С того рокового дня, когда Арсений спалил своего ученика с сигаретой, Антон больше так не рискует своей задницей (точнее, ногами, но не суть). И, если честно, то тактика Попова дала свои плоды — Шастун начал курить меньше. Ровно на одну сигарету в день.

Но конечности у него дрожали ещё долго… Дня три-четыре точно. Зато, Антон начал ещё и есть, ибо упасть в обморок в присутствии учителя — реально самоубийство. Да и вес набрать надо, иначе пошлют куда подальше на соревнованиях.

Радует одно — первый тур (или чемпионат России) проходит в Питере и ехать куда-то не надо. Это хорошо, однозначно, ибо снова трястись в поезде или самолёте не хочется.

А ещё, уже неделю Антон красиво прогуливал школу. Но, если уж честно, то он бы согласился посидеть на скучных уроках, вместо того, чтобы наворачивать круги по залу и катку. Теперь школа жила отдельно, Шастун отдельно. Всё. Попов забрал его в своё рабство и заставлял танцевать его сутками, после пробежек, растяжек и прочей херни, которая из рутины превратилась в ад.

— Быстрее! Ты не с ящиком водки на плечах бежишь! Хотя алкаши на твоем фоне спортивнее кажутся! — снова возмущается мужчина, но руки невозмутимо держит сложенными на груди. Привычная картина.

А если учесть ещё и тот факт, что через пару дней интервью и короткая программа, то вообще застрелиться хочется. И, если с танцами ещё всё в порядке, то с речью...

Ну а что говорить то? Шастун в принципе человек неразговорчивый, который в своей жизни нормально общался с обществом в последний раз — года три назад. А потом стало как-то всё равно, да и желание тратить время и силы на пустую болтовню с кем-то пропало. И, единственные люди, с кем он контактирует и по сей день — Лёва и дедушка.

Только в последнее время, из-за тренировок и Арсения, а ещё нереальной усталости, по приходе домой сил не было вообще ни на что. Он просто приходил, падал лицом в подушку и вырубался. Прямо в одежде, не накрывшись одеялом.

— Ладно. Стой, — спокойно кидает Попов, глядя на измученного подростка, — У тебя пять минут, чтобы растянуться, и я жду тебя на льду.

Антон судорожно вспоминает все действенные упражнения, дабы ноги быстрее разъехались в идеальном шпагате. Несмотря на то, что данная процедура проходит каждый божий день, небольшая паника всё равно остаётся.

Весь прикол ещё в том, что все упражнения для растяжки ног выглядят крайне… странно. И вот непонятно, то ли человек или люди, которые придумали эти самые упражнения были теми еще шутниками, то ли ноги такая хрень, которой повыпендриваться надо, но самая адекватная поза — это когда ты просто раздвигаешь ноги.

В общем, фигурное катание — весёлый вид спорта. И ноги пораздвигать успеешь, и офигеть от жизни, и вообще тут много всего интересного. Антону вот нравится.

Мальчишка натягивает на себя трико и, когда с костюмом покончено, выползает из зала, направляясь в сторону катка, который находится в конце коридора. Или в начале… Не суть.

А там уже виднеется силуэт Арсения, который спокойно залипает в телефон. Однако, его вид был слишком напряжённым для человека, который тупо пытается скоротать время.

Но Антон, храня чувство такта, решает промолчать и просто, спокойно выйти на лёд. Ибо, если причина такой серьёзности со стороны мужчины как-то касается Шастуна, то, с большой вероятностью, эта информация будет передана подростку.

— Давай пока отработаем короткую программу. Если мне всё понравится — перейдём на произвольную, — уже более уверенно отвечает старший, фокусируя всё своё внимание на мальчишке.

Младший, в свою очередь, спокойно кивает в знак согласия и выезжает к центру катка, ожидая начало музыки.

Антон обожает Попова за то, что в отличие от других тренеров, он предложил Антону несколько вариантов музыки и дал подростку право выбора. Поэтому парню нравились все программы, которые ему приходилось танцевать. К слову, один из залогов успеха, ведь когда ты делаешь то, что тебе реально нравится, оно и выходит намного лучше.

Во время исполнения своего номера, парень фокусирует всё своё внимание только на самой программе, а не на том, что его беспокоит. Он словно уходит в себя, но при этом сохраняет рассудок, делая очередной сальхов.

Шастуном восхищаются все. Простые люди, педагоги, другие фигуристы… Но есть один единственный человек, который найдёт миллиард ошибок. И именно это человек удерживает парня в узде, не давая ему и шанса зазведиться. Но при этом не ломает психику подростка и не унижая все его заслуги.

Однако, Арсений очень хочет после каждого конкурса наброситься на мальчишку с объятиями и расцеловать его, говоря при этом, что он самый лучший. Но, увы, этот бескрыйний холод — вынужденная мера, без неё нельзя. Иначе, всё, над чем они работали с десяток лет улетит в тартарары и там разобъётся вдребезги. Поэтому Попов ломает себя и Антона, чтобы по этой дороге из слёз, крови и пота прийти к самой победе.

— Если ты думаешь, что я не умею считать — то зря! Я тебе заменю четверной тулуп на тройной! — а вот это уже адекватное замечание. И оба это знают — судьи тоже не слепые и смогут понять, что было только три оборота, а не четыре, — А руку кто будет поднимать? Я? Ты не думай, что если конкурс идёт внутри страны, то ты обязательно выиграешь, — уже более спокойно предъявляет мужчина, усаживаясь на трибуну,— Ещё раз. И если ты мне через три дня, на чемпионате сделаешь сальхов не так, как прописано в инструкции — придушу. Единолично. Понял меня?

Антон снова кивает. Вообще, если так посудить, то в последнее время он почти ничего не говорил. С Арсением он обходился только кивком или дежурным «хорошо».

Но парень свято верит в то, что его сегодня отпустят пораньше. Программы ведь отработаны до такой степени, что даже Попов иногда прикопаться ни к чему не может. А судьи — и подавно.

Однако, перед выступлениями надо бы отдохнуть, ибо вряд ли его опухшее лицо понравится журналистом. Либо эти люди пристанут к его усталости и сделают из этого целый сюжет, основанной на жизни Антона, что ему, собственно, вряд ли понравится.

А сейчас надо прыгать, крутиться, вертеться и ждать окончания тренировки как смерти. В положительном ключе, естественно.

Все два дня до интервью, тренировка парня длилась ровно до восьми вечера. А потом, он, счастливый, довольный, чесал в общежитие и даже успевал поговорить с дедушкой и Лёвой. По правде говоря — мальчишка уже соскучился по тем былым временам, которые закончились где-то в ноябре. Сейчас же он одновременно очень сильно хочет в Пекин и также сильно не хочет. Точнее… покататься по миру и посмотреть Китай — это круто, а тренировки по пятнадцать часов — очень не круто. Но первое явно пересиливает второе, поэтому, надо стараться. Очень надо.

Интервью решили брать сразу же после короткой программы. Судя по всему оно будет небольшое, буквально, как себя чувствуешь, как жизни и вообще прикольно ли тебе живётся. Антон знает, ведь Арсений ему уже всё подробно объяснил. А ещё посоветовал ограничиться чем-то банальным и держать лицо кирпичом, чтобы не выдать лишнего. Короче, Шастуна уже поднатаскали и в этом деле. Ура.

До выступления ещё час. А пока парня гримируют, но, по просьбе Попова, не так ярко, как надо бы. На этикет обоим как-то всё равно, а вот удобства — это важно. Однозначно. Поэтому и костюм у Антона спокойный — без кучи блёсток, только редкие камни, сама ткань чёрного цвета, кое-где переходит в белый и что-то наподобие юбки, из прозрачной ткани, что тоже была чёрного оттенка. В общем — скромно, но со вкусом.

— Смотри. Отбирать будут двух лучших участников. Одного — в основной состав, второго — в запас. Тебе надо всех побить, если хочешь покорить Пекин. Ясно? — Арсений уже вовсю настраивает ученика на нужный лад, чтобы последний, как говорится, не остался с голой жопой, — Короткая программа у тебя такая, что ты спокойно можешь новый рекорд поставить. Произвольная тоже сильная, — уверяет он и говорит тоном живого человека, а не льдинки, а в глазах горят голубые огни, — Прошу тебя. Не упади нигде! Прыжки делай так, как надо и не вздумай жульничать. На общей разминке держись подальше от остальных, а когда придёт твоя очередь выступать — не бойся. Пройдёшь на олимпиаду — килограмм клубники куплю.

— Два, — спокойно отвечает мальчишка, делая вид, что ему вообще всё равно и он как бы не относится к фигурному катанию вообще никак. Он держит лицо, хотя руки начинают подрагивать, выдавая страх с головой. Арсений знает это чувство, поэтому позволяет себе улыбнуться, ибо поддержать Антона надо. Он же человек, а не робот.

— Да хоть три, — мягко говорит мужчина, а руки держит в карманах, ведь и у него самого начался тремор, который что-то не хочется показывать ученику.

— Ящик, — торгуется младший, хитро улыбаясь. А потом слышит мольбы визажистки, и все же замолкает.

— Я его лично принесу. Ночью, — соглашается мужчина и в подтверждение своих слов кивает головой, — Ещё и в ноги тебе поклонюсь. Но только если ты выиграешь.

Ну вот теперь Антон обязательно выиграет. Сто процентов. Без сомнений. И даже Попова возьмёт с собой в Пекин, чтобы мир посмотреть.

Антон выступает одним из первых. Да, их всего человек шесть, а он выходит на лёд третьим. Середина, что уж тут.

Он знает, что дедушка смотрит.

Что Лёва и весь интернат вместе с ним сейчас сидят, уставившись в экраны.

И уж тем более знает, что Арсений Сергеевич будет наблюдать за этим так, словно биолог, который ждёт пока распустится редкий цветок.

От всех этих фактов как-то легче не становится и частично успокаивает лишь то, что атмосфера до смерти родная — Арсений, лёд, Питер… это ли не прекрасно? Всё на своих местах, кроме психики подростка. Да, он держит лицо, подражая своему учителю. Да, делает вид, что ему это всё вообще нафиг не упало.

Но ему страшно.

Бояться-то, по сути, нечего. Но известный факт — когда тебе страшно, то ты начинаешь путаться и косячить. И от этого становится ещё хуже. Замкнутый круг, какой-то. А выбраться из него поможет только одна вещь.

— Арсений Сергеевич, — слишком робко и тихо просит подросток, когда только начинают объявлять первого участника. Из-за чего преподаватель сначала думает, что ему послышалось. Но голову вбок повернуть решает и, в итоге, сталкивается с жалобным взглядом ученика.

— Что? — мужчина выгибает одну бровь дугой, всё своё внимание переключая на мальчишку, который только что шнуровал коньки. И из-за потерянного взгляда своего ученика, старшему тоже становится как-то не по себе, а его вид становится чуть мягче, внушая доверие. Но парень всё равно медлит, стараясь подобрать слова, которые в один момент выветрились из его головы, будто он всю жизнь был слепоглухонемым.

— В-вы… Блина… — вспомнить бы ещё как слова выговариваются и вообще зашибись было бы. Но вместо того, чтобы произнести что-то адекватное, младший решил просто резко подойти к тренеру, заключая его в кольцо своих тонких рук, — Обнимите. Пожалуйста.

Арсений в шоке. И шок, в котором он находится, тоже в шоке. И вообще, мужчина, шок и мир в целом в афиге. Это ещё слабо сказано.

Но всё же, спустя несколько секунд обдумывания дальнейших действий, мужчина прижимает стройное тело к себе и проводит своей аномально тёплой рукой между выпирающих лопаток и ведёт вниз, к пояснице. А потом вновь наверх, тем самым успокаивая подростка. Да, несмотря на свою сдержанную манеру общения, утешать он умеет знатно. По крайней мере Антона.

А младший, в свою очередь, краснеет, что слабо заметно под тонной косметики и млеет, наслаждаясь моментом. Это так приятно… Словно вся та скованность, которая причиняла боль достаточно долгое время, наконец ушла и ты снова чувствуешь себя живым. И дышится как-то легко… не так, как раньше. Да и в жизни снова всё хорошо, будто не было бессонных ночей, стёртых ступней и адской боли в ногах всё это время.

Арсений не старается как-то оторвать от себя мальчишку — лишь сильнее прижимает его к себе, заставляя уткнуться в собственную шею и мягко, по-отцовски гладит хрупкую спину, мышцы на которой постепенно расслабляются, а ещё, Попов чувствует, как дыхание паренька приходит в норму и становится более медленным, как и пульс.

Первым отстраняется Шастун. Он аккуратно выпрямляет руки, отодвигаясь от старшего и бегает взглядом по комнате, лишь бы не столкнуться с голубыми. На что Арсений лишь коротко усмехается и в непривычной для себя манере общения выдает:

— Тебе нечего стыдиться. Это вполне нормальная реакция, — и подходит к мальчишке, чтобы похлопать его по плечу. Да, он бы провёл рукой по волосам ученика, но знает, что в таком случае его стилисты побьют плойкой и флаконом с этим чёртовым лаком, — А сейчас пойдём. Мы через номер уже выходим.

Антон утвердительно кивает и, застегнув на теле олимпийку, движется вперёд — на выход.

Теперь как-то спокойнее стало. И желание побеждать есть. А главное — больше на страшно. Совсем не страшно.

По динамикам, на весь стадион объявляют Антона, который в это время спокойно выходит на лёд, не глядя на людей. Есть святое правило — не смотри на трибуны и тогда сможешь спокойно пережить программу. Нет смысла искать знакомых, ведь если их нет — грустно и танцевать как в последний раз не хочется. А если есть — то страшно.

А парню достаточно того, что Арсений Сергеевич стоит за бортиком и пилит мальчишку взглядом. И весь стадион вместе с ним. Большего не надо уж точно.

Звучат первые ноты музыки, и мальчишка выдыхает, стараясь привести себя в норму. Что ж. Он не ссыкло какое-то! А великий, единственный и неповторимый Антон Шастун, всё-таки. Это вам не хухры-мухры.

Он свято помнит, что первый прыжок он делает ещё в самом начале.

— «Так, главное — сделать четыре с половиной оборота. Давай, ты сможешь… Только скорость возьмёшь побольше и… — толчок, и лёгкое тело взлетает вверх, делая те самые, заветные четыре с половиной оборота, а потом, когда все затаили дыхание, резко опускается на лёд и едет спиной вперёд,— Отлично… Надо пережить каскад и флип… и тогда всё будет супер».

Антон себя не успокаивает. Он всего лишь констатирует факты и планирует дальнейшие действия, чтобы не ударить в грязь (точнее, в лёд) лицом.

Парень улавливает знакомые ноты — вот сейчас, уже совсем скоро будут достаточно яркие аккорды и, естественно, вместе с ними — волчок, а потом каскад. К слову, за последнее должны немало баллов отвалить, ведь четверной, а потом и тройной тулупы стоят немало.

Антон не падает, нет, он выше этого. Да и тренировки, длиною в жизнь не дают это сделать. Как минимум странно было бы полететь в лёд лицом, ведь мальчишка может выполнить программу на любом льду — будь он даже весь искатанный, без чистого места.

Либела стояла в самом конце программы. Именно она и показывала то, что всё — парнишку можно выносить, причём ногами вперёд. Музыка играет, Шастун крутится, как ненормальный, баллы насчитываются. Прекрасно же, ну.

Наконец, всё заканчивается, и наступает тишина, в которой даже слышно, как судьи шепчутся между собой. Антон тяжело дышит, стараясь вернуть уровень кислорода в лёгких на прежнее место. И, даже не кланяясь публике, покидает лёд. Сейчас надо идти, посмотреть в камеру и на свои баллы, а потом, с чистой совестью идти… на тренировку! Куда ж ещё.

Подростка и тренера приглашают пройти на специальное место, чтобы заснять на камеру их лица и внешний вид в целом. А ещё баллы показать.

Сто двенадцать и три. Офигеть.

Антон в шоке. Точнее, эта фраза почти ничего не говорит. Это что? Он рекорд поставил новый или куда? Зато теперь он знает, что у него есть шансы попасть в сборную. Хорошо ли это? Да. Однозначно.

Но на камеру надо держать лицо. Первое впечатление — само важное. А о нём, к счастью или к сожалению, ещё не так много людей знает. Да, он в какой-то степени популярен, но не так, как олимпийские чемпионы.

— Молодец. Не думал, что ты возьмёшь и порвешь их всех в тряпку, — мужчина кивает своим словам, направляясь вместе с подростком в раздевалку, — Но вся соль ещё впереди и, к сожалению, произвольную никто не отменял. Так что… сегодня и завтра я тебя не отпущу от себя ни на шаг, — мальчишка снова кивает, словно находясь в прострации. Нет, он уже не в шоке. Парень уже даже успел отойти от того, что вот он крутой у себя, Арсения, Лёвы и дедушки. Но сейчас… чувство какой-то пустоты, к которой мальчишка уже привык, однако, сейчас она рвётся наружу, — Сегодня сделаем пару прогонов произвольной и, часиков в восемь-девять я тебя отпущу, окей?

— Да, Арсений Сергеевич, — Шастун кивает, как заторможенный болванчик и идёт в раздевалку, чтобы хотя бы поменять коньки на более адекватную обувь.

— Всё в порядке? — обращается к подростку старший, на что мальчишка выдавливает из себя улыбку и вновь кивает.

— Интервью ведь будет после того, как все выступят? — спокойно интересуется парень, натягивая на ноги ботинки.

— Да. А что?

— Вы будете злиться, а потом гонять меня по льду, словно готовите к гонкам. А ещё мне надо дедушке и Лёве позвонить, — Антон тараторит, а потом быстро надевает куртку и выходит из здания катка.

На улице холодно. Ветер, снег… не лучшая погода, чтобы пойти покурить. Но Шастун понимает, что надо. Надо успокоить нервы, надо подышать и просто почувствовать этот отрезвляющий холод, что заставляет дрожать.

Мальчишка поджигает кончик сигареты, попутно затягиваясь и чувствует, как в лёгких оседает тяжёлый дым. Он щёлкает красную кнопку, расположнную на фильтре, и во рту оседает яркий вкус арбуза, причём такой, что настоящий арбуз кажется не таким ярким.

— А ты всё куришь и куришь… — спокойно, с игриво-разочарованным тоном произнёс мужчина, вновь появившись из неоткуда, — Ты завязывай. Хрен знает, что в этой Европе про зашкаливающий адреналин скажут.

— Завяжу, — честно отвечает подросток, и поперёк своих слов делает очередную затяжку, — Но не сейчас.

— Ты же собирался Лёве позвонить, — напоминает он, держа в руках телефон мальчишки, — А мобильник в раздевалке оставил.

— Спасибо, — Антон говорит тихо, выдыхая дым куда-то в сторону, но не на Попова. Не надо его тренеру пахнуть табаком.

— Ладно, я пошёл. Но ты недолго стой тут, не хватало, чтобы ты ещё заболел, — уже дежурным тоном отвечает старший и, кинув жалостливый взгляд на ученика, направляется ко входу в здание.

А Антон остается тет-а-тет со своими мыслями. К сожалению, эти самые мысли — то ещё дерьмо и посвящены только одному человеку, точнее, женщине, которую парень не видел уже очень давно. Лет восемь уж точно.

Мальчишка не знает: жива она или нет, но очень бы хотел, чтобы эта самая женщина, по совместительству — его мать, всё же увидела то, как танцует её собственный сын. Хотя… какое там посмотреть. Ей бы от бутылки оторваться, что уж тут. А ведь парню всегда хотелось простых, нормальных, тёплых отношений с матерью. Чтоб как у всех…

Но всё, что он от неё слышал — пьяный бред и храп, который никак не может уйти из головы.

И от этих мыслей становится ещё хуже.

Антон поджигает ещё одну сигарету, несмотря на то, что Арсений попросил его не стоять долго на улице.

Арсений…

Мальчишка правда благодарен этому человеку, который привил ему любовь к фигурному катанию, помог отойти от болезненного момента в жизни паренька и поставил на ноги. Да… без него Антон вряд ли бы смог всё это. И за эту своевременную поддержку, Арсению большое спасибо.

А сейчас надо выбираться из своих печальных мыслей и идти обратно. Досматривать чужие программы и ловить на себе офигевающие взгляды.

Антон сидит в гримёрке, которую ему милосердно выделил каток на целых два дня, а напротив сидит женщина, которой на вид лет двадцать пять с блокнотом в руках, а на самом подростке в это время поправляют макияж.

Журналистка объявляет список вопросов, чтобы у фигуриста были более-менее внятные ответы, ведь зрителю вряд ли понравится бессвязное мычание, вместо того, что хочется услышать.

— «Ну ладно… сколько лет в спорте, нравится ли он мне, жизнь без него… Что за хрень? Ладно, — думает про себя подросток, готовый к таким вопросам, — Личная жизнь… прикольно. А нельзя сказать, что я влюблён в собственного тренера, который ко мне трындец как холоден? Нет? Жаль. Хотя и это я тоже ожидал…»

Не ожидал он только вопроса (хотя подозревал) о рекорде. Ну зачем же…

— «Как относитесь к тому, что поставили новый рекорд по баллам за короткую программу? Да никак! Мне срать с высокой колокольни. Главное, завтра не облажаться. Что за тупой вопрос…»

Визажистка отходит от подростка, кивком головы показывая, что тот может быть свободен. Естественно, этот жест не укрывается и от журналистки, которая махнула оператору, мол, вперёд, чего стоишь.

Мужчина, которому на вид было столько же, сколько и журналистке, включил камеру, направляя её на лицо паренька, а девушке жестом показал, что съёмка началась.

— Антон, скажите, что стало толчком для Вашей спортивной деятельности? — она хлопает глазками, желая услышать ответ.

— Точно не знаю, но, скорее всего — Арсений Сергеевич. Он привил мне любовь к фигурному катанию, да и то, как он выступал было прекрасно. Даже больше, чем просто прекрасно. И в один прекрасный день, я решил записаться в секцию, получив новое хобби, которое позже переросло в… профессию, что ли, — Антон держит лицо, глядя в камеру уверенно, будто это уже стало чем-то привычным.

— Чем бы Вы занимались, если бы не связали свою жизнь со спортом? — что за идиотский вопрос… Кто их вообще придумывает то?

— Не знаю даже. В КВН или в шоу бизнес, скорее всего, — выкручивается мальчишка, глядя на журналистку честным взглядом.

— «Какой КВН, Антон? Ты чё, дурак что ли? У тебя не жизнь, а задница, а ты тут юморишь… больной, что ли?»

Ну, раз он разговаривает сам с собой, то, видимо, с головой у него явно что-то не в порядке.

Большинство вопросов, по смыслу, соответствуют предыдущим, но вот когда дело касается последнего вопроса, то парень желает пошутить.

— Есть кто-то, кто покорил молодую душу? Дама сердца, например?

— Ну почему же сразу дама… — мальчишка игриво ведёт бровями и даже позволяет себе улыбнуться, переводя взгляд на Арсения, стоявшего за оператором. Честно говоря, таких шокированных глаз своего преподавателя парень ещё не видел, из-за чего коротко усмехается и продолжает. Несмотря на то, что девушка тоже знатно офигела от такой новости, — Может, я люблю девушек или девочек. Женщины постарше — явно не моё. А среди молодого поколения вряд ли есть дамы. Но если по существу — то я один. Какие тут отношения? Конкурсы, постановки… да и тренировки длятся почти всю мою жизнь.

Выкрутился. Красавчик. Талантище!

Однако, Арсений неодобряюще качает головой, растянув губы в тонкую полоску, этим жестом говоря, мол, какой же ты дебил. И Антон понимает, что после подведения итогов, Попов на нем отпирается знатно…

— Большое спасибо, что согласились ответить на мои вопросы. А сейчас нам пора. Удачи на соревнованиях и всего хорошего, — прощается девушка и, неторопливо складывая вещи в свою сумку и проверяя каждый предмет, что в ней расположился, покидает гримёрку.

— Близнецы. Июньские. Первой декады, — заключает Арсений, как-то укоризненно глядя на дверь, за которой несколько секунд назад скрылась журналистка.

— Чего? И откуда такие выводы? — он выгибает бровь дугой, концентрируя всё внимание на тренере.

— Есть у меня одна знакомая… Тоже близнецы и родилась она третьего июня. Всегда всё поправить надо, невидимые камешки из ботинка вытряхнуть, вещи все сложить в правильном порядке… Короче — человек страшный, — Попов опечаленно вздыхает, видимо, вспомнив те тяжёлые времена.

— И давно Вы в гадалки баллотируетесь? — да, вопрос, конечно, пропитан стёбом, но в нем есть доля серьёзности. Когда это очень серьёзный Арсений Сергеевич начал верить звёздам?

— Лет с четырнадцати, — мужчина невозмутимо хмыкает и, сделав перекаты с пятки на носок, решает посмотреть на время,— Так. Там уже должны подвести чёртовы итоги, поэтому, пошли-ка в сторону трибун. А потом на тренировку.

— Надеюсь, что трепаться они будут недолго, — фигурист бурчит себе под нос, ибо желания прийти в общагу только в двенадцать ночи не хочется от слова совсем.

Катается мальчишка уже в костюме, в котором должен будет выступать часов через пятнадцать. Радует то, что он также, как и наряд для короткой, был сделан из приятной, тянущейся ткани. Это ли не счастье?

— Всё неплохо, конечно. Но я бы всё же тройной сальхов заменил на четверной. Больше баллов дадут, а это нам на руку, — задумался старший, прожигая дыру в какой-то непонятной точке, что расположилась на льду,— Но… с другой стороны, если мы сделаем сейчас дорогую программу, то на олимпиаде будет всё грустно… — он вздыхает и, наконец, прикрывает глаза, — Ладно. Черт с тобой. Пусть будет тройной, только не упади.

Младший кивает и, отдышавшись, слышит родимый звук музыки, под которую ему танцевать.

— «Арсений Сергеевич, да Вы снайпер! Вам надо было идти стрелком работать. Чётко в цель всегда попадаете, — думает про себя подросток, вырисовывая на льду хореографическую дорожку шагов, которую лично придумал ему Попов, — Хотя… нет. Кто бы тогда меня тренировал?»

Вопрос хороший, но прыжки никто не отменял. Поэтому, на разговоры с самим собой времени и шансов не остаётся вообще. А жаль.

Но либо Антон конченый дурак, либо жизнь где-то в кустах приняла «мяу-мяу», но Арсений сегодня действительно какой-то… добрый, что ли.

И как только парень об этом подумал, тренер подал голос, намекая, что как бы ничего не поменялось.

— Антон, чтоб тебя! Почему скорость такая маленькая! Ты четыре оборота как делать собираешься, а? Да ты даже один не сделаешь! Что это такое? — ну всё. Арсений бесится и это явно плохо. Очень плохо. Особенно, если учесть тот факт, что сейчас только два часа дня, а тренировку планируется завершит часиков в семь-восемь, чтобы мальчишка успел сделать все процедуры, поесть, сходить в душ и выспаться. Иначе всё — он будет выглядеть как чертов огр, искупавшийся в грязи. А это не вариант. Вообще не вариант, — Спину держи! Ты фигурист или доярка из колхоза?

О, ну вот оно — любимое сравнение Антона с коллективным хозяйством. Как же парень по этому скучал! Целые сутки не слышал! А без таких фразочек и жизнь не та!

— Ты в этой жизни скорость наберёшь или как? Ты хочешь до утра танцевать? Окей. Я то переживу бессонную ночь, а вот ты — вряд ли. Так что делай всё нормально, чтобы уйти в семь! — прикольный ультиматум. Но оба знают, что как только стрелка часов покажет семь, мальчишку отправят есть. Да, есть, иначе, он может шлёпнуться в обморок, а он и без того тощий как сковорода и приём пищи у него только раз в день — утром.

К слову, с завтраком вышла довольно комичная история.

Антон снова сидел, как ни в чем не бывало, попивал себе чаёк с мёдом и радовался жизни, наблюдая за тем, как Лёва пытается побороть несчастную манку и не заляпать ею стол. В общем — типичное утро типичного Антона. И всё могло бы и дальше быть хорошо, если бы не любимый тренер — Арсений Сергеевич, который верой и правдой поклялся чуть ли не перед президентом, следить за тем, чтобы Шастун нормально жил.

И вот, в этот самый, ничем не примечательный день, случилось страшное — Попов заставил подростка есть. Но с первого раза эта процедура, естественно, не прошла и Антон отнекивался как мог, пока рука преподавателя не прижала лёгкое тело к стулу, а другая не попыталась чуть ли не насильно впихнуть в чужой рот еду.

В общем, Бортнику весело, Арсению весело, а вот Антон мысленно матерится, ибо… Ну блин, ему шестнадцать, а его тренер с ложечки кормит! Хотя… пора бы уже немного переосмыслить эту фразу, но, к сожалению, есть пареньку пришлось только кашу. И только с ложечки.

С тех самых пор Шастун и начал завтракать. А ещё, иногда, он даже ужинает. Но это случается уже реже, чем завтраки.

— Ещё раз так низко прыгнешь аксель, и я тебя придушу собственным ремнем! Понял меня? — подросток кивает и вновь возвращается к работе. Несмотря на то, что уже хочется пойти покурить и завалиться спать, хотя времени — половина третьего.

Антон в очередной раз радуется тому, что в общаге есть небольшой стол и чайник. А чашка у парня всегда имеется, и хранится она на полке с вещами, которые можно охарактеризовать словом — хозтовары. Там и чашки, и вилки с ложками, когда-то там и еда обитала, но сейчас она заменилась на сигареты. А ещё там стоит самое ценное, что есть у парня для чая — мёд. Беленький такой, с маточным молочком… домашний. Антон уже не представляет себе чай, если в нем не будет мёда.

— Лёва! Я пришёл живым! — торжественно заваливается в комнату Шастун и останавливается в дверях. Вот что-что, а увидеть за такое долгое время дедушку — реально неожиданность, — Дед! Ты… ты добрался! — он кидается в объятия единственного родственника, стараясь прильнуть к нему как можно ближе.

— Естественно. Как же я мог не добраться? Ты же у нас такой молодец! — хвалит подростка мужчина, мягко поглаживая кудрявые волосы, — Да и не видел тебя давно. Вот, решил проведать, как ты тут живёшь. Или вдруг привезти чего-то надо.

— Ой, да ну тебя. У меня всё есть, не переживай, — успокаивает фигурист, не желая отползать от дедушки.

— Кстати, а ты чего так поздно? Я тебя с шести тут дожидаюсь. Мы с Лёвой уже обсудить тебя сто раз успели! — ворчит старший, сводя брови к переносице, чтобы показать своё возмущение.

— Да где поздно? Всего то половина восьмого! Вот если бы сейчас было где-то двеннадцать-час ночи, то да. Поздно.

— Мать моя роща! Ты что, до ночи занимаешься? — видимо, дедушка реально шокирован, раз даже руками развёл в стороны, — Арсений тебя совсем замучил, наверное.

— Да ну… нормально. Главное, что результат даёт плоды. А остальное — не так важно, — равнодушно отвечает парнишка и поднимается с кровати, направляясь к шкафу,— Будешь чай?

— Ну давай. Мне можно без всего, только разбавь холодной водой.

Антон идёт в душ примерно в десять вечера, пока остальной народ готовится к очередной контрольной по алгебре. А парню остаётся только молиться, чтобы его это всё никак не задело.

Он спокойно стоял, обливался тёплой водичкой, которая так хорошо расслабляет затекшие конечности, как вдруг решил взглянуть на свои руки, которые покрылись мелкой, красноватой сыпью.

— Да твою мать… — стонет он, глядя на собственные ладони, — Аллергия на холод, ты издеваешься? Ты год не появлялась, а тут на тебе! Здравствуй, жопа, новый год?

Обидно, нечего сказать. Видимо, придётся выступать в перчатках, что не так уж и удобно. Но выбора у парня нет и, судя по всему, это будет его новой фишкой.

А что… классно же. Весь из себя такой брутал, скрытный… ещё и в перчатках. Ему же ничего за это не предъявят, да?

Но сейчас надо думать не о своих руках, а наконец пойти спать. Иначе придёт Арсений с проверкой и заставит бегать вокруг всего комплекса кругов двадцать. Да и усталость даёт о себе знать, что уж тут.

Шастун, в лучших традициях своей жизни, насухо вытирается большим, жёлтым полотенцем и, осмотрев себя в зеркале, почти довольный жизнью, одевается, а после идёт в комнату.

А в комнате уже лежит Лёва, гипнотизируя учебник по алгебре и тетрадку по тому же предмету.

— Ты был крут сегодня, — улыбается Бортник, отрываясь от математики, — Так короткую отплясать… Ну это талант, реально.

— Спасибо, Лёв, — в ответ кивает парнишка, стараясь полотенцем высушить свои волосы, — А ты, я так вижу, грызешь гранит науки, да?

— Да вообще! Что за срань то Господня! Какие-то «лимы» и «н, стремящиейся к бесконечности»! Какой козёл это вообще придумал! — возмущается он, с чувством ударяя по учебнику, — Но… я хотя бы это всё запомнил. И, увы, это всё, что меня радует сегодня. Кроме тебя, естественно.

— Ой спаси-ибо, — игриво-смущенно тянет мальчишка, склонив голову чуть вбок, — Давай спать ляжем? А то у нас у обоих завтра тяжёлый день…

— Хорошая идея. Всё ждал, пока ты предложишь! – Бортник радуется и закрывает учебник и тетрадь, отправляя их на тумбочку.

— Ты книгу то под подушку положи. Говорят, мол, примета такая есть, что знания типо в голове задержаться. Не знаю — правда это или ложь, но попробуй, — тактично советует Антон, укладываясь спать, — И спокойной ночи, Лёвчик.

— Спокойной, Тося, — мальчишка играет бровями, но книгу и тетрадку под подушку все-таки кладёт. А вдруг сработает?