Мое ледяное солнце - 11.

11.

В мире есть много священных истин, которые написаны кровью. Например: дай человеку рыбу, и он будет сыт; дай человеку ручку и он нарисует ей детородный орган… и… Дай Антону ящик клубники в декабре, и он выгонит Лёву из дома на мороз, покупать шампанское.

Именно так и началось то прекрасное утро.

— Тох, ты уверен, что сегодня оптимальный вариант прибухнуть? Будний день, всё-таки… — Бортник всеми силами пытается вразумить друга, который, видимо, с бессмертием перебрал, — Да и… если ты перед Арсением Сергеевичем пьяный появишься, то он тебя явно не целовать будет, — и всё могло бы быть адекватным, если бы губы паренька не начали растягиваться в довольной лыбе. Собственно, именно за это в него и полетела подушка, под крики Антона:

— Да иди ты нафиг! Я бы тебя и дальше послал, но моё воспитание мне не позволяет. Я всё же важная шишка, в этой стране, — нахохлился он, откидывая невидимые волосы за спину.

— Слышь, тебе не воспитание не позволяет, а твой папочка! — вот за что Шастун иногда хотел убить Лёву, так это за то, что он так чётко стебался, да ещё в тему. Ещё и не обидно, вовсе.

— Беги, — угрожающе предупреждает чемпион, крутя в руках полотенце.

— Дорогая, беги, — допевает подросток, — Беги ради мамы и папы! Так же, да? — он смеётся и, увидев как Антон начал угрожающе к нему приближаться, намылил ласты подальше от комнаты, — Вообще-то, насилие в стране запрещено! Я тебя по сто двадцать восьмой посажу!

— А я младше! Поэтому тебя и посадят, — собственно, с этими криками он и носился по полумёртвому коридору.

— Шастун, не будь гадом! Я и так на километр больше пробежал, — стонет Лёва, который такими темпами скоро из фигурного катания уйдёт в лёгкую атлетику.

— Беги! Придушу! — угрожает мальчишка, замахиваясь несчастным полотенцем.

К слову, мимо проходили и те самые товарищи Антона и Лёвы, с которыми они вчера выпили по стаканчику шампанского.

— Вот смотри, Жень… Вроде, пили одно, а накрыло так по-разному… — ну да. Нечасто Бортник бежал с умоляющими криками по общаге. Особенно, после утренней «зарядки», после которой хотелось разве что умереть.

— Ага… Лева же на круг больше гнал… — говорит тот самый Женя, глядя на друга, — Видимо, мельдония бахнули…

— Не то слово…

А Бортник в это время уже успел спастись в объятиях двери, отделявшей туалеты от остальной жизни. В общем, умный парень. Тупит иногда, но, в целом…

— Лё-ё-ёва-а… — Шастун пытается отдышаться, опираясь о крашеную, белую дверь.

— Не-а, — отзывается он и даже зачем-то мотает головой, — Не выйду.

— Выходи, подлый трус, — продолжает мальчишка достаточно тихо, стараясь привести дыхание в норму.

— Не-не, — всё ещё упрямится он, усаживая свое тело на белого друга.

Но на эту фразу Шастун ничего не отвечает и лишь скатывается по стенке вниз, садясь на корточки.

Тишина висит около минуты, пока мальчишка пытается оклематься и вернуть зрение, а не разглядывать чёрный фон перед глазами, который, ко всем своим недостаткам, ещё и заставляет глаза болеть.

— Эй, ты жив там? — обеспокоенно спрашивает Лёва и подходит к двери, впоследствии прислоняясь к ней ухом, чтобы услышать что там происходит.

— Роскомнадзор запретил мне умирать, — тянет мальчишка и также, по стеночке, ползёт наверх, — Ладно, пошли уже. Меня, наверное, Арсений заждался, а тебе на уроки пора.

Это было последнее спокойное утро в этом сезоне…

На льду уже жарко. По крайней мере Антону, который в сотый раз наматывал круги по катку и в пятисотый тренировал прыжки.

— Где весь твой артистизм? — первая претензия со стороны Попова, — У тебя Европа скоро! Это тебе не просто соревнования по стране, — в целом — он прав. Но как же Арсений уже его задолбал…

Антон внутренне проворчал, но к занятиям вернулся. Вообще, мужчина прав — Шастун сегодня какой-то рассеянный. Несмотря на то, что завтра вылет.

— Отдыхай, — кидает старший, слишком раздосадованно глядя на ученика, — У тебя пятнадцать минут, — говорит он приказным тоном, отчего мальчишка решает поторопиться.

Вот только курить он сейчас совсем не хочет.

Поэтому просто предпочитает пойти в раздевалку, чтобы отдать себя целиком и полностью ностальгии. Но, чтобы достичь тёплого гардероба, придётся перейти через горячий лёд.

— Мальчик, как тебя зовут? — с улыбкой на губах интересуется Попов, стоя едва ли не на коленях перед маленьким ребёнком, — Меня — Арсений.

— Антон, — он шмыгает носом, глядя на подростка, которому было еще лет шестнадцать, — Мне семь лет. А тебе сколько?

— Шестнадцать, — улыбается старший, а мальчишка зависает, не в силах отвести взгляд от невероятно красивых глаз, которые стали напоминать топаз.

— Ух ты… — шокированно произносит младший, расширяя свои чистые, зелёные глаза, — Ты взрослый…

— Пока что не очень, — смеётся Арсений, а после легонько треплет мальчика по его кудрявым волосам, — Хочешь научу тебя кататься так, что все эти люди будут в шоке?

— Да. Очень хочу, — Антон часто-часто кивает головой, чем-то напоминая болванчика, которым решили потрясти.

— Пойдём.

— «А ведь всё так красиво начиналось… Даже общались, как друзья… »

— Антош, — начинает Арсений, прожигая дыру в уже своём ученике, а не каком-то милом ребёнке, — На что ты готов, чтобы выиграть олимпиаду?

— Даже не знаю, — пожал плечами ребёнок, которому уже исполнилось двенадцать, — Наверное, душу отдать готов.

— Тогда я заберу твоё тело. Целиком и полностью, — спокойно произносит мужчина, кладя руку на плечо ребёнка, — И приведу к победе.

— Я на всё готов. Я хочу, чтобы все эти люди пожалели о своих словах, — тем же тоном отвечает мальчик, глядя прямо в голубые глаза, — Если ради победы надо работать и днем, и ночью, то я смогу найти в сутках двадцать пятый час, чтобы тренироваться больше остальных.

— Какой хороший подросток мне достался, я не могу, — улыбается Попов и гладит младшего по голове, — Готовься. Уже завтра начнётся твой личный ад.

— И этот самый личный ад я терплю уже три года, — шепчет Антон, глубокомысленно глядя в потолок. Да, он подписался тогда на этот ад.

Но этот ад был ему по душе.

А сейчас время отдыха подходит к концу и надо вновь идти на лёд.

Антон просыпается в половину седьмого и мысленно благодарит себя за то, что собрал свои вещи ещё прошедшим вечером. А сейчас надо в темпе вальса умыться, одеться и обязательно не забыть зубную щётку. Ибо именно этим подросток и грешил каждую свою поездку.

— О-о-о… какой-то помятый вид у будущего чемпиона Европы, — протянул Лёва, который выглядел намного бодрее Шастуна, — Давай, поднимайся. Иначе Арсений тебе по крышке даст.

— А я что делаю? Я встаю, — сонно возмущается он, буквально выползая из тёплой постели, — Вот уеду я от тебя. И что ты делать будешь без меня?

— Да даже не знаю… Как же жить то без тебя! — Бортник театрально кладет руку себе на лоб, прикрывая глаза, — Я ж умру от тоски!

— Ну… тосковать у тебя не выйдет. Скоро Новый год… напьётесь все дружно и будете под кустами лежать… А потом и учёба, и показательные… — мальчишка вздыхает и, прикинув, что времени на разговоры осталось не так много, бьёт себя по лбу рукой и покидает комнату.

В ванной, в отличие от коридора, достаточно тихо и пусто. Собственно, в голове Шастуна было также, как и в небольшой комнате, отделанной плиткой советских времен.

Честно говоря, Антону явно не нравился ремонт в общежитии, но, к огромному его сожалению, что-либо сделать он с этим не мог по многим причинам.

— Ну и утро, Боже, — парень всё же хотел спать. Причём, сильно.

Да, несмотря на то, что он прекрасно знал о предстоящей поездке в гребаную Эстонию, он всё равно не смог уснуть. И из-за того, что не мог уснуть, начинал нервничать, из-за чего ещё сильнее не хотел спать. В общем, замкнутый круг.

— Ой блин, — вздыхает Антон, падая на кровать, — Я вот, вроде, только встал. А уже устал.

— М-да, тоже мне спортсмен, — Лёва с упрёком качает головой, а руки держит на груди. Собственно, за такие моменты Бортник и получил гордое звание «дед».

— Мне можно, — стонет он, пытаясь вспомнить, где обитает чемодан со вчерашнего дня, — Я старый.

— Ага. А я, в таком случае, уже прах, да? Так хрен ли ты меня над морем ещё не развеял? — теперь уже возмущается Лёва, ложась на кровать. Ему повезло, утренних тренировок на льду сегодня не было, а значит, он может нормально попрощаться с лучшим другом, — Ладно. Давай уже собираться.

— Давай, — кивает мальчишка и, резко вспомнив о такой вещи, как зубная щётка, подскакивает с кровати и, схватив эту крайне необходимую в жизни вещь, с победными криками засунул её в чемодан, — Да! Да! Да! Выкуси, жизнь! Я её не забыл, ага! — кричит он и вдобавок как-то странно двигается. Со стороны это, конечно, похоже на очень кривой победный танец индейцев, либо просто на человека, который сбежал из психушки и врезался в ближайший столб. Причём, зная Антона, тут скорее подходит второй вариант, — Лёв, а ты будешь скучать?

— По тебе? Да. А скучать в плане «нефиг делать»… тут вряд ли, — честно отвечает фигурист, глядя на младшего, — Даже не представляю, как я буду без тебя жить эти… три или четыре недели. Это ж… ну как так то, — вздыхает Бортник, чуть сжимая в руках одеяло, — Почему он тебя увозит под самый Новый год… Почему? Мы ж так ждали этот праздник, чтобы его отметить…

— Лёв… ну не переживай… — успокаивает его Шастун и подходит ближе, после чего кладёт свободную руку на чужую макушку, — Хочешь, я буду тебе по видеосвязи каждый вечер звонить? И мы будем до-о-олго разговаривать? — да, конечно, это никогда не заменит живого общения, но уже явно лучше, чем не видеться вообще. Хоть и достаточно грустно.

— Ещё бы ты мне не звонил, я бы тебя тогда придушил, — кидает угрозу Лёва и тоже решает подняться, — Давай помогу тебе вещи проверить?

Антон и Лёва стоят на пороге школы. Как в старые, добрые времена, когда их двоих отправляли на областные или ещё какие-нибудь соревнования. А сейчас Шастун просто уезжает в другую страну, чтобы защищать честь страны, в которой ему довелось родиться.

— Антон. Слушай меня внимательно, — этот тон фигурист знает — сейчас начнётся лекция о том, как надо жить. И, поэтому, просто закатывает глаза, — Не выкабенивайся! — более грозно говорит Бортник, а потом продолжает, — Запомни. Там другой менталитет, другие правила и… не кури там, где есть камеры. Ибо по голове тебя за это вряд ли погладят.

— Лёв, я знаю, — кивает подросток, проверяя наличие трёх пачек красных Rothmans с кнопкой, которые он купил на днях, — И английский язык я тоже знаю. И то, что мусорить на улице для меня не секрет, — на все неозвученные вопросы отвечает Антон, а когда Лёва в очередной раз поднимает палец вверх и открывает рот, то Шастун снова быстро отвечает, — И от Арсения Сергеевича отходить далеко тоже не стоит, я помню.

— Не убивай себя там, ладно? Если опять начнёшь загоняться, то расскажи Арсению. Как никак, он всё же твой тренер, да и о твоей жизни он знает очень много. Он тебя поддержит, понимаешь? — а вот это реально дельный совет, ибо сам бы Антон никогда не дошёл до этой мысли.

Но посвящать Попова в свои загоны и знакомить его с родными, шастуновскими тараканами не хотелось. Да и не хочется всё ещё. И то, что Арсений — тренер, не говорит ровным счётом ничего, если, конечно, не подливает масла в огонь, ведь Антон у нас сильный, самостоятельный и весь из себя такой брутал…

Но для Лёвы он, иногда, был маленьким и беззащитным мальчиком, который боится всего и плачет от страха перед будущим.

— О, Тох, — Бортник выдёргивает подростка из тяжёлых дум, кивая в сторону машины, — Его высочайшее высочество, господин Арсений Сергеевич Попов, к общаге обыкновенной прибыли! — вот что этот человек забыл в фигурном катании? Ему бы идти на сцену, анекдоты травить. Либо актёром становиться. А он…

— Здравствуйте, Арсений Сергеевич, — спокойно здоровается Антон, всё ещё стараясь побороть это грёбаное желание спать. Но всё же зевок порывается наружу, а сам мальчишка мелко подрагивает от холода.

— Шастун, ты чем ночью занимался? — слишком злобным тоном спрашивает Попов, глядя в упор на ученика, а руки держит сложенными на груди.

— Не поверите. Уснуть пытался, — честно отвечает подросток, смотрит в сторону машины и уже собирается идти, но вовремя опомнился, — Пока, Лёв. До следующего года, пожалуй, — Шастун грустно улыбается, как и Бортник, оба ещё сдерживают слёзы, ведь плакать — это не для таких бруталов, как они. А после, парни синхронно пожимают друг другу руки и обнимаются, — Видимо, не скоро мы с тобой встретимся, Лёвчик.

— Ага… Удачи, Тох. Привези мне золотую медальку, — просит парень, провожая друга взглядом, — Я буду болеть за тебя, понял? Понял.

— Конечно, Лёв. Пока, — кивает мальчишка и кидает в багажник чемодан и сумку, — Увидимся, ещё, — последнее, что говорит Антон, а потом садится в машину.

— И почему ты не спал? — Арсений садится на заднее сиденье, оказываясь рядом с подростком.

— Я правда пытался уснуть, — парнишка вздыхает, отворачивая взгляд от окна, — Но начал нервничать, что сегодня надо уже улетать. И из-за этого перехотел спать. А из-за того, что мне было не уснуть, я ещё больше нервничал и не мог уснуть. В итоге вырубился в пять утра, — сетует подросток, вновь зевая, — Долго нам ехать?

— До аэропорта минут тридцать, а до Эстонии ещё два часа, — видимо, Арсений всё же поверил в слова ученика, да и на вопрос ответил. Но сейчас он, в своих лучших традициях, отвернулся к окну думая о своём.

Шастун почти последовал примеру мужчины, но ещё и воткнул в уши наушники.

Полёт проходил не как всегда — в полной тишине. Обычно, когда с Антоном ездил и Лёва, то на полсамолёта стоял смех обоих подростков, сопровождаемый осуждающим взглядом старших, либо простые разговоры о жизни.

— Пошли. Я вызвал такси, оно уже подъехать должно, — сдержанно выдаёт Попов, всё же перенимая сумку подростка из его же рук, — Могу кинуть рандомный факт.

— Давайте, — легко соглашается Шастун убирая один наушник в коробочку. Всё равно скучно, а так хоть есть о чем поговорить.

— Население города примерно четыреста сорок одна тысяча с небольшим. Вообще, Таллин считается самым плотнонаселенным городом в стране, — начал мужчина, глядя вперёд, — А аэропорт построен в тысяча девятьсот тридцать шестом году, в честь Леннарта Мэри.

— Прикольно, — с лёгкой улыбкой на губах отвечает фигурист, наблюдая за мужчиной боковым зрением, — А мы где жить будем?

— Рядом с центром. Я арендовал нам двушку неплохую, — он кивает в сторону подъехавшей машины, к которой начинает идти, — Поехали, сейчас увидишь, где нам жить с тобой ближайшие недельки четыре.

— А будут какие-нибудь прогулки или экскурсии? Таллин красивый город, было бы печально не погулять, — Антон — именно тот подвид человека, который не умеет намекать от слова совсем.

— Будем. Ибо, реально, это было бы печально и очень глупо, — соглашается Арсений, усаживаясь теперь на переднее сидение, рядом с водителем.

Что удивительно, между мужчинами начинается достаточно позитивный диалог, который Антон решает прослушать. Ему совсем не интересно услышать то, зачем они сюда приехали.

— Антон, мы скоро выходим, — кивает Попов, чтобы мальчишка как никак собрался, ибо если он будет три часа выходить из машины, то это вряд ли всем понравится.

— Окей, — безэмоционально отвечает парень, застегивая куртку, — Насколько скоро?

— Через минуты две, — говорит мужчина, возвращаясь к разговору с водителем.

И всё же, Арсений общается легко со всеми. Кроме Антона и, само собой, Лёвы.

Квартира выполнена в черно-белых тонах и только кухня немного отличается от остальных комнат тем, что её гарнитура выполнена в бежевых оттенках.

В одной из комнат раположилась двуспальная кровать, а в другой — полутораспальная и достаточно большой шкаф. С одной стороны, вроде как понятно, где кто будет жить, но Арсений даёт ученику шанс жить в комнате, которая нравится больше самому подростку. Всё же мальчик будет выступать на соревнованиях, ему и весь комфорт.

— Хочу жить, где большая кровать, — гордо заявляет Шастун, усаживаясь на тёмное покрывало, — Тут интерьер прикольнее.

— И кровать шире, — продолжает фразу Арсений и, ещё раз окинув взглядом комнату, ретируется к себе, — Ты не особо расслабляйся. Сегодня, так и быть, отдохни. А вот завтра на лёд пойдёшь, — предупредил мужчина. Точнее, просто своим привычным тоном крикнул из соседней комнаты.

— «Интересно… а какого это — жить с Арсением Сергеевичем? — думает младший, уже полностью развалившись на мягкой кровати, — Наверное, очень круто… Либо наоборот — полный ад, — перед глазами встаёт картина, где мужчина мягко целует ученика в висок, подталкивая к пробуждению. А ещё держит тарелку с оладушками… — Было бы неплохо… Но в моём случае, этот изверг устроит мне ад на земле и не даст нормальной жизни…»

Но от мыслей его отрывает Попов, появившийся в дверях со стопочкой постельного белья в руках.

— Раз ты не спал почти всю ночь, то лучше отдохни. Но сначала заправь кровать и переоденься, — уже более строго, по сравнению с началом монолога, говорит старший, протягивая достаточно приятные на ощупь ткани, — Если буду нужен — зови. Но вообще, было бы не плохо, если б ты встал где-то в четыре-пять вечера. Можно тогда погулять, — Арсений снова подходит к двери и поворачивается к подростку только головой, — Андерстенд?

— Андерстенд, андерстенд, Арсений Сергеевич, — фигурист часто-часто кивает головой и отрывает мягкое место от такой прекрасной кровати, а после откидывает покрывало, которое в последствии аккуратно складывает и оставляет на близстоящем стуле. Нафиг эти гребаные покрывала вообще нужны? Непонятно.

Далее парень натягивает простынь на матрац, а подушки запихивает в наволочки. Со всем этим он неплохо так справился. Но осталось самое сложное — разобраться с одеялом.

Как и у всех нормальных людей, у подростка были некие недосказанности с этим делом. Ну не может он его сам заправить. И что? Он же не один такой, да?

Вариант того, что Антон просто инвалид — не выходил из его головы. Особенно, в тот момент, когда он решил пойти с этим всем к мужчине, обитающему за стенкой.

— Арсе-е-ений Серге-е-евич, — тянет мальчишка, держа в руках одеяло. Причём так, будто несчастный набор тканей — это как-то принцесса, — I need your help, –спокойно говорит фигурист и даже позволяет себе улыбнуться уголками губ, — Вы же не бросите бедного подростка в беде? — он говорит это таким детским голосом, что Арсений уже начал думать, что его ученику лет восемь, а не шестнадцать.

— Конечно нет, — вздыхает старший, перенимая в свои руки бедное одеяло, которое очень сильно надеялось, что уже не подвергнется таким пыткам. Однако, никогда не говори никогда, — Давай сюда, — кивает старший, указывая на одеяло. Видимо, он тоже свято верил в то, что парень сам сможет расправиться с одеялом. Вообще ненормальный.

— Ой, спасибо! — Шастун искренне радуется, что ему помогут, ибо, иначе пришлось бы возиться с этим всем одному. А это равносильно смертной казни.

Но Арсений Сергеевич помогает ему быстро со всем разобраться и протягивает важный элемент жизни в руки Антона, который, в свою очередь, чуть ли не в ноги мужчине кланяется.

В комнате стало достаточно прохладно — видимо, открывать зимой окно — не лучшая идея. Однако, Шастуну как-то пофиг на то, что температура в помещении достаточно низкая. Он хочет спать.

Поэтому, единственное, что он делает после того, как переоделся, так это пишет Лёве смс, в котором сообщает, что он добрался без происшествий. А ещё точно такое же отправляет дедушке, чтобы тот не волновался за собственного внука.

И потом, даже не дожидаясь ответов на свои сообщения, ложится спать, практически сразу проваливаясь в сон.

Как и планировалось — Антон встал в пять вечера. В сумме он проспал семь часов, что не может не радовать, ведь обычно он спит почти в два раза меньше.

И, если честно, то он чувствует себя выспавшимся человеком. Может это ещё и из-за того, что у него есть причина проснуться. А может и нет.

Мальчишка выходит из комнаты, направляясь в сторону кухни, чтобы налить себе водички после прекрасного сна.

— Ты, наконец, проснулся, — как-то радостно объявляет Попов, который в это время что-то пытался приготовить, — Сейчас покушаем и пойдём гулять. Идёт?

— Идёт, — легко соглашается подросток, усаживаясь на стул, — Что есть будем?

— Вещь, которую ты точно ешь, — Арсений решил, что отвечать по-человечески — не его стихия. Но потом, увидев недоумевающий взгляд младшего, отвечает уже нормально, — Гречка. Любимая твоя.

— Слава Богу, что не рис, — вздыхает мальчишка, глядя в спину тренера, — У меня на него аллергия.

— Это я помню, — Антон точно не может сказать, но ему явно кажется, что Арсений в этот момент улыбнулся. Даже не кажется, он на девяносто процентов в этом уверен, — Как я могу не знать об аллергиях собственного ученика?

— И то верно, — соглашается Шастун, наблюдая за процессом сливания воды из небольшой кастрюли. А ещё решает помочь, поэтому достаёт тарелки и вилки из разных ящиков. Вот только, если с тарелками всё более-менее понятно, то приборы он смог найти только при помощи старшего.

— Накладывай, — командует Арсений, отходя в сторону, — И даже не ной о том, что ты не голоден. Не поверю ни при каких обстоятельствах, — сразу заявляет он, не предоставив подростку даже малейшей возможности что-то сказать, — Вперёд.

И младшему не остаётся ничего, кроме как начать выкладывать варёную крупу в тарелку.

— Приятного аппетита, Антош, — и у парня сердце пропускает пару ударов уж точно. Его ласково назвали по имени не на соревновании… Чего-о-о…

— «Антош. Арсений Сергеевич, ну куда Вы… Моё сердце этого не выдержит! — думает про себя мальчик, стараясь зачерпнуть вилкой кашу, — Всё нормально, он твой тренер… Всё. Нор-маль-но, — но чем дольше он себя утешал, тем хуже подцеплялась еда, — Да ну черт…»

— Антош, тебя покормить? — насмешливо-ласково предлагает Попов, видя мучения фигуриста, — Ты кушать разучился?

— Да всё у меня нормально, — он фыркает носом, опуская вилку на тарелку, — Оно подцепиться никак не хочет.

— Ой, ну всё ясно с тобой, Шастун, — Арсений мотает головой, подсаживаясь ближе к мальчишке. Мужчина берет в руки чужую вилку, зачерпывая ей немного гречки и, слегка подув на неё, чтобы немного охладить крупу, направляет вилку ко рту подростка, — Открой-ка ротик, Антош, — и парень чуть не падает в обморок: на него смотрят два ярко-голубых, чуть суженных глаза, буквально прожигая дыру прямо в душе, — За Арсения Сергеевича, — младшему хочется засмеяться, отчего рот автоматически открывается, а тренер — ещё тот чёртов снайпер. Первую вилку осилили, класс.

Мужчина повторяет такие махинации до тех пор, пока Шастун не забирает свою вилку. Причём, мальчишка успел съесть и «за Лёву», и «за дедушку», и «за победу» и даже «за Победу». К чему последнее? Непонятно. Но факт остаётся фактом.

— Сейчас я тебе советую собраться, чтобы мы пошли с тобой гулять, — произнёс Попов, пока Антон честно пытался помыть посуду, — Просто погулять, — он ответил на немой вопрос в глазах подростка, который даже повернулся к старшему всем корпусом, — Я же тебе обещал.

— Но я не думал, что прям сегодня… — замялся Шастун, протирая тарелку полотенцем, а после убрал её на место.

— А чего ждать то? Потом у тебя тренировки, соревнования… Ты не думай, что я с тебя живого слезу. Не-а. Ни за что, — предупредил мужчина и, поднявшись со стула, направился в сторону своей комнаты, — Жду тебя у выхода из квартиры через двадцать минут.

Ровно через двадцать минут, Шастун уже стоял около входной двери, в ожидании Попова. А ещё тяжело вздыхал, стоя в тёплой, зимней куртке, в тёплой квартире.

— Ну Арсений Сергеевич, — тянет подросток, глядя в сторону комнаты, в которой сейчас должен был обитать мужчина, — Ну сколько можно…

— Да иду я, иду, — в сотый раз откликается Попов и, наконец, выглядывает из-за двери. И сразу становится понятно, что он там делал такую кучу времени, — Ну как, нормально выгляжу? — мужчина был одет в тёмно-синие брюки и зелёный, вязаный свитер с оленями. В целом, выглядел старший достаточно мило, особенно, если сопоставить его внешний вид с характером.

И Антон честно отвечает:

— Миленько, — а сам слегка краснеет, растягивая какую-то неловкую улыбку на губах, — И красиво, да. Несомненно.

— Что ж, спасибо за конструктивную критику, — спокойным и даже веселым голосом отзывается старший, натягивая на собственные ноги ботинки, — Когда ты наконец начнёшь носить нормальную обувь?

— Да Арсений Сергеевич, нормальная у меня обувь! — возмутился подросток, осматривая свои зимние кроссовки, — Они даже с утеплением.

— Если ты заболеешь, то я тебя буду лечить старыми народными средствами. И, поверь, они тебе мало понравятся, — кидает угрозу старший и выпрямляется, протягивая руку к куртке.

— Хватит угрожать, Арсений Сергеевич, — он обиженно дует губы, а потом выпадает в осадок с реакции собственного тренера, который на эту фразу лишь улыбается. Мягко, тепло, спокойно… улыбается.

— Ладно. Но это не угроза, это факт, — оповестил мужчина и, аккуратно отодвинув парня от двери, открыл её покидая пределы квартиры.

— Мне очень нравится Эстония зимой, — неожиданно говорит Попов, глядя на небольшие домики в центре города, — Особенно Таллин. Он красивый такой, а ещё тут домики такие… будто из века пятнадцатого вернулись, — он смотрит вокруг таким по-детски восхищенным взглядом и еле сдерживает себя от того, чтобы не начать ловить языком снежинки. Но от Антона не укрывается такое ребячество со стороны мужчины и он, немного замедлившись, лепит снежок, который запускает в тренера.

И только потом он думает над действием, но уже слишком поздно.

— Да ты чё? Бессмертный или да? — Арсений правда старается не улыбаться слишком уж широко, но выходит крайне плохо и он, смеясь, повторяет движения подростка, забрасывая того снегом.

— «Арсений Сергеевич, Вы все не перестаёте меня удивлять», — думает парень, стараясь увернуться от очередного снежка, летящего из рук тренера.

Антон понимает, что ему не жить под напором Попова и в какой-то момент он падает в сугроб, и мужчина, который пытался удержаться за подростка, летит следом, а чтобы не врезаться в чужое лицо своим, выставляет вперёд руки, по итогу нависая над ним. Затягивается пауза, сопровождаемая только частым дыханием обоих и разговорами, что доносятся из кафе и жилых домов.

— Какая игра весёлая, — практически шепчет Шастун, глядя в красивые, голубые глаза Арсения.

— Ага. Не то слово, — соглашается мужчина и все же поднимается с холодной земли и протягивает подростку руку, помогая последнему встать, — Ладно, давай зайдём куда-нибудь, посидим, о жизни поговорим… А то последние три года…

— Наше общение состояло из Ваших претензий, моих угу, ага, да, хорошо и… ну пару раз мы даже парой фраз перекинулись, — спокойно продолжает младший, рассматривая небольшие ресторанчики. — Туда хочу, — показывает он на один из домиков, который был украшен чем-то зелёным, красным и каким-то колокольчиками, — Уютненько выглядит.

— Ну пошли, — соглашается мужчина, следуя за ребёнком.

В помещении тепло, уютно и как-то тихо, несмотря на то, что людей было немало. Но, помимо столиков, барной стойки и ламп, была ещё и сцена. Освещение было тёплым, индивидуальным над каждым столиком, что не могло не радовать парней.

— Пошли за столик с двумя диванами. Который в углу, — предлагает старший, направляясь к тому самому столику.

— А что это за сцена? — интересуется Шастун, глядя на необычный предмет, — На ней кто-то танцевать будет?

— Ага, — кивает Попов, усаживаясь на диванчик, — По идее, через десять минут выйдут.

— О, прикольно, — кивает мальчишка, и в этот момент официантка приносит меню, — Что заказывать будем?

— Давай… не знаю… Я предлагаю попробовать пару национальных блюд, — он достаёт меню, в поиске нужных названий, — Давай возьмём марципан, карту… чего? Картулипорсс, — Арсений буквально по слогам прочитал название и выгнул одну бровь дугой, — В этой стране сложно быть алкоголиком.

— Я за, — улыбается мальчишка, глядя на Попова и болтая ногами под столом, — Заказывать будете Вы. Я ещё кофе, хочу, кстати.

— Ну и ладно, — пожимает плечами мужчина, откладывая в сторону меню, — Как жизнь?

— Неплохо, как видите. По Лёве скучаю с дедушкой, а так даже хорошо, — отвечает Шастун, глядя на девушку, которая принесла кофе, — Вы как поживаете?

— Стабильно. Скучно, но стабильно, — кивает старший, потягивая кофе из чашки, — Неплохо.

— О да. Согласен, — улыбается Антон, отпивая ещё кофе, — А скоро шоу начнётся?

— Скоро, — тихо смеётся Попов, автоматически пододвигаясь в сторону, — Садись.

— Сажусь, — отзывается мальчишка и, обойдя стол, усаживается рядом с мужчиной.

— Но учти, рейтинг тут где-то шестнадцать-восемнадцать плюс, — Попов играет бровями, растягивая улыбку всё шире.

— Арсений Сергеевич, вы что, на стриптиз меня привели? — глаза фигуриста расширяются, и он хотел бы повозмущаться… но подобного рода танцы вполне могут помочь ему определиться с ориентацией.

— Не-а, — он, как ребёнок, мотает головой, наблюдая за парнишкой, — Ты меня сюда привёл, а не я тебя.

— Да ну не-е-е… Вы же знали, что здесь находится, — Антон с неким укором смотрит на тренера, которому, видимо, очень весело от сложившейся ситуации.

— Не-а. Я не знал, что тут находится. А про танцы я сказал лишь потому, что бывал в таких местах и знаю, для чего эта сцена, — мужчина поднимает руки вверх, мол, я не при делах. А мальчишка хочет уже повозмущаться, но на сцену выходит несколько девушек в балетных купальниках с огромными, но лёгким юбками, наподобие кабаре, — Ну… если что, федерации — ни слова.

И он бы рад кинуть какую-нибудь шутку по этому поводу, но Антону вообще не до этого. Видимо, на девушек его не тянет вообще. Обидно ли это? Да, очень.

У него зато есть более интересное занятие — наблюдать за Арсением, который уставился на танцовщиц достаточно сдержанным взглядом. И у мальчишки только две мысли: либо Попов просто держит лицо, либо ориентация у него такая же, как и у подростка.

— Скучно? — мужчина поворачивается к фигуристу слишком резко, выводя младшего из транса, в который тот впал, залипая на красивое лицо.

— Нет, — как-то нервно говорит мальчишка, а потом, чуть успокоившись выдаёт другой ответ, — То есть… да. Вот. Пойдёмте дальше гулять? Мы ж уже поели.

— Сейчас, официант подойдёт, чтобы счёт принести и пойдём, — улыбается Попов, глядя на своего ученика.

— Отлично.

Антон решает разобрать чемодан. Да, сейчас половина одиннадцатого. Да, он устал. Но это же Шастун.

Он вытаскивает все свои кофты, костюм для тренировки, два костюма для программ, джинсы, носки и прочую одежду, а также… помаду. Тёмно-красную такую, достаточно дорогую, даже не распечатанную.

— Ну Лёва! Ну засранец! — шёпотом возмущается парнишка, рассматривая тюбик в своих руках.

— Спокойной ночи, Антош, — желает мимо проходящий Арсений, а подросток уже мысленно придумывает план того, как убьёт Бортника. Но сейчас надо ответить Попову взаимностью, а то как-то некрасиво получится.

— Спокойной, Арсений Сергеевич, — кивает он и, увидев то, как мужчина идёт дальше по коридору, прикрывает дверь и берет телефон в руки. Хвала небесам, что дома есть вай фай.

Вы.

Эй, слыш, зачем ты мне помаду положил?