настоящая красота

Чжун Ли чудо, как хорош в шелках и драгоценностях — это первое, о чём Аякс думает, едва он видит Архонта во всей его роскоши, во всей силе, вот так внезапно и случайно. Поначалу Аякс даже считает, что это лишь фантом, порожденный его невыносимой тоской, но он всё ещё здесь, держится в стороне от всех, наблюдая с извечной мудростью за танцующими. По сравнению с холодной красотой той же Царицы, Чжун Ли само величественное Солнце, а на коричневой шелковой ткани его нарядного ханьфу в изобилии раскинулись нежные бежевые лилии. На его бедре тяжело покачивается переливающийся янтарём Гео Глаз Бога, до странного идеально вписывающийся в эту божественную картину, а привычный макияж на глазах подчеркивает красоту его радужки особенно хорошо.

Аякс, переставший на мгновение даже дышать, нервно поправляет мундир, излишне тесный для приёма на балу в поместье богатого купца, и стремится вперёд, к мужчине, заинтригованный россыпью украшений на его шее и руках — кажется, жемчужины и золотые звезды путаются даже в его волосах, укладывая пряди в аккуратную прическу. Чжун Ли выглядит непривычно, но невероятно хорошо — его янтарные глаза кажутся темнее в свете жёлтых огней свеч, а в каждом движении веет статью и достоинством. Аякс почему-то робеет, едва ловит на себе его внимательный взгляд, и замирает в нескольких шагах, растерянно глядя в ответ.

— Да Вы сегодня сам не свой, сяншэн, — как бы невзначай бросает Аякс, всё же набравшись смелости и приблизившись к Чжун Ли, отвесив ему приветственный поклон, чувствуя себя так, будто и впрямь к самому Солнцу посмел приблизиться — настолько явное и приятное тепло источает Архонт, пусть и добровольно отказавшийся от всех своих регалий. Даже Луна за высокими окнами, кажется, старается облаками укрыться, лишь бы не отвлекать от этого великолепия, от мерцающих на сильных пальцах и мощной шее камней, от играющей в янтарных глазах улыбки. От чего-то у Аякса в душе возникает практически варварское желание украсть его, забрать себе, чтобы он лишь ему принадлежал раз и навсегда, любой ценой.

— Ху Тао сказала, что так будет намного лучше. На подобных приёмах необходимо выглядеть хорошо, — Чжун Ли взмахивает рукой, привлекая внимание к аккуратно накрашенными черным лаком ногтям, будто позволяя насладиться красотой длинных одежд, скромно и целомудренно укрывающих его тело. Шёлк чуть слышно шелестит с каждым его движением, и этот звук ласкает слух Аякса ничем не меньше, чем мелодии, что наигрывают сейчас местные музыканты. — Мне весьма по душе пришлась эта её идея.

— Она была как никогда права, предложив Вам это, — на выдохе произносит Аякс, улыбаясь мужчине невольно, наслаждаясь его чистой красотой — как и, он был уверен в этом (и как же его это злило), каждый в огромном зале. Чжун Ли выглядит диковинно среди одинаковых мундиров и пышных разноцветных платьев. — Так непривычно видеть Вас таким.

Чжун Ли тепло улыбается в ответ, а в его глазах читается невыносимая, непривычная хитринка, от которой сердце Аякса бьётся в груди почти болезненно. Мужчина прикладывает к губам украшенные кольцами тонкие пальцы в задумчивости, от чего Аякс, не выдержав, отводит взгляд, выдыхая шумно и, кажется, даже краснея. Он не робеет ни перед одним соперником, готов сразиться с кем угодно, но сейчас, когда он стоит перед столь прекрасным созданием, Аяксу трудно даже дышать. Эта божественная сила делает ничем всё окружающее, вынуждает задыхаться от любви, едва сдерживая желание преклонить колени — это настоящее искусство, настоящая красота.

— Вы не откажете мне в танце, сяншэн? Я уверен, Вы прекрасно танцуете, — Аякс и сам не знает, как вообще осмеливается на это, но нахальное приглашение срывается с его губ, а на щеках Чжун Ли моментально проявляется лёгкий румянец и взгляд его становится особенным, будто бы даже оценивающим. Аякс невольно шумно под ним сглатывает и одергивает тёмно-зелёный мундир.

— А я уверен, что любая женщина здесь не отказала бы тебе в танце, Чайльд. Так почему же ты предложил его мне? — Чжун Ли чуть склоняет голову набок и рассматривает его, прищурившись; Аякс, храбрясь, расправляет плечи и смотрит даже немного с вызовом.

— Танец это тоже своеобразное сражение. Я бы хотел иметь в этом достойного соперника, — он протягивает приглашающе руку. — Может, Вы даже сможете научить меня чему-нибудь новому. Заодно расскажите, что за дела привели Вас в Снежную.

— Разумеется, расскажу по большому секрету, Чайльд. Идёмте, как раз начинается вальс, — Чжун Ли принимает его руку и они идут неспешно к остальным танцующим — красиво и плавно звучит вступление вальса и они делают первые шаги. Аякс бережно держит его ладонь и аккуратно давит рукой на талию, держа приличное расстояние, глядя в янтарные глаза, ведя в степенном танце. Ему всё равно, насколько странно они выглядят со стороны, главное то, как Чжун Ли слегка отклоняет голову в очередном лёгком па, обнажая белую шею, и прикрывает расслабленно глаза, позволяя себя вести, доверяясь полностью. Свет свечей красиво играет с шелестящим приятно шёлком, отражается в украшениях и Аякс слова не может вымолвить, потрясённо кружа его в танце. Ему наплевать, будут ли на них смотреть, осуждать его, он лишь хочет насладиться этим целиком и полностью.

Мир сжимается до него одного, до блеска в украшенной кор ляписом заколке, до чуть приоткрытого ворота ханьфу, голого, четко очерченого кадыка и улыбки в уголках губ. Аякс улыбается в ответ и чуть наглее, ближе прижимается к нему, ощутив тёплую руку не на плече, а прямо у своих волос — пальцы зарываются в рыжие короткие пряди, вызывая дрожь, желание прильнуть и потереться о его ладонь.

— Так, почему же Вы здесь, сяншэн? — всё же произносит хрипло Аякс и облизывает пересохшие от волнения губы — хочется выпить вина, чтобы не дрожать так сильно от его прикосновений, от того, как идеально в его руке лежит украшенная кольцами ладонь. Он хочет ощутить её тепло в полной мере, но плотная ткань перчатки не даёт это сделать, от чего Аякс лишь может разочарованно вздохнуть.

— Госпожа Ху Тао прибыла с миссией закрепить пошатнувшиеся торговые отношения со своими партнёрами. В Снежной делают красивые гробы, не хотелось бы потерять такое достояние, — фыркает негромко Чжун Ли и проводит пальцами по шее, прямо над стоячим воротничком мундира; Аякс едва ли не скулит, но держится стойко, дразня в ответ, опуская руку пониже по бедру, замечая, как приятно темнеет янтарь глаз мужчины. Однако, возможно, это лишь игра света, но между их лицами считанные сантиметры, а розовеющие влажные губы Чжун Ли выглядят неприлично хорошо. Последние несколько секунд он смотрит только на них, кажется.

— Да? Никогда не замечал этого, — пожимает аккуратно плечами Аякс, отвлекаясь, и усмехается, сминая легкий шёлк, будто силясь его нежность в полной мере ощутить, но только не получается это из-за перчаток. Их шаги лёгкие и плавные, они чувствуют друг друга полностью и двигаются синхронно — Аякс уверенно ведёт, а Чжун Ли покорно следует, мягкий и податливый, словно тающее масло. — Неужели Вам не холодно в этом, сяншэн? Вряд ли такие морозы, как в Снежной, бывают в Ли Юэ.

— Этот наряд лишь для особых случаев, к тому же, нижняя рубашка довольно тёплая. У нас в Ли Юэ ткут прекрасные хлопковые ткани и они в силах защитить тепло тела, — негромко произносит Чжун Ли и Аякс кружит его в очередном неспешном па, и шёлковая длинная ткань кружится тоже, почти картинно, лучше, чем любое пышное платье. Он несдержанно прижимается почти преступно близко, обнимая крепче, как бы невзначай оглаживая пониже спины, вызвав на чужих щеках приятный румянец, а сам нервно сглатывает, не прерывая зрительный контакт меж ними. Мужчина, в свою очередь, гладит его по щеке и слегка поддразнивающе переплетает их пальцы. — К тому же, как же мне может быть холодно в объятиях такого спутника, как ты, Чайльд?

Изумлённый Аякс даже ушам поначалу не верит, краснея на глазах и нервно оступаясь, ломая размеренный темп их танца, выбиваясь среди степенно вальсирующих пар, ему даже всё равно, если над ним посмеются позже из-за подобной оплошности. Чтобы Чжун Ли и вот так нахально флиртовал — да в самой Селестии, небось, такому бы не поверили! Он слегка теряется, но быстро приводит мысли в порядок и продолжает танец, возвращаясь в былой ритм шагов, вновь кружа мужчину в своих объятиях. Золотящийся под светом свеч, будто в него вшиты тонкие-тонкие золотые нити, шёлк вновь вздымается красивыми плавными вихрями, будто тоже танцуя, повторяя за ними, под слабое бряцанье покачивающегося на бедре Глаза Бога.

— С тобой всё хорошо, Чайльд? — Чжун Ли щурится, а его глаза горят таким детским весельем, что Аякс, определённо, не в силах это выдержать.

— Разумеется, я в полном порядке, — кивает Аякс сдержанно и улыбается, вновь храбрясь, нагло схватив мужчину за мягкую округлость, огладив. На самом деле, вот об этом Аякс никогда в жизни своей не пожалеет, он мечтал об этом ещё с первой их встречи — даже если бы его моментально убило свалившимся с неба камнем, он бы не пожалел. Но тему, на всякий случай, всё же переводит, заметив, как Чжун Ли задумчиво кусает губу и напрягается под его руками. — Где Вы научились так танцевать, сяншэн? Вряд ли многие смели приглашать Архонта на танец, да ещё и вести.

— Я имел достаточно обликов за свою долгую жизнь, Чайльд. И женских — в том числе, — отвечает Чжун Ли негромко и улыбается, опуская руку на грудь, оглаживая любовно пуговицы и плотную ткань мундира, приближая своё лицо к его уху. Невнятная ревность к всем тем, с кем Чжун Ли танцевал до него, затухает моментально, едва успев вспыхнуть. — И почему прежде я не видел тебя в этом? Тебе очень идёт, выглядишь весьма… строго. Будто готов вот-вот ринуться в бой и сокрушить всех.

Аякс вновь рдеет, словно рябина по осени, прислушиваясь к льстивому рычанию практически на ухо, благоговейно покрываясь мурашками и едва ли не дрожа. Вальс становится совсем неважным, тихим и ненавязчивым фоном для мурчания хриплого голоса. Кажется, он определённо теряет голову, позабыв об окружающих, о танцах; в горле сухо и трудно дышать от близости между ними.

— Не хотите выпить, сяншэн? — шепчет он негромко в ответ и нехотя отстраняется, отвешивая поклон со всем уважением, вновь одёргивая мундир, надеясь, что сквозь ткань тесных брюк не проглядывает стояк. — Здесь подают особый напиток, не думаю, что Вы пробовали подобное.

— Что ж, я совсем не против. Один бокал не будет лишним, — на короткое мгновение Аяксу кажется, будто зрачки Чжун Ли вытянутые, а глаза тёмные-тёмные, хищные, но это лишь секунда, лёгкий мираж, который стирается улыбкой в уголках губ и игривым прикосновением тонких пальцев к его щеке.

Взяв по бокалу красной, густой, словно сироп, клюквенной настойки с подноса слуги, одного из немногих, снующих тихонько по залу, они уедининяются в спокойном углу, в тени высокой колонны, рядом с невзрачной статуэткой и пышным, экзотичным цветком. Над спинкой небольшого резного диванчика, где они устраиваются, висит совсем неумелый портрет хозяина дома, с жирными мазками маслянистой краски в самых неуместных местах, изломанной тенью и излишне кривым носом посреди круглого, неживого лица — хотя, возможно, Аякс просто ничего не понимает в искусстве. Мелодия меняется, скрипка звучит куда веселее и танцующие кружатся в лихой кадрили — стучат о паркет каблуки армейских сапог и бальных туфель, звучат гулко звонкие голоса, а во рту инадзумским фейерверком растворяется привкус сладкой, спелой клюквы. Нигде Аякс не видел фейерверков прекраснее, чем в Инадзуме, и нигде не пробовал таких сладких напитков, как дома. Он слышал, конечно, легенды о винокурне «Рассвет», да только её владелец в Снежной был персоной нежелательной, а потому ни о каком одуванчиковом вине и речи не шло.

Чжун Ли задумчив и неспешен, словно само мироздание, пока покачивает в руке плавно полный бокал настойки, пригубив едва ли пару глотков. Капли рубиново блестят на его губах, так заманчиво, что Аякс держится изо всех сил, чтобы не поцеловать его немедленно, здесь и сейчас. Будто его излишне смелые мысли прочитав, Чжун Ли окидывает его нечитаемым взглядом и делает пару глотков ароматной настойки. Та сладкая, пряная на вкус, хочется ещё и ещё пить, словно терпкий лимонад, пузырьками бьющий прямо в нос — даже и не заметишь, когда опьянеешь на раз и мир закружится приветливым калейдоскопом, поэтому Аякс пьёт неспешно, размеренно.

— Как Вам, сяншэн? — спрашивает слегка суетливо Аякс, а в ответ ловит лёгкую улыбку розоватых губ. От неё по венам щекотно пузырится лимонад, а сердце превращается в сладкое нежное пирожное — вот оно, возьми и съешь прямо сейчас, запей кровью, сделай своим. — Совсем не похоже на то, что поставляют из Монда, верно?

— Верно. Я восхищён, только, кажется, не совсем распробовал, — Чжун Ли придвигается ближе к нему и Аякс немеет, замирая, когда его лицо оказывается в паре дюймов. Мужчина ласково, тепло выдыхает — это ощущается щекоткой на губах и жаром в голове. — Думаю, так я распробую лучше.

И Аякса, вжавшегося в угол дивана, вжимают туда ещё сильнее, целуя неспешно, но весьма настойчиво и убедительно в губы. Он выдыхает судорожно и обхватывает крепкие плечи, сминая нежный шёлк, позволяя окружить себя, закрыть от окружающего мира свалившимися ему на голову ощущениями, ни капли о последствиях не задумываясь.

— Архонты… — выдыхает Аякс слегка растерянно, едва это заканчивается, и тут же льнёт назад, едва не расплескав содержимое своего бокала, который он ставит куда-то на низенький столик около диванчика. Чжун Ли, кажется, делает то же самое.

Он мечтал об этом, он хотел, не смотря на всё то, что между ними произошло — какое-то время Аякс и вправду дулся и бился больше положенного, срываясь по мелочам, но разве мог он так просто отпустить ситуацию? Даже если казалось, будто ситуация сама отпускает его, швыряя по всему Тейвату беспричинно, они встретились снова, они здесь и сейчас, а губы горят огнем от желанного поцелуя и лёгких покусываний.

Это лучшее, что он мог бы пожелать, это совершенно, настолько хорошо, что возбуждение не заставляет себя долго ждать. У них обоих сбивчивое, сорванное дыхание, а глаза Чжун Ли снова тёмные, с вытянутым зрачком. Аякс смотрит на него, будто загипнотизированный и вот уже украшения в волосах мерещатся ему роскошными золотистыми рогами, а мелькнувший кончик языка кажется раздвоенным, змеиным. Почему-то от этого лишь жарче становится, хочется лишь теснее прижаться, потереться о него, попросить показать этот роскошный змеиный язык и не отпускать Чжун Ли больше никогда-никогда.

— Мы можем… уйти отсюда наверх, — бормочет Аякс, одурманенный, загипнотизированный этой всепоглощающей красотой. Он не чувствует себя всесильным воином сейчас, но он хочет бросить вызов, заранее зная, что проиграет каждый раунд — и будет счастлив от каждого проигрыша, как никогда.

— Ты так хочешь, Чайльд? — Чжун Ли усмехается и Аякс с приятной дрожью замечает, насколько острые его клыки. Кажется, форма дракона, даже после того, как он отдал своё Сердце Синьоре, напоминает о себе вот таким вот причудливым образом. Однако, Аяксу это, на самом деле, до мурашек нравится. — И неужели совсем не боишься быть пойманным?

— Я ничего не боюсь, — выдыхает Аякс негромко в чужие зацелованные губы и прижимается к ним снова, кусаясь невольно, ластясь; Чжун Ли приобнимает его бережно и контрастно сильно впивается острыми маленькими клыками в губу едва ли не до крови, вызывая сдавленный стон, тут же зализывая раздвоенным языком следы. — А тебя и подавно. Страх и любовь хоть и похожи, но не могут заменить друг друга.

Вот он и говорит это.

Любовь.

Светлое, крошечное чувство, которое сколько не дави в зародыше, всё равно норовит выбраться и засиять жар-птицей напротив самого сердца, хвастливо взмахнуть роскошным, золотым хвостом, привлечь внимание. Его птица, наконец, вырывается, потрясённая свалившейся на голову взаимностью, а от того буйная, шумная, не понимающая, куда свою свободу деть, а потому решается броситься в Бездну со всеми своими золотистыми перьями, даже если эта Бездна опасно блестит вытянутыми зрачками и клацает острыми зубами. В этой Бездне не будет страшно и голодно, там будет лишь один зверь — тот, который смотрит на него сейчас, как на величайшее сокровище, отборную драгоценность; тот, которого он не сможет победить первый раз в своей жизни.

Он целует Чжун Ли снова, сдернув с рук перчатки и отбросив их на диванчик, обхватывая его шею, сжимая горячую, нежную кожу, почти скуля от восторга, движимый нуждой ближе прижаться, чтобы ни единого дюйма между ними не было, раскрасневшись так, будто только-только с мороза в эти крепкие объятия влетает, желая просто потеряться в них, согреться, наконец не чувствуя желания убивать и побеждать, что изнутри его самого вечно гложет. Не желая защищать — но чувствуя себя защищённым.

— И всё же, мне кажется, нам лучше уйти отсюда, — бормочет Аякс, отстраняясь нехотя, выдыхая судорожно и прикрывая глаза, прижимаясь порывисто лицом к чужой шее. От Чжун Ли пахнет пряностями и чаем — привычный запах улиц Ли Юэ, который дразнит, щекочет своей терпкостью, по которому он так скучает порой. — Я за себя не ручаюсь, сяншэн.

Чжун Ли лишь дарит ему молчаливую полуулыбку и поднимается, поправляя свои одежды — его щеки горят слегка лихорадочным, красивым румянцем, но он не теряет свою стать, а, кажется, лишь прекраснее становится. В груди Аякса вновь пылает это желание украсть его, забрать немедленно и больше никому не показывать.

— Что ж, Чайльд, веди меня, — Чжун Ли, взяв бокал, допивает настойку в пару глотков и забавно морщится, ставя его назад. Его щеки заметно алеют, а глаза обретают ещё более особый блеск, от которого у Аякса вот-вот закружится голова.

— Мы можем использовать одну из гостевых спален. Не думаю, что хозяин будет против, — пожав плечами, Аякс спешно, будто неловкий мальчишка, поднимается тоже и первым покидает тёмный закуток, который подарил ему настоящее счастье.

Они ступают мимо остальных гостей к тёмной деревянной лестнице, едва соприкасаясь пальцами — Аякс так и не надевает перчатки, сунув их за пояс, лишь бы это фантомное, эфемерное тепло его ладони ощущать. Чжун Ли, напустив на себя спокойный вид, следует за ним уверенно, шурша шелковыми одеяниями. Аякс был бы даже не против ещё одного танца, но терпения остаётся всё меньше, а внутри всё почти кипит, словно его забросили в какой-то чан с горячей водой, откуда никак не выбраться — лишь ко дну идти, погружаясь всё сильнее.

Аякс толкает нужную дверь, знает, куда ему надо, ведь уже не впервые в этом доме, тянет Чжун Ли к себе, едва закрыв за ними, и глухо, пристыженно всхлипывает, когда его прижимают к стене сильные руки. Горячее тело льнёт к нему, он ощущает, как чужое возбуждение растет, как упирается ему в живот сквозь складки ткани и у него совершенно нет сил сопротивляться. Всё, что он может — вцепиться в плечи и потянуть мужчину к себе, мокро и отчаянно целуя при свете тусклых свеч, которые заранее постепенно зажигали по всему поместью.

— Твои глаза похожи на глазурные лилии, ты знаешь, Чайльд? — шепчет глухо Чжун Ли, вжав его в стену, распяв, словно крошечную бабочку. Его пальцы всё больше напоминают когти, но он, хоть и обретает частичный облик животного, ведёт себя вполне нежно и неспешно, расстёгивая золоченые пуговицы мундира одной рукой, а второй оглаживая шею. Это ощущается, как нечто очень опасное, особенно когда острые когти надавливают чуть сильнее на нежную, тонкую кожу, но от этого Аякс лишь дышит судорожнее, вздрагивает, почему-то лишь больший прилив возбуждения испытывая.

У него нет сил ответить, он околдован, зачарован блеском острых зубов, которыми Чжун Ли впивается в шею, оставляя метку, делая больно — но эта боль настолько приятная, что никакими словами не описать. Аяксу хорошо и это всё, что он осознает полностью, раздвигая бедра под давлением чужого колена, потираясь пахом нагло о ногу.

— Я так тосковал по тебе… сотни писем, кажется, отправил, но так ни разу и не осмелился… — бормочет загнанно Аякс так, будто только что оббежал все горы Ли Юэ без остановки, и собирает остатки сил, чтобы потянуть Чжун Ли немедленно, прямо сейчас в постель, позабыв про все приличия. — Так боялся, что ты не поймёшь…

— Глупый, — лишь бормочет любовно Чжун Ли, падая покорно на постель, и целует Аякса так жадно и горячо, царапая острыми зубами по губам, обласкивая раздвоенным узким языком так непривычно, но невыносимо приятно. Он подминает Аякса под себя, вынуждая замедлиться, но тот не может больше ждать, шаря по шелковой ткани, которой сейчас до обидного много, зарываясь в украшения на шее, что обильно позвякивают, едва Чжун Ли наклоняется к нему ближе. Хочется прикасаться, но рвать это роскошное ханьфу не хочется.

— Сними это… сейчас же сними, — сбивчиво требует Аякс и тянет руки к поясу, развязывает настойчиво и снова лезет целоваться, кусаясь, спеша непонятно куда; его собственный мундир распахнут, а острые когти расстегивают жилет и нижнюю рубашку, водят по тонкой легкой ткани, будто стремясь изорвать её в клочья. — Мне нужно…

Глаза Чжун Ли мерцают ярче и Аякс не может остановиться, утопая в них, дрожа и прижимаясь нетерпеливо ближе. Кое-как стянув верхние одежды, он стаскивает и нижнюю рубашку, бельё, скользя жадно руками по его телу — под пальцами ощущается бархат кожи и редкие рытвины темных шрамов, которые он любовно обводит, ощущая, как Чжун Ли дрожит под его прикосновениями и опускается ниже, целуя в шею. Аякс запрокидывает покорно голову и глухо, судорожно стонет, ощущая болезненные укусы, разводя ноги шире и потираясь, продолжая попытки раздеть мужчину.

Кое-как они раздевают друг друга, скинув обувь на пол и разбросав ненужную одежду и украшения, лишь чудом не устроив пожар, едва не опрокинув одну из свечек, отшвырнув собственные Глаза Бога, и прижимаются, льнут друг к другу ближе, пытаясь воедино слиться, ощущая друг друга так, как никогда прежде. Даже маска Фатуи оказывается где-то в стороне, совсем ненужная, ведь Аякс вообще ни на что не хочет отвлекаться, зарываясь пальцами в длинные каштановые волосы, испортив Чжун Ли прическу, оглаживая его возникшие, гладкие рога, глядя на них восхищённо. Руки Чжун Ли мерцают золотом и тёмно-коричневой чешуей до самых плеч, а графичный, четкий узор увлекает, очаровывает. Аякс не в силах оторваться от этого.

Чжун Ли зацеловывает веснушчатые плечи, гладит податливо разведённые бёдра и опускается всё ниже, оставляя тёмные метки где попало, заставляя выгибаться к нему навстречу, глухо нетерпеливо поскуливая. Его ласки столь приятны, так хороши, что Аякс не может хоть немного сдержаться, выдавая все свои эмоции запросто, не желая сдерживаться.

— Чжун Ли, — негромко бормочет он и оглаживает тёплую щёку, выдыхая сорванно, глядя ему в глаза — и, не успев договорить, бессильно падает обратно на смятую кровать, ведь мужчина, не дослушав, опускается вниз и гладит по чувствительной плоти, от самого основания к головке, обвивает пальцами и языком ласкает до сумасшествия хорошо. — Архонты…

Аякс понятия не имеет, почему столь простая ласка заставляет его жмуриться до алых пятен перед глазами, но цепляется за волосы пальцами и толкается бёдрами глубже, хныча и дыша с надрывом. Может, дело в том, что он слишком долго этого ждал, слишком давно хотел и слишком сильно любил. Это чувство не сравнится с любовью к семье, это нечто всепоглощающее, неистовое, почти разрушающее, но идеальное прямо сейчас, в этот момент, когда они ласкают друг друга.

Раскинувшись на этой постели, пусть чужой, Аякс чувствует себя счастливым и мягко сладко стонет, выгибаясь, ощущая, как нежный язык сжимается под его головкой, ласкает уздечку. Чжун Ли отстраняется с приглушенным стоном, выпрямляется, шумно сглатывая, и только сейчас Аякс с лёгким испугом замечает, что ему предстоит принять в себя.

Два светящихся, словно чёртово Солнце, больших возбужденных члена. Они больше похожи на высеченные из камня игрушки, с четким рельефом, он даже видел однажды подобные, когда бывал в Фонтейне по важному заданию и случайно завернул не в то здание. Кажется, у Аякса даже заранее сводит живот от лёгкой боли, и он облизывается, разглядывая их внимательно и слегка нервно. Что ж, эту битву, заранее проигранную, он проигрывает ещё раз, прямо сейчас, представляя, что с ним будет, если он примет внутрь хотя бы один. По крайней мере, ему будет очень, неприлично хорошо — почему-то сомнений в том, что Чжун Ли сможет о нем позаботиться, не возникает.

— Вот это дубины переговоров, — невольно слегка нервно посмеивается Аякс и судорожно выдыхает, пытаясь свести бёдра — но Чжун Ли давит на них, сжимает, впиваясь когтями, не давая и шанса на побег, царапая чувствительную кожу, будто норовя ещё следов оставить там, где и без того уродливые шрамы разрывали гладкое полотно белой кожи. — А Селестия тебя не обделила да, мой дорогой дракон?

— Обещаю, больно тебе не будет, — Чжун Ли наклоняется к нему и снова целует шею и плечи, намного более спокойно, оглаживая его грудь, вжимаясь слегка когтями в упругую плоть, заставляя сердце Аякса трепетать загнанной птицей в грудной клетке. — Мне так нравятся твои веснушки. Тебя словно Солнце поцелуями осыпало.

— Оно это и сейчас делает, — Аякс улыбается ему и безбоязненно, любовно рогов вновь касается — их по три с каждой стороны и каждый украшает золотистый геометрический узор на тёмно-коричневой поверхности, так же, как и на руках.

Чжун Ли лишь усмехается и зацеловывает его грудь, слегка изумленно рассматривая маленькое торчащее украшение в соске Аякса, слегка сияющее в свете свеч. Тот почему-то смущённо кусает губу и весь сжимается, будто стараясь прикрыться.

— Да у тебя секретов ничем не меньше моего, — фыркает он и лижет по украшению, целует набухший сосок, ощутив, как приятно дрожит под ним Аякс. — Когда же ты успел это сделать? И, главное, где?

— В Сумеру, — бормочет невнятно Аякс и обнимает его ногами за бёдра, прижимая его к себе, зарывшись в волосы непослушными пальцами. — Мне показалось это красивым…

— Мне нравится это тоже, — Чжун Ли лижет быстро по соску, сосёт бережно, слегка царапая острыми зубами, от чего Аякс дрожит вновь, слабо выгибаясь и издавая невнятный стон. — Весьма необычно. Очень горячо, Чайльд.

Аякс в ответ лишь царапает ему плечи и трётся нетерпеливо всем телом, желая скорее его ощутить полностью и целиком внутри себя — всё лицо горит от румянца, а на губах сама собой появляется нахальная улыбка, когда Чжун Ли кусает его снова.

— Мне нужно растянуть себя, я не доверяю твоим когтям, — фыркает Аякс и толкает Чжун Ли в плечо, опуская руку ниже без лишнего стеснения — на пальцах растекается обильная влага и он, пожалуй, как никогда рад, что ему достался Гидро Глаз Бога. Он вжимается ладонью между ног, прикрывая глаза, стараясь расслабиться, кружа пальцами по чувствительной, нежной коже прежде, чем плавно толкнуться одним внутрь, скользя неспешно и глубоко, сосредоточенно дыша. Он хочет поспешить, но не может, разводя ноги шире и чуть приподнимая их для удобства, выставляя себя напоказ, ощущая на себе откровенно пожирающий взгляд. Чжун Ли мнёт его бедра, гладит живот и <i>смотрит</i>, будто где-то там, между его ягодицами и мокрыми пальцами, таится великий смысл жизни.

— Ты такой красивый, — выдыхает Чжун Ли негромко и Аяксу даже немного больно от того, сколько чувств в его негромком голосе. Он тихонько стонет в ответ и сжимается невольно, надавливая бережно пальцем на гладкие стенки, постепенно проскальзывая внутрь вторым пальцем, раскрывая себя немного сильнее с тихим приятным похныкиванием. Ощущая тепло ласковых рук, Аякс расслабляется всё сильнее, стонет довольно, приоткрывая глаза и глядя на Чжун Ли с легкой, едва заметной улыбкой, покусывая губы. — Хороший мальчик. Ты настоящая умница. Мне хочется сжать твою шею, ты позволишь?

Его руки тянутся к шее и Аякс доверчиво, безбоязненно подставляет её покорно, позволяя сжать, согласно, загнанно бормоча «да» — пальцы аккуратно, в меру сдавливают, всё сильнее, вызывая лишь большее, сокрушающее возбуждение. Давление постоянно меняется, то слабея совсем, давая вдохнуть беспрепятственно, то сжимая так, что дышать становится трудно и это, почему-то, так правильно и хорошо.

Они оба терпеливы, пока Аякс растягивает себя, вскоре едва ли не четыре пальца пытаясь в себя протолкнуть, краснея от постоянных комплиментов и похвал, возбужденный донельзя от всего того, что с ним вытворяют, понимая, что иначе он просто не выдержит и порвётся, если Чжун Ли попытается войти внутрь. Каждый член выглядит правда довольно внушительно, поэтому Аякс добавляет ещё и ещё влаги, пока внутри хлюпать не начинает с каждым глубоким толчком его сведенных в «лодочку» пальцев. Уже не больно и любой дискомфорт отходит на второй план, когда он поглаживает себя аккуратно по простате, второй рукой продолжая сжимать плечо Чжун Ли, игнорируя собственный, прижавшийся к животу член, истекающий прозрачными капельками смазки. Оба члена Чжун Ли текут тоже и Аякс, честно, совершенно не представляет, что он будет делать с ними двумя. Почему-то кажется, будто если он хотя бы попытается принять сразу оба, то умрёт сразу. А жить, почему-то, хочется как никогда, пока он вынимает из себя пальцы и хвастливо раздвигает бёдра ещё сильнее, дрожа.

— Давай же, сяншэн, позволь мне опробовать это, — скользкими пальцами Аякс обхватывает один из членов, осмелившись наконец-то прикоснуться, оглаживает чётко проступающие вены и внушительную головку, трёт уздечку, практически задыхаясь от восторга и желания, от давления пальцев на шее, которое постепенно исчезает. — Сделай меня своим. Или я сделаю всё сам.

Аякс хватается за плечи Чжун Ли и пытается лихо перевернуть его на спину, но ему не позволяют, вжимая его обратно в постель, стиснув крепко бёдра и толкаясь внутрь головкой одного из членов, вторым прижавшись к поджавшемуся животу.

Какое-то время Аякс даже не дышит, просто смотрит широко раскрытыми глазами на Чжун Ли и дрожит с каждым толчком, напрягая бёдра и выгибаясь, в итоге издавая постыдно-громкий стон, царапая крепкие плечи, пока когти украшают его бёдра алыми бороздами царапин. Он пытается пережить это ощущение, невероятное, почти пугающее тем, насколько от этого хорошо, но перед глазами пятна и, кажется, вознесение на Селестию.

— Слишком, — бессильно выдыхает Аякс, чувствуя себя настолько <i>переполненным</i>, что почти больно становится, но останавливаться не хочется, нужно ещё. Он шумно сглатывает и льнёт ближе, покачивая плавно бёдрами и насаживаясь сильнее, сжимаясь, наконец, с удовлетворением услышав глухой стон у самого уха, прежде чем его грубо кусают чуть повыше серьги. Теперь Аякс стонет сам, дёргает Чжун Ли за волосы и с невообразимым наслаждением впивается в его губы мокрым, нахальным поцелуем, так, словно это он здесь руководит положением, но всего один толчок, ещё глубже, превращает его обратно в туго соображающую, пылающую от желания массу. Крупная головка упирается в нужную, нежную точку внутри, давит, трётся и, Архонты, кажется, он не выдержит этого и просто расплачется, пока Чжун Ли тянет его на себя, царапает ещё, размеренно, настойчиво втрахивая в постель, не давая даже привыкнуть, не останавливаясь, кусая губы в поцелуе.

— Моё, — урчит довольно Чжун Ли, будто он и вправду дракон, охраняющий своё сокровище, и Аякс не в состоянии ему возражать, отчаянно принимая всё более быстрые и глубокие толчки, хныча и извиваясь, обвив его руками и ногами, каждым действием лишь соглашаясь — да, его. Сколько угодно.

Когтистая рука обхватывает крепко его член и гладит в такт толчкам, растирает смазку на головке, и всё это было бы даже опасно, если бы не было вот настолько приятно, что выходит лишь дрожать и скулить под ним, раздвигая бёдра. Чжун Ли слишком большой, но Аякс не может отказаться от этого, ощущая себя как никогда раскрытым, когда член выходит из него почти полностью. Внутри ощущается лишь головка, а затем снова так много, так сильно, каждую венку, кажется, можно ощутить, сжимаясь сильнее вокруг него, сливаясь с ним в одно целое, позабыв про боль, чувствуя, как на животе оставляет мокрый след второй, настолько же большой член.

У Аякса кружится голова и всё расплывается пятнами перед глазами, но останавливаться он не собирается, вместо этого, наконец, успешно опрокидывая Чжун Ли на постель, насаживаясь на него до конца с тихим всхлипом и надавливая одной ладонью на горячую, сильную грудь, ощущая биение его сердца — а может, это лишь его собственное так громко колотится.

Он прогибается чуть назад, запрокинув голову, будто седлая его, сжав крепко бёдрами его бёдра, свободной рукой обхватив второй горячий член. Опустив взгляд вниз, Аякс поначалу даже глазам своим не верит, но видит, как проступает сияние из-под натянутой на его животе кожи. Это почти пугает, но выглядит настолько хорошо, что он почти воет, стонет хрипло, медленно двигаясь, порой вздрагивая, давясь воздухом, когда Чжун Ли подкидывает бёдра, вбиваясь в него ещё глубже. Убрав руку с его груди, Аякс прикладывает её к животу, там, где видно тусклое свечение, и хнычет негромко, раскачиваясь на его члене, быстрее двигаться начиная, хотя тело всё непослушное, предвкушающее оргазм.

Кажется, на какое-то время его оглушает, когда это, наконец, происходит — он пачкает спермой собственный живот и трясётся на слишком большом для него члене, почти рыдая, даже не зная, что можно до такой степени наслаждаться чем-то. Аякс сползает обмякшим месивом ему на грудь и ещё ощущает толчки внутри себя, сжимаясь и царапая его грудь и плечи, сдавливая в ладони его второй член, потираясь о него животом, бессильно выгибаясь, когда Чжун Ли кончает, хрипло рыкнув и стиснув его бёдра, потянув его к себе как можно ближе. Сперма внутри него, на его пальцах, течёт липкими каплями и делает его совершенно и абсолютно разрушенным.

— Я… это слишком… — хнычет глухо Аякс и закрывает глаза, замирая, пытаясь восстановить дыхание и вообще хоть как-то восстановиться.

Однако, этого ему не позволяют и остаток ночи не дают покоя, заставляя его выгибаться в таких позах, о которых он даже не слышал. Его вылизывают, зацеловывают и то обращаются бережно, словно с величайшей драгоценностью, то трахают так, словно самая важная задача это разрушить его и уничтожить. Он одновременно чувствует себя так хорошо, полностью готовый продолжать, принимать ещё и ещё, но при этом, кажется, вот-вот умрёт от переутомления, не в силах остановить и остановиться.

Чжун Ли хвалит его хрипло, зовет своим «хорошим мальчиком», толкаясь ему в рот, когда он смелеет настолько, что берёт всё в свои руки (буквально, он сидит у Чжун Ли между ног с его членами в руках и сосёт самозабвенно, не в силах уже даже удивляться тому, насколько это хорошо и правильно ощущается). Аякс до мурашек принимает его, до полной потери себя и сознания, упав на разворошенную постель лишь ближе к утру, кверху красной от шлепков и царапин задницей, прижав руку к переливающемуся золотом символу Гео на его животе. Это, пожалуй, говорит об их нынешнем статусе куда лучше, чем любые слова.

Он жмётся ближе к Чжун Ли, прячет нос в его плече, утомлённо вздыхая, и обнимает его лениво, облизывая пересохшие губы; он сорвал голос два оргазма назад и теперь был даже не в силах говорить. От былого лоска Чжун Ли не осталось и следа, но удовлетворенный, расслабленный и растрепанный, с потёкшим макияжем, он нравится Аяксу даже больше. Всё тело болит, но, он думает, это того стоило. Более, чем стоило — кто же ещё сможет похвастаться тем, что принадлежит Архонту? Хотя, как посмотреть, кто кому будет принадлежать. Уж за это Аякс готов побороться, дайте ему лишь пару часов на ленивый, приятный сон в горячих объятиях, прислушиваясь к биению сердца, ощущая, как его ласково гладят по влажным, растрепанным волосам. Он оставит его рядом с собой, не смотря на все эти торговые дела. Чжун Ли останется рядом.