. Каору не пойдет проверять, куда его нелёгкая занесла. Пусть хоть на полу растянется, хоть в ноги теперь ему падает, хоть посреди ночи глинтвейн сделает, вот вообще, пле-вать!

Через пару минут он всё-таки зашёл. Свет не включил, по полу передвигается тихо-тихо, едва он вообще дышит. Боится разбудить, лапочка. Сейчас тебе будет шоу, бойся-бойся.

"Припёрся-таки... Падла." — Обиженно подумал Каору. Но не шевельнулся. Ещё чего, будет он ради него шевелиться, с нагретого сдвигаться. Сейчас, только разбег возьмёт, ага.

Подошёл к кровати. Смотрит. Ну смотри-смотри. Как плюнет тебе муж в морду, будешь знать, как из дома посреди зимней ночи сбегать.

Присел рядом на самый край. Смотрит на Каору, глаз не сводит.

— Каору-чан, — Совсем тихо, едва слышно шепнул Нанджо. — Спишь?

Секунда, две. Каору очень хочется ему сказать, что он злится. Но как-то просто надо его обнять, пригреться, поцеловать. Ну вот нет настроения ругаться. Ладно, с утра.

"С утра ему на работу. " - думает Сакураясаки.

Тогда вечером.

"Уставший приедет..." - Даже скандал в этом доме некогда устроить из-за его работы. Сам Каору выдыхался меньше, его не никто не тиранил. Ну вот все не как у людей, а.

— Сплю. — Булькает из-под одеяла.

Нанджо улыбается. Ложится рядом, забирается под одеяло, руками на талию лезет, носом к шее. А Каору сдается, вздрагивает, как кошка. Близко-близко лезет. И очень тепло. Вся тишина, которая до его прихода, рушится. Теперь и постельное белье хрустит приятно, будто подталкивая к чему-то большему, чем объятия, и слышно как Каору чуть чаще дышит, пока Нанджо губами по шее водит, слегка сжимая, прикусывая, но не целуя мокро, чтобы ещё холоднее не было. И все как-то шумно, приятно, горячо.

Каору оканчивает эту попытку Нанджо перед ним извиниться. Притягивает к себе, чтобы губы были на одном уровне, мягко, нежно к чужим своими прикасается и почти засыпает так, только руки змеёй вокруг его шеи овивает. Чтобы тепло было.

На улице, однако, похолодало.