108:

На глаза привычно ложится повязка, скрывая светочувствительные глаза от солнца. Она вздыхает, берёт сумку и выходит из комнаты. Еле слышно щёлкает языком и инстинктивно сжимается, чтобы пропустить своего нии-сана. Тот привычным движением толкает её, окатывая презрительным взглядом, как ледяной водой проходясь по оголённым нервам. Иногда она чувствует себя ничтожной букашкой перед ним, но после того, как он уходит это чувство исчезает. И она кривит губы в подобии улыбки, пожимая плечами и начиная аккуратно спускаться по ступенькам. Её брат никогда не толкает её в сторону лестницы, потому что однажды ему за это попало. Кажется, она тогда сломала руки и ногу, отчего пришлось ехать в больницу. Поэтому больше он не толкает её с лестницы.

На удивление, интересно с чего вдруг, её брат даже помогает ей добраться до школы и нигде не споткнутся. Это пугает, но ей уже немного всё равно. Быть осмеянной уже стало привычным явлением для неё и совсем не волнует. К тому же она видит, пусть и не любит свет, но видимо все об этом забыли, потому что она всегда ходит в повязке. Её даже Хибари не избивает, потому что они никогда не опаздывает, да и уклоняется почти автоматически от всех его ударов, хотя сама она, кажется, даже не понимает от чего уклоняется и что вообще происходит.

Именно поэтому на неё ограничиваются лишь словесными нападками. Если она может уклониться от ударов Хибари, то и от хулиганов уйдёт. Да и к тому же она смогла заинтересовать Хибари, отчего тот пригрозил всем, что если её тронут, то он им устроит "Камикарос, травоядные".

109:

Ледяные пальцы стучат по лакированному столу никому неизвестный код. Едва слышно звучит шелест переворачиваемых страниц. Нога в закрытой туфле с небольшим каблучком едва покачивается, не задевая никого из присутствующих. Приклеенная на губы улыбка совершенно не дарит то тепло, что было раньше, а в глазах застыло пламя, становясь не жидким янтарём, а застывшей карамелью, обмакнутой в золотой песок. Мафия, как много в этом слове. Мафия забрала у неё многое: наивность, желание жить и возможность свободно использовать пламя. Она смотрит на бумаги перед собой и совершенно ничего не чувствует, абсолютно ничего, хотя и знает, что должна как-то отреагировать. Но никаких сил нет, она ведь сейчас всего лишь существует. Но она должна, в голове проносится едким голосом отца, что она обязана выполнить приказ Девятого, - хоть как-то отреагировать. И именно поэтому она открывает рот.

- И что это? - она бы добавила в свой хриплый, совершенно бесстрастный голос каких-нибудь ноток эмоций, но ей, если честно, вообще всё равно на эту новость. Ну и что, что её сместили с поста наследницы? Она всё равно об этом давно знала, также, как и о том, что отец попытается забрать у неё хранителей. Вот только Варию, Мельфиоре и всех Аркобалено она не ожидала, хотя это всё равно не выбило её из того панциря, куда она спряталась, чтобы не видеть, не чувствовать, ведь так проще. Проще спрятаться, потому что она устала бороться, но об этом никто не знает. Вот только они все не знают как вытащить её из этого панциря. На самом деле, она давно уснула беспробудным сном, а потому ей даже как-то всё равно на их попытки разбудить того, кто мёртв уже лет восемь как.