Твёрдый член упирается сквозь грубую ткань джинс аккурат в ягодицы, вжимается томно, а руки блуждают по голой коже живота под тонкой тканью, вызывая лёгкую дрожь и определённого рода недвусмысленную влажность в нижнем белье.

Толкнуться задницей, сделать круговое движение, позволить прижать себя спиной к чужой мускулистой груди. Большая ладонь скользит ниже, под кромку чёрных скинни, царапает по своему зигзагообразному пути тазовую косточку ногтями, сбивая дыхание и вызывая желание откинуться затылком на чужое сильное плечо.

Светлая чёлка падает на лоб, невзирая на повязку.

Раздражает.

Он приоткрывает веки, чувствует, как твёрдые, немного обветренные губы блуждают по шее. В глаза бьёт яркий свет прожекторов, свет которых движется по площади танцпола до аритмичного плавно. Не так, как в него долбятся сзади сквозь два слоя ткани, не считая нижнего белья.

Он приоткрывает веки… и фыркает тихо, но с этой музыкой, разумеется, ни черта не слышно. Смеётся тихо, потому что напротив, аккурат по ту сторону танцпола, творится нечто неприличное: и не сказать бы, что сам здесь вышивает крестиком прямо сейчас, но то, что творит Чимин, пошло прогибаясь в пояснице, закрыв глаза и позволяя незнакомому альфе выделывать там, под чёрной безрукавкой, чёрт знает, что на уровне сосков — это хлёсткая, возбуждающая эстетика. Пухлые губы распахнуты, пальцы другой руки — аккурат между ними, проникают в жаркую влажность.

Разве это новость?

В конце концов, пятница.

Всё же carpe diem, мать вашу: Тэхён никому ничем не обязан, правда, что. Это Хосок, он его, абсолютно красивый, утончённо-прекрасный, а с годами всё лучше, подобно хорошему вину.

Тэхён, в конце концов, всё ещё не сказал ему заветного «да». Всё ещё морально разлагается, немного сходит с ума, но зато пьёт много и отчаянно трахается до искр перед глазами с абсолютным отсутствием какого-либо желания на повтор. Тэхён — большой мальчик. Он свободен от оков морали и никто не имеет права его осуждать за то, что он просто позволяет себе то, о чём многие просто могут мечтать в силу своей природной уродливости или же нерешительности; в страхе быть обруганными за то, что общество, консервативное, стереотипное общество, считает неправильным.

Тэхён общественность в рот ебал, совсем как этого смазливого альфу за углом клуба прямо сейчас. Цепляется пальцами за рыжие пряди, толкается в чужую податливую глотку, не даёт и шанса на вдох, с удовлетворением отмечая, как парнишка вкусно давится его членом, и спускает так же — быстро и без всяких предупреждений. Позволяет обсосать головку напоследок хорошенько, а после отталкивает, заправляет член в боксеры, достаёт из кармана пачку вишнёвых толстых сигарет и со смаком затягивается.

— А у тебя член куда больше, чем у большинства омег, — раздаётся с земли с каким-то щенячьим восторгом.

Тэхён морщится.

— Передам твои благодарности родителям. Не исключено, что и они где-то здесь, один долбит сам, а другой подставляет задницу. И вот гадай теперь, кто из них папа, а кто — отец.

— Весёлая семья, — тянет альфа, и он всё же удосуживается опустить глаза и изучить это лицо внимательнее. Смазливый. Дёшево крашенный.

Обычный и с закосом под понт.

— И отношения высокие, — не спорит Ким, пожимая плечами, а потом лениво отлепляет себя от кирпичной стены. — Приятного вечера.

— Подожди, — раздаётся растерянное уже тогда, когда он делает пару шагов в сторону дороги. — А ты не хочешь… продолжить где-нибудь в более приятной атмосфере?

— Продолжить? — и омега оборачивается через плечо, окидывая своё небольшое приключение изучающим взглядом. Сидит, вот, задницей на голой земле со вздыбленной ширинкой, потерянный, как щенок.

Жалкий.

— Ну, да, — тянет рыжий. — Секс.

— Нет, — обрубает.

— Почему? — выходит растерянно. И смешно, сука. Поржал бы, если бы всё не было так печально.

— Потому что ты недостаточно хорошо сосал мой большой для омег член, — пожав плечами, отвечает Ви. — Да и потенциальный жених меня уже заждался.

— Ты… в отношениях?

— Ещё не решил.

Tae:

Ты где?

Jimin:

Езжай без меня

Jimin:

Твой муж уже наверняка тебя заждался, его сучка слишком долго гуляет

Tae:

Ты мне просто завидуешь

Jimin:

Насколько вольный орёл может завидовать канарейке в клетке

Tae:

Засчитано

***

50 cent — disco inferno

— Бля, хотел бы я присутствовать там, — без особого энтузиазма тянет Бэкхён, развалившись на кресле и апатично разглядывая потолок. — Все эти мероприятия — это же так интересно. Тем более, что там будут Пак и Ким. Дерьмо, я об этих омегах столько слышал, что готов почку продать, чтобы увидеть хоть раз.

— Ты просто юнец, — тянет Намджун, прикуривая и морщась от ноющей боли в левом бедре. Скоро предстоит снимать швы, и, вроде бы, он следует всем указаниям пресвятого доктора Ким, но лучше почему-то ни разу не становится.

Ну, ладно, может быть, и не всем и не прямо-таки следует. Но, вообще-то, по мнению Намджуна, Сокджин стоит того, чтобы получить из-за него гангрену или что-то вроде того. Если этот ангельский омега с далеко не ангельским норовом и вовсе решит самолично отпилить ему ногу по хер на живую, то правая рука клана Чон не будет иметь ничего против. Возможно, даже поднимет обе конечности, демонстративно посветит недвусмысленно мозолистыми ладошками и скажет «хуячь, дорогой, всё ради тебя».

Чонгук говорит, что он идиот.

Чонгук вообще, по скромному мнению Намджуна, иногда слишком много говорит.

— Ты их видел? — интересуется Бэкхён заинтересованно.

Намджуну хочется ответить честно. Сказать, например, что он обоих в гробу видал, если честно, или на пику раскалённую посадил бы каждого задницей и прокрутил для достоверности на все триста шестьдесят пару-тройку раз и ещё один — для усвоения материала, потому что некоторые обиды, они не забываются. Но тогда пойдут щекотливые вопросы, на которые придётся отвечать, а есть в их с боссом биографии пара не самых приятных моментов, о которых было бы логичным умолчать.

Поэтому, да.

— Доводилось, — неохотно роняет Намджун и со вкусом затягивается. — Мы же сотрудничаем с этими кланами. Или, будет точнее сказать, наверное, с кланом? — по комнате, полной людей, проносится одобрительный гогот. — Босс на эти встречи не ходит.

— А почему?

— А на кой-ему хер? Ким ощутимо теряют власть: смотри, с одной стороны копаем мы, потому что суда — это прибыльно, с другой — клан Мин…

— То бишь, только мы? — и помещение вновь взрывается смехом.

Намджун вздыхает тяжело. И вот поди объясни этим людям, что есть определённые вещи, над которыми смеяться строго запрещено. Даже любя. Даже вскользь.

— Югём, не приведи бог ты пошутишь так перед боссом…

— Аджосси, Вы что?! — испуганно восклицает горе-шутник тут же. — Ни за что!

— И правильно. Знаешь, в чём разница между союзом кланов Ким и Пак и Чон и Мин? Клан Пак напрямую зависит от Ким во всех отношениях. Мы же с кланом Мин сотрудничаем во имя общего дела. Нам нечего делить.

— Но ведь именно Чонгук-щи помог Мин Юнги захватить власть в клане Хан и создать свой!

— Не значит ли это, что у Мин Юнги было, что нам предложить?

Комната погружается в молчание. Возможно, даже с ноткой вины: в конце концов, если Чонгук всегда был этим людям суровым, но справедливым отцом, требующим должного воспитания, то Намджун — тем добрым папочкой, который даст совет и объяснит, за что дитятку отходили ремнём. Дитятка, слова ради, попалась на удивление смышлёная: дважды ошибок не повторяет. Да и Юнги со своими амбициями, целями и способами их достижения всегда у этих людей вызывал уважение. А этот фарс, что пришлось наблюдать — это, так, шутка во имя шутки.

— И всё же, — Бэкхён смотрит своими горящими глазами, — эти омеги, наследники Ким и Пак. Говорят, они удивительны!

— Ну да, — раздаётся в толпе. — Редкая блядь может похвастать таким количеством хуёв в жопе.

Бог свидетель, Намджуну над этим нельзя смеяться. Но он гогочет как чёрт, до слёз в уголках глаз и боли в животе, а после долго пытается прийти в чувство, что выходит весьма спорно.

— Говорят, Ким Тэхён не похож на остальных омег! — упорно гнёт свою линию Бэкхён даже уже несколько обиженно. — Мол, что он все эти стереотипы о том, что слабый пол должен быть элегантным, жеманным и нежным, в рот ебал!

— Ага, совсем, как его туда же да вечерами…

— Заткнись, блять, Югём! Что он одевается так, как ему захочется, а ещё, что у него есть своя собственная фишка: повязки на лоб! Это правда, аджосси?

Намджун тяжело вздыхает.

— А разве не половина мира сейчас так ходит? В каком веке ты живёшь, Бэкхён? Омеги вовсе не обязаны быть манерными и элегантными во всех отношениях. Тот же Ким Тэхён — яркий пример.

— Но не в высшем же свете! — и, встретив скептические взгляды, замолкает.

Но только на мгновение:

— Но Пак Чимин!

— Да, признаю, тут он прав, — мечтательно тянет Югём. — Говорят, он та ещё заноза в заднице, но красив, сука, безбожно. Кому он продал свою душу за такую внешность? Он чёртов ангел!

Здесь, конкретно на этом моменте, Намджун бы, чисто гипотетически, мог вступить в дебаты: ангел, чёрт возьми, по этой земле ходит лишь только один и чёрт его знает где сейчас находится и о чём думает — недоступный, как Луна, но всё так же прекрасен. И имя этому ангелу, разумеется…

— Босс Чон! — ну, почти.

— Знаешь ли ты, Бэкхён, — Чонгук, лениво ведя плечами, проходит в комнату, на ходу расстёгивая деловой чёрный пиджак, — что твои восторженные вопли от входной двери слышно?

Лицо молодого альфы под дружный виток гогота вновь заливается краской.

— Но не переживай, — и Чон присаживается на диван рядом с Намджуном, — в моих силах исполнить твою маленькую мокрую мечту.

По Бэкхёну видно, что он банально боится рта раскрыть в этот момент: побелел весь, сглатывает нервно. Но Намджун чует: слишком хорошо знает лучшего друга, чтобы не понять одной маленькой вещи — кто-то очевидно пытается избежать очередной встречи Кланов, прикрываясь неотложными делами и доверенными людьми. Всё же где-то Цепному Псу всё-таки пятнадцать.

— В каком смысле, босс? — наконец, роняет подчинённый.

— Хочешь увидеть двух самых желанных омег преступного мира? Пожалуйста: поедешь вместе с Намджуном в пятницу.

— Но это ещё не точно, — вывинчивает старший альфа, косясь. Потому что если Чонгук въебёт и эту встречу, что в честь пяти лет перемирия, будет ну вообще не сахар.

— Совсем как не точен тот факт, что ты промываешь рану столько раз в день, сколько велено, — морщит нос Чон. — От твоей ноги, хён, воняет гноем за километр.

— Самое время вновь пригласить чудо-доктора! — резонно предполагает Ким.

Чонгук на это только лишь глаза закатывает.