Солнце давно опустилось за горизонт. Океан вёл себя подозрительно спокойно, будто усыплял бдительность волшебницы. Их маленькая зачарованная лодка равномерно покачивалась лавируя по бескрайней тёмной воде. Звёзд видно не было. Говорят, здесь их никогда не видно из-за мрачной ауры этой местности. Но на самом деле небо затягивали тучи благодаря чарам сбивающим с пути.

— Мисс Грейнджер, — молодой волшебник, сидящий напротив, виновато осёкся и потупил взгляд вниз, — ой, прошу прощения, миссис Уизли.

— Ничего страшного, мистер Паймон, — вежливо улыбнулась Гермиона, — я и сама ещё не привыкла к новому статусу. Так странно, вдруг откликаться на другую фамилию.

Вытянутое лицо юноши просияло. В его нескладных пропорциях Гермиона узнавала черты собственного мужа — сутулые широкие плечи, большие ладони и глуповатая, но искренняя улыбка. Правду говорят, кровь Уизли сильна и проявляется даже в дальних родственниках.

Роб Паймон работал в аврорате всего-ничего, но уже заслужил одобрение своего руководителя и право сопровождать Гермиону до самого мрачного острова. Возможно, парень действительно старался, а возможно, Перси помог родственнику устроиться на рабочем месте.

Роб приходился Перси и Рону троюродным племянником. Кажется. Гермиона, к своему стыду, ещё не запомнила многочисленную родню супруга, которая магическим образом заявила о себе в день их бракосочетания.

Честно признаться, гостей оказалось так много, что к вечеру попытки сопоставить имена и лица причиняли головную боль. Возможно, дело было в том, что Гермиона испытывает дискомфорт в шумных компаниях или в том, что даже на празднике ей хотелось делать что-то полезное. Рон то и дело одергивал её при попытке помочь домовикам, меняющим блюда. Нет, конечно, Грейнджер не жаждала насильной свободы для магических существ — школьные мечты о насаждении свободы эльфам давно остались в прошлом, ей просто не удавалось искренне пировать и праздновать так скоро после войны.

Казалось, они вот-вот простились с погибшими, а теперь Гермиона надела белое платье и кружилась в свадебном танце. Романтичные песни совсем не вязались с криками раненых и слезами горюющих, которые ещё недавно приходилось заглушать чарами, чтобы заставить себя уснуть. Было неловко произносить клятву и принимать поздравления, помня о том, что Люпин и Тонкс не дожили до своего венчания несколько месяцев, а их сын никогда не обнимет маму и папу. Даже речь Гермионы, обращённая к гостям, звучала больше горько, чем радостно. Если бы не Джинни с её торжественной кричалкой, свадьба наверняка бы превратилась в поминки. Гермиона чувствовала, что не имеет права отнимать у выживших повод для радости, но сама веселиться не могла.

Победа над Волдемортом стоила магическому сообществу слишком дорого. Тысячи убитых, сотни раненых и бесчисленное количество сломленных войной — это больно. Казалось, она чувствовала горечь и печаль всех пострадавших от войны, бессмысленной и беспощадной. Гермиона сочувствовала не только тем, кто сражался на стороне ордена, но и тем, кто под давлением принял тёмную сторону.

— Миссис Уизли, для чего нам нужно в Азкабан? — Роб робко взглянул на попутчицу, — не самое приятное место.

— Я собираю материал для своей книги, — уклончиво ответила волшебница, — нужно поговорить с одним из заключённых.

— С кем? — удивился Роб.

— Это закрытая информация, мистер Паймон, — вновь вежливо улыбнулась волшебница, стараясь прекратить разговор.

Ей совершенно не хотелось говорить юноше о своих идеях. Вообще никому. Даже Рон не знал о чем будет её книга, он просто согласился, что Грейнджер нужно отдохнуть и собраться с мыслями. Война подкосила её, как и многих других. Только им удавалось двигаться дальше, а Гермиона не могла заставить себя жить, как прежде. Она будто застряла. Джинни нашла утешение в квиддиче, Рон и Гарри в работе, а Гермиона обнаружила, что не знает где будет полезна. Она ничего не хотела и ни к чему теперь не стремилась. Казалось, что её жизненные силы кончились ещё в госпитале. Там, где ей пришлось провести последние месяцы войны, борясь за собственную жизнь с обморожением и паническими атаками. Ей чудом удалось сохранить конечности и рассудок. Пока Гарри и Рон уничтожали крестражи, она зализывала раны и молила Мерлина, чтобы её друзья справились. Всё кончилось хорошо, орден победил, Волдеморт пал. Но Гермиона всё ещё не чувствовала удовлетворения. Суды выносили карательные приговоры, магическое сообщество ликовало, а гриффиндорка скорбела о сломанных человеческих судьбах.

Гарри пристроил лучшую подругу и героиню войны в отдел тайн, где вся работа сводилась к одному — изучение дел бывших пожирателей смерти. В её задачи входил анализ данных и определение уровня опасности. Лёгкая и совсем не пыльная работёнка для той, кто лично встречала их всех. Но даже с этим Гермионе было трудно справиться. Её внимание рассеивалось, мысли возвращались к воспоминаниям — она тратила по два часа на ту работу, которую прежде могла выполнить за тридцать минут. Но начальство никак это не комментировало.

Решение написать книгу возникло внезапно — однажды ночью, когда Грейнджер вновь перебирала имена погибших за последние шесть лет. В тот раз в список вошли не только друзья, но и враги.

— Сплошные секреты в этом вашем отделе тайн. Вот мама моя говорила… — дальше Гермиона не слушала.

Гермиона ощутила лёгкую вибрацию воздуха — они миновали незримую границу защитных чар. Вниманием волшебницы завладела угрюмая чёрная башня, наконец-то появившаяся на горизонте. Величественное и жуткое строение, самое проклятое место из всех существующих — тюрьма Азкабан.

Когда ноги ступили на берег, Гермиона поёжилась. Холод пробрался под воротник и неприятной прохладой осел в лёгких. Изморозь покрывала весь видимый участок суши, вынуждая немногочисленные растения виновато кланяться вниз. Гермиона велела Робу следовать за ней молча и тот послушно поплелся за ведьмой.

Азкабан внушал ужас. Давил своей монументальной тяжестью. Огромная монолитная стелла без единого шва посреди штормового океана годами питалась жизнями заключённых в своих чертогах. Даже сейчас, когда ряды дементоров поредели, находиться здесь не безопасно. Несмотря на то, что Гермиона получила разрешение на посещение, встречаться с стражами острова ей не хотелось. Грейнджер стоило беречь силы — впереди её ждала встреча с существом, куда более неприятным, чем дементор.

— Что это там? — шепнул Роб, опасаясь навлечь на себя гнев стражей острова.

— Смотритель, — объяснила Гермиона, — идём скорее.

Сгорбившаяся фигура, закутанная в плащ, встретила их недовольным взглядом.

— Миссис Уизли, — скрипучим голосом произнёс старик, освещая посетителей заговоренным фонарём. Грейнджер читала об этом устройстве, его свет выявляет маскирующие чары. С момента побега Барти Крауча младшего это обязательный атрибут смотрителя, — мистер Пайлон?

— Пп-паймон, сэр! — дрогнувшим голосом отозвался Роб.

— Точно, — безразлично согласился старик, — Только один посетитель.

— Верно, — кивнула Гермиона, — Мистер Паймон мой сопровождающий, он подождёт.

— Ладно, — смотритель просканировал посетителей грозным взглядом, будто решал стоит ли их пускать, — разрешение?

Гермиона пошарила в сумочке и протянула пергамент, подписанный рукой Гарри.

— Всё верно, — старик сверился с документом, — Меня звать Саймон Боунс — я смотритель тюрьмы Азкабан. Вы — гости этого места и вольны уйти, когда пожелаете. Но заключённые должны оставаться таковыми. Если кто-то из вас посмеет содействовать побегу кого-то из них, я отниму ваши жизни. Закон так велит. С заключёнными не говорить, вещи им не передавать, ничего от них в дар не принимать. Все понятно?

— Что значит отнимете жизни? — дрогнувшим голосом уточнил Роб.

— Вспорю брюхо. Вскрою глотку, — оскалился в беззубой улыбке смотритель, — Подвешаю под потолком на рыболовную леску. Заставлю закипеть кровь в жилах…

Кажется, время проведённое в отсутствии собеседников и окружении убийц оставляет заметный отпечаток.

— Я думаю, Роб понял, что вы имели ввиду, мистер Боунс, — прервала поток образных предположений Гермиона, — тут прохладно, можем мы войти?

— Да, — проскрипел старик, — идёмте за мной.

Он взмахнул волшебной палочкой и монолитная стена пошла рябью, открывая незримую прежде дверь.

Внутри оказалось немногим теплее, чем снаружи. Гермиона опасливо огляделась, изучая легендарную тюрьму. Строение напоминало колодец, возвышающийся над их головами в 33 этажа. Каждый этаж опоясывала кольцевая площадка без единой лестницы. От каменных стен веяло могильным холодом. Не самое приятное место для уикенда.

Смотритель вновь взмахнул волшебной палочкой и камни, сваленные у стены, взмыли в воздух формируя лестницу.

— Мистер Плаймон, вам стоит остаться в моей дежурной, — проскрипел старик, — обождите здесь, пока я провожу мисс Уизли.

Кто бы мог подумать, что она попадёт за стены Азкабана? Гермиона никогда не смела думать об этом месте.

Они поднялись по левитирующим ступенькам к тридцать второму ярусу и остановились у одной из десятков похожих дверей. Смотритель пошарил рукой в кармане плаща и вынул на свет тяжелую связку ключей. Насвистывая какую-то странную мелодию, он выбрал нужный ключ и прежде, чем отворить дверь, обратился к Гермионе.

— Правила обязывают меня изъять вашу палочку.

— Это обязательно?

— Пленник закован в противочарные кандалы, вам не о чем беспокоиться. Палочку я верну, когда приду за вами. Меры предосторожности, сами понимаете. Правила, рви их болотные черти, нужно соблюдать.

— Хорошо, — нехотя согласилась волшебница, передавая драгоценное древко в морщинистые руки, — как без палочки мне покинуть камеру?

— Вам достаточно трижды постучать в дверь изнутри.

Гермиона кивнула. Боунс повернул ключ в замке и со скрипом отворил дверь.

***

В полумраке камеры Гермиону ждал плененный законом преступник. Тот, чьё имя с опаской произносили члены ордена в последние годы войны. Он встретил её взглядом затравленного зверя. Серая сталь из-под полуопущенных ресниц заставила Гермиону выровнять спину. Рефлекс выработанный со школьной скамьи. Она вдруг почувствовала себя уязвимой. Снова. Глупо было встречаться с ним без палочки.

— Ну нихрена себе, — усмехнулся заключённый, внимательно наблюдая за гостьей.

Его взгляд — острый и холодный, скользнул по ней снизу вверх. Наглец оценивал посетительницу, будто товар на ярмарке. В горле пересохло, рука инстинктивно легла на бедро, где обычно покоилась палочка. Пустая кобура не уняла тревожности. Бледное лицо напротив исказила торжествующая ухмылка. Он заметил её дискомфорт. Впрочем, ничего удивительного. Этот волшебник всегда подмечал ее слабости.

— Здравствуй, Малфой, — Гермиона села на стул, — как поживаешь?

Их разделял обычный с виду стол, двойников которого то и дело встречаешь в Министерстве Магии. Но в Азкабане не бывает чего-то простого — на каждый предмет мебели внутри камер накладывается заклятие «неподъемной тяжести». Что ж, по крайней мере, это защитит их от импульса опрокинуть стол и схлестнуться в дуэли.

— Пришла позлорадствовать, — протянул Драко.

Он попал в капкан глаз Грейнджер и по какой-то неведомой для себя причине продолжал смотреть на неё в упор. Нежный карий — теплый оттенок, напоминающий соленую карамель, разбудил тоску по школьным будням. По тем временам, когда тёплая осень радовала студентов Хогвартса и безумец Блейз бросался в друзей сухими листьями. Мягкие волны её волос дразнили упокоенную под слоем грязи тягу к жизни. Он уже и забыл, как выглядят кудри Грейнджер. На секунду Драко даже почудилось, что войны на самом деле не случалось.

— Или будешь упрашивать в последний раз назвать тебя грязнокровкой?

Высокомерие свойственное слизеринцу осталось при нём, не смотря на противоречие его нынешнего положения. Драко заметно похудел с момента их последней встречи. В тот день Грейнджер поразила его заклятием рассечения и оставила глубокую рану где-то в районе ребер, а Малфой наградил её залпом жалящих искр, подарив ожог плеча. Теперь черты надменного лица казались острее и резче — пропал благородный лощенный блеск. Непослушная прядь отросших волос, спадала на лоб. Руки, закованные в металл, казались не такими опасными без возможности колдовать. Но Гермиона всё ещё ощущала себя уязвимой. Шрам горел под одеждой, напоминая о ужасах войны и животном страхе за жизни близких.

— Ни то, ни другое, — волшебница заставила себя говорить спокойно, — Мне нужна твоя помощь. Взамен ты получишь мою.

— Помощь от магглы — он театрально закатил глаза, — последнее на что я смел надеяться. Спасительная соломинка для жалкого пожирателя смерти. Ну надо же.

— От Гермионы Джин Грейнджер, героини войны и сотрудника Министерства, — с нажимом уточнила волшебница, снова забыв о том, что сменила фамилию. Потребовалось немалое усилие, чтобы от прилива раздражения не зарделись щёки, — полагаю, мой вес в магическом сообществе в разы больше твоего, Малфой.

Добро победило. Общество отвернулось от всех, кто поддерживал Волдеморта. Теперь обладатель тёмной метки ничуть не лучше помойной крысы. У Малфоя нет выбора, если он хочет жить, ему придётся помочь Гермионе справится со своими демонами. Она напишет книгу, расскажет миру о людях и закроет гештальт — поставит финальную точку во второй магической войне для себя. И, возможно, для кого-то ещё.

— Я польщён, — фыркнул Драко, косясь на прикрученные к столу кандалы, — жаль не могу отвесить тебе поклон. Руки скованы.

Их взгляды схлестнулись. Грейнджер вглядывалась в серую сталь, стараясь понять, что Малфой скрывает за ней. А Драко смотрел на ведьму подобно упрямому мальчишке, вступившему в игру «гляделки». Уступать он не собирался. Она тоже.

— У тебя есть проблема гораздо серьёзней кандалов, — первой не выдержала Гермиона.

— Да-а, — как ни в чем не бывало протянул он, — кормят в этой дыре отвратительно. Не знал, что ты в курсе.

— Я не о тюремной диете, Малфой. Я имею ввиду смертную казнь, которая ждёт тебя в скором времени.

Ей уже доводилось видеть смерть. Впервые — на четвёртом году обучения в Хогвартсе, когда Грейнджер разглядела остекленевшие глаза Седрика Диггори. Потом — профессор Дамблдор, Аластар Грюм, Фред Уизли и многие другие. Одни падали замертво от разящего заклинания, другие бились в агонии и умоляли помочь. Гермиона видела смерть, но всё ещё боялась говорить о ней вслух.

Именно поэтому Грейнджер не любила предсказания Трелони. Она всегда предрекла смерть.

Говорить, что кто-то умрёт в скором времени ещё более жутко, чем встречать старуху с косой неожиданно. Одно дело — разящий удар со спины, который не ждешь. Другое дело — длительное ожидание конца. Что чувствуют такие, как Малфой, уверенные в своей неминуемой запланированной гибели?

На долю секунды на бледном лице промелькнула тень, но Малфой быстро вернул себе прежнее выражение.

— Ах, ты об этом. Не считаю закономерное развитие событий проблемой, — он вновь посмотрел на неё в упор, на этот раз пристальней и чуть дольше. А затем его глаза сузились, а рот изогнулся в ухмылке, — великий Мерлин, ты пришла признаться в любви? Грейнджер, я не так отчаялся, чтобы принять твои влажные фантазии. Унеси свою тайну в могилу. Не порти последние дни моей жизни. Твоими стараниями к несварению прибавится и недосып из-за кошмаров с твоим участием.

— Как такой идиот вроде тебя смог получить звание командующего в отряде Волдеморта? — вырвалось у волшебницы, — ты же самовлюблённый мальчишка, неспособный аналитически мыслить.

— Мда, а мне-то казалось, что ты умнейшая ведьма нашего выпуска, — разочарованно цыкнул он, — Потому, что я лучший из молодых ПСов, это же очевидно. Абы кого в наше время к поцелую дементора не приговаривают.

Казалось, он гордился своей участью. Говорил непринужденно и даже пренебрежительно. Немыслимо! Как в здравом уме можно принять столь ужасный исход собственной жизни?! Поцелуй дементора — самая страшная казнь из всех известных магическому миру. Разве Драко Малфой из тех, кто так беспечно относится к своей судьбе? Он никогда не был фаталистом. Неужели на столько отчаялся?

— Это не правда. Я читала твоё личное дело.

Грейнджер была уверенна, что Малфой упрямый, злобный хорёк, но чтобы он смирился с собственной гибелью? Никогда. Такого просто не могло случиться. С кем угодно, но не с потомственным нарциссом. Он лжет. Прячет страх за ширмой уверенности, хочет ее одурачить. Кажется, Гермиона не ошиблась, что выбрала именно его.

— Ты меня утомляешь, Грейнджер, — устало произнёс Малфой, — Что конкретно тебе нужно? У меня знаешь ли, мало времени.

— Плотный график? — съязвила ведьма.

— Опаздываю на вечернюю прогулку из одного угла камеры в другой.

— Мне нужно, чтобы ты рассказал о себе. Всё.

Малфой в недоумении несколько раз моргнул. Грейнджер старалась унять сердцебиение, чтобы волшебник не считал её волнения. Ей нужно было получить его согласие. От этого зависели её книга и душевное спокойствие.

Они смотрели друг на друга, будто впервые встретились, и на какое-то время все звуки умерли. В камере повисла оглушительная тишина, разрывающая Грейнджер на части. И когда она уже было решила, что Малфой окаменел от шока, тот неожиданно громко захохотал. Так жутко и пронзительно, что Грейнджер вздрогнула.

— Что ты хочешь? — едва сдерживая поступившие к глазам слезы, сквозь смех, уточнил он, — Повтори. Я ослышался?

— Я пишу книгу, — выпалила она, — про пожирателей смерти. И мне нужна информация из первых рук.

— Грейнджер, тебя привлекают плохие парни? — продолжал смеяться Малфой, — Раньше не замечал.

— Мне кажется важным объяснить людям, что не все ПСы зло во плоти, — разозлилась Гермиона, — У всех есть своя история и череда обстоятельств. Кто-то сделал правильный выбор, а кто-то нет. Но это не значит, что все вы поголовно заслуживаете смерти и общественного презрения!

Вот так, просто и быстро, Гермиона объяснила свою идею, которую берегла от друзей и родных. Выпалила, как на духу, и резко замолчала, ожидая оценки. Драко хмыкнул и, вопреки ожиданиям Гермионы, вновь смеяться не стал. Он вдруг напрягся и впервые за время их разговора отвел взгляд, устремив его куда-то во тьму стен.

— Что ты хочешь мне предложить? — наконец заговорил Драко.

— Я выступлю на финальном слушании и дам показания в твою защиту. Если, — она споткнулась на полуслове, — если, конечно, твоя история раскроет тебя с положительной стороны.

Ответом ей послужили ироничная улыбка и многозначительный смешок.

— Суд учитывает все обстоятельства. Я уверена, что твой путь, как и путь многих, не был простым и добровольным. Мне кажется, мальчик, который дразнил меня в школе не мог стать злодеем в одночасье. Если быть честной, я и сейчас сомневаюсь, что ты чудовище.

В его личном деле было слишком много слепых пятен. В случае Беллы Лейстрендж или Антонина Долохова все было ясно — они плевали на закон и честь, служа идеалам своего господина. В случае Люциуса Малфоя все оказалось ещё проще — банальный страх и жажда влияния. К слову, они же его и погубили. Волдеморт приказал его казнить в назидание другим. Грейнджер прочла множество папок с биографиями преступников, но дело Драко Малфоя казалось ей странным. Были факты и преступления, а четкий мотив не прослеживался. Гермиона знала, что он опасен, но не думала, что Драко выбрал тёмный путь добровольно. Его история могла бы стать отличным материалам для книги. И могла бы объяснить некоторые мучившие Грейнджер воспоминания.

Гермиона рассчитывала, что Драко пойдет ей на встречу, если поймет, что волшебница не желает ему зла. Но теперь начинала сомневаться. Статическое электричество ощущалось в воздухе. Малфой сверлил гостью взглядом, кусая нижнюю губу. Грейнджер напряженно ждала ответа.

— А, что, если история, которую я расскажу, — он угрожающе медленно наклонился в сторону Гермионы, — окажется совершенно ужасающей, Грейнджер?

От хриплого шёпота у нее перехватило дыхание. Гермиона вдруг ощутила себя маленькой девочкой, которая вновь столкнулась с пугающим хулиганом в коридоре один на один. Она нервно сглотнула, вынуждая себя ответить Малфою его же монетой, и придвинулась навстречу к нему:

— Тогда я скажу на суде об этом — понизив голос, призналась ведьма, — в твоих интересах говорить обо всём без утайки. Тогда, возможно, я помогу сохранить твою драгоценную жизнь, Малфой.

— Хм, — он резко откинулся на спинку стула и цинично ухмыльнулся, — будь по твоему, Грейнджер. Отложу свои планы ради тебя. С чего начать?

— С начала.

— Лето 1994 года выдалось насыщенным. Темный лорд возродился. Случилось то, чего так долго ждал мой отец. Величайший из всех темных волшебников сумел победить смерть. Я был очарован им с детства, а тут такая удача. Гроза всей Магической Британии и каратель грязнокровок, — Драко одарил Гермиону вежливой улыбкой, смакуя последнее слово, — я был чертовски рад.

***

Тёмный Лорд оказался таким, каким его описывал мой отец. Одарённый волшебник и мудрый стратег безжалостный к врагам. Я понял, что хочу служить ему в тот самый момент, когда встретился с ним впервые. Волдеморт внушал благоговейный ужас и это произвело на меня неизгладимое впечатление. Я видел, как вокруг него собираются взрослые волшебники, и хотел стать одним из них. Мне казалось, что мир в скором времени изменится. Я хотел стать частью этих изменений. И вот, спустя два года такой случай представился.

В тот год все шло не так, как хотелось бы. Министерство упорно отказывалось признать возвращение Тёмного лорда вслух, ваша выходка в Отделе Тайн лишила моего отца влияния. Волдеморт был в ярости, когда узнал, что кучка детей дала отпор его последователям. Мой отец загремел в Азкабан и вытаскивать его от туда Темный лорд не торопился. В наказание за рассеянность, как он объяснил. Тем не менее, Его Темнейшество продолжал использовать наше поместье в качестве штаб-квартиры. Видимо, провал Люциуса Малфоя не так сильно ранил его сердце — наш дом всё ещё был ему мил. Жаль только, что мамины розы сдохли в тот год, не выдержали концентрации тёмной магии. Собрания продолжались с привычной регулярностью. А я тихо ненавидел весь мир.

Мне было стыдно. Казалось, что отец опозорился сам, позволив детям одурачить его, и опозорил нашу семью. Мама становилась бледнее с каждым днём и я всерьёз начинал беспокоиться за её душевное состояние. Белла, которой удалось улизнуть от мракоборцев, не упускала случая напомнить мне о провале отца.

Наверное, именно стычка ПСов с Отрядом Дамблдора подтолкнула Его к желанию разбавить состав своих последователей молодой кровью. А может, ему осточертели одни и те же пришибленные лица. Кто знает. Так или иначе, его Темнейшиство соизволил одарить меня своей милостью. Он поручил мне важное, опасное, но важное задание. Мне было велено убить Альбуса Дамблдора.

Честно, от гордости я думал, что кончу. На первых порах, разумеется. До тех пор, пока моё запястье не украсила метка я был похож на отцовского павлина — меня распирало от чувства собственной важности. Как оказалось, непреложная клятва Тёмному лорду немного остужает пыл. Груз ответственности меня едва ли не свёл с ума. Мне потребовалось много времени, чтобы добраться до него. Но, как видишь, я справился.

***

Драко следил за её реакцией, подмечая малейшие изменения. Гермионе с трудом удавалось контролировать выражение своего лица. Гибель Альбуса Дамблдора — одно из самых трагических событий в череде мрачных воспоминаний. Смерть, с которой началась Вторая Магическая война, затянувшаяся на шесть долгих и тяжелых лет. Смерть, которая очертила конец их детства.

— Не с первого раза, — прокомментировала Гермиона.

Путь Драко к осуществлению задуманного был долог. Перечитывая его личное дело, Грейнджер всерьез задумывалась, не тянул ли он время, подбирая способы покушения на жизнь директора. Отравленное вино, попавшее не в те руки, проклятое ожерелье, заинтересовавшее Кэти Белл. Драко будто нарочно выбирал малонадежные способы, будто не желал убивать Дамблдора. Возможно, он боялся и не мог противостоять давлению?

— Всё равно, что лишаться девственности с Уизли? — оскалился Малфой.

— При чем здесь это? — стушевалась волшебница.

Грейнджер в очередной раз ощутила себя школьницей. Вновь бестактность Малфоя вогнала её в краску. И вновь она задала нелепый вопрос вместо того, чтобы поставить его на место.

— Интуиция подсказывает, что мы оба понимаем, что значит «не с первого раза», — он небрежно пожал плечами.

— Фантазируешь о Роне?

— Хочешь, чтобы воображал тебя?

— Обойдусь, — фыркнула Гермиона, — Давай вернёмся к теме разговора?

— Ах да. Моя исповедь. Всё, что угодно лишь бы не думать о сексе? Уизли оставил столь ужасное впечатление? Понимаю. Психологическая травма. Говорят, мозгоправы в Мунго лечат и такое. Конечно, в твоём случае, потрясение чудовищное, но вдруг что-то можно сделать?

Гермиона сдержала гневный порыв и не стала кормить провокатора перепалкой. Его глупые шутки про Рона никак не оскорбляли ее. Они больше не школьники, а люди сидящие по разные стороны магических сил. Разве может язвительность проигравшего затрагивать чувства победителя? Должно быть, Драко разрывается из-за внутренних противоречий и горечь войны слетает с его бесцветных губ привычными гадкими подколами. Гермиона решила, что едкие слова Малфоя не имели к ней никакого отношения. Он просто боялся рассказать всё, как было.

— Малфой, неужели ты так волнуешься? Пытаешься мне зубы заговорить? Или стыдишься признать, что сожалеешь о том, что сделал?

— Ц, Грейнджер, шесть лет войны оставили в тебе школьную наивность нетронутой, — протянул он, — того и гляди, я уверую в светлое будущее человечества.

— Что ты чувствовал в тот вечер, Драко?

— Гордость.

***

Я убил Дамблдора. Человека, чьи мудрые слова напутствовали несколько поколений магов. Что ещё я мог чувствовать? Горечь? Скорбь? Не пытайся подобрать слов, Грейнджер. Ты не сумеешь.

— Прошу, Драко, — произнёс он, глядя мне в глаза, — ты ведь не убийца.

Он смотрел на меня с надеждой, что я опущу палочку. Наверняка, не ожидал, что мне хватит смелости. Я видел, что он надеется достучатся до меня. А я ответил:

— Авада кедавра.

Одно заклинание и великий волшебник упал замертво. Зеленый луч поразил старика в самое сердце. И я почувствовал, как что-то внутри раскололось. Это была моя душа, наверное? Впрочем, теперь уже это не имеет никакого значения.

Я выполнил поручение Тёмного лорда. Доказал, что могу быть ему полезен. И все-таки…

Белла ликовала. Она подпрыгивала от радости и хохотала, как безумная. Тело Альбуса Дамблдора застыло в неестественной позе. Остекленевшие глаза всё ещё глядели в мою сторону, а я оцепенел и не смел пошевелиться. Стоял и трясся, как осиный лист на ветру. Сжимал палочку до боли в суставах и с ужасом пялился на мертвеца, который только что пытался меня вразумить. Я был щенком.

Щенком, который убил величайшего волшебника. Того, кто однажды победил Грин де Вальда.

— Драко, идём, — Снейп сжал моё плечо, вынуждая отвернуться от бледного старика.

— Я сделал это? — не своим голосом пробормотал я.

— Да. Нам незачем здесь оставаться.

В тот момент его голос был для меня путеводной нитью за которую я ухватился. Казалось, если бы Северус не вырвал меня из лап оцепенения, я мог бы сойти с ума от потрясения. Он увел меня в свой кабинет, как только представилась возможность.

— Всего одно заклинание и жизнь человека оборвалась. Вот так, просто?

— Да, — кивнул Снейп, протягивая мне какое-то варево в кружке, — выпей. Тебе нужно собраться с мыслями, прежде чем Он призовёт тебя.

Я принял кружку, пытаясь унять дрожь в руках. К моему стыду тело бил озноб, который не желал поддаваться контролю. Я дрожал, как Долгопупс в дверях кабинета зелий. Адреналин бушевал в крови, успокоиться не получалось. Я все еще чувствовал древко собственной палочки в ладони, будто она до сих пор была нацелена на старика. И его глаза смотрели в мои.

Школа, которая открывала для меня двери с одиннадцати лет, сотрясалась от бешенства моей горячо любимой тетушки и ее шайки подчиненных. Белла, как ты помнишь, крушила всё на своем пути. Была у нее какая-то особая любовь к разрушению. Я сожалел, что пришлось прибегнуть к крайнему плану. Я хотел обойтись без бардака. Но тетушка имела талант привносить хаос в любое событие, к которому имела отношение, и потому превратила вечер в очередное шоу.

До сих пор помню, как она вышибла витражную стеклину в большом зале, впустив ледяной ветер, который разом задул все свечи под зачарованным потолком. Достаточно символично, не находишь?

Снейп прекрасно видел моё состояние и, наверное, даже сожалел, что не успел опередить меня. Я всегда казался ему мальчишкой, который требует присмотра. А позже выяснилось, что мама просила его оберегать меня. Хотя, Снейп и без того опекал меня с первых дней учёбы. Он относился ко мне теплее, чем к остальным студентам и я никогда не задумывался почему. А, когда задумался, это уже не имело никакого значения. Волдеморт прикончил его, так же безжалостно, как моего слабого отца.

— Человеческая жизнь хрупка, Драко. Иногда человека может убить быстрое заклинание, а иногда его жизнь медленно отнимает болезнь. У тебя не было выбора. Ты сделал всё так, как требовалось.

— Я стал убийцей.

— Лучший выбор, когда единственная альтернатива — стать трупом.

Когда в школе всё было кончено, мы вернулись в Малфой мэнор. Там меня встречали, как героя. Праздничный стол в честь успешно выполненного задания, конечно никто не накрыл, но я получил Его уважение. Волдеморт наградил меня, приблизив к себе. Моей тетушке пришлось пересесть на соседний стул, я занял её место возле него. Она была вне себя от ярости, но не смела противиться воле господина. А я? Я был доволен собой, мне казалось, что за совершённый грех я получаю достойное вознаграждение. Дамблдор стал первым именем в моем списке доблести пожирателя смерти, а я тогда наивно полагал, что больше мне не придется убивать ради Темного лорда. Как видишь, ошибался. Убийство директора стало началом моего темного пути.

***

— Что было бы, если бы ты не сделал этого?

— Ничего хорошего, Грейнджер.

— Ты боялся, что он убьёт тебя?

— Я ничего не боялся, — фыркнул Драко, — страх убивает разум, Грейнджер. Я хотел получить Его милость и нарастить влияние. Вот и все.

— Почему? Волдеморт уже тогда был опасен и ты не мог этого не замечать. Он пытал твою мать в промежутке между девяносто пятым и девяносто шестым годом. Я читала об этом. Это документально подтверждённый факт.

Нарцисса Малфой подвергалась пыткам в собственном доме. Об этом свидетельствовали Амикус Кэрроу, домовой эльф и сама Нарцисса. Волдеморт пытал её круциатусом по неустановленной причине.

— Этого не было, — Драко одарил Гермиону злым взглядом, — В Малфой мэноре меня встретили, как героя. И мать моя была в порядке. Её никто и никогда не трогал с того момента, как я принял метку.

Слишком уверенно для того, кто не мог не знать. Гермиона неосознанно прикусила нижнюю губу, размышляя над причинами яростного отрицания.

— А до этого?

Малфой задержал взгляд на её губах и как-то подозрительно замолчал. Грейнджер видела, что за напускной уверенностью проскользнуло сомнение. Возможно ли, что он отрицал собственные воспоминания? Или банально не знал, что пришлось испытать его матери?

— А что это мы всё обо мне и обо мне? — вдруг ухмыльнулся он.

Признаться честно, Гермиону пугала резкая смена его настроения. Казалось, что за главенство внутри волшебника боролись две равнозначные силы, которые то и дело перехватывали борозды правления его эмоциональным состоянием. Злой демон или показательно дружелюбный боггарт — с какой стороны не смотри, Драко имел достаточно общего со своей теткой. Только вот, Гермиона, не верила, что он был таким в действительности.

— Мы говорим о твоей жизни, Драко.

— Я приучен к культуре общения. Мне дискомфортно общаться монологом.

— Просишь светской беседы? — улыбка сама собой изогнула искусанные губы.

— Давай поболтаем, как старые друзья? — елейно предложил он, — Как ты живёшь после войны? Получается жить обычной жизнью? Мертвецы не снятся? Шрам под кофточкой не болит?

— Болит, — она прямо взглянула в глаза Малфоя, что нарочно сверлил ее своими, — мертвецы не снятся. Снится Белла и Теодор Нотт. Иногда твой хозяин, реже Сивый или Долохов. Однажды снился ты. Все, кто успел причинить мне боль, если быть точнее.

— Прости, что сделал больно. Я хотел.

— Сомневаюсь. Судя по тому, что я о тебе слышала, если бы ты хотел, я бы не сидела сейчас здесь.

— И что же ты слышала?

— Волшебники боялись попадаться в лапы твоего отряда. Боялись твоего допроса. Скажи, Малфой, неужели слухи правдивы?

Он развязывал языки связным, как никто другой. Отряд Драко доставал информацию для Волдеморта любыми способами. Сломанные пальцы — самое лёгкое для восприятия, что встречалось в показаниях свидетелей и медицинских заключениях. В госпитале Гермионе довелось встретить Кормака Маклаггена, которому чудом удалось спасти свою жизнь, после встречи с Драко. Его повреждения заставляли кровь стянуть в жилах. Целители говорили, что он никогда не сможет оправиться.

— Ты читала личные дела, ответ очевиден.

— Но, как ты…

— Белла. Брал уроки у госпожи Лейстрендж.

***

Мне сохранили жизнь, вернули отца из заточения и позволили служить его Темнейшеству дальше. Передо мной открылись новые возможности.

Моя мать была в порядке, упорно пыталась вернуть к жизни свои цветы. Пожиратели смерти пожимали мне руку. Заверяли, что верили в мой успех. Бред, конечно, но мне было приятно видеть уважение на их лицах. Тетушке Белле велели обучить меня окклюменции.

Уроки проходили в индивидуальном порядке и с творческим подходом. Я довольно быстро усвоил азы.

Всего полтора месяца ежедневных занятий, и я научился контролировать свои мысли. Оказалось, что вся фишка защиты разума в его чистоте. Ты освобождаешь голову от всего разом, отпускаешь контроль и вуаля — сумасшедшая ведьма не может выхватить ни единой мысли. Признаться честно, еë тренировки были полезны. Пригодились для защиты разума от чужого влияния.

Тётушка Белла любила играть с жертвой. Однажды, когда я закреплял теорию, переводя дух от практики, егеря привели на допрос ведьму — в то время они еще бегали за вашей компанией самостоятельно, без моей помощи. Юная, складная, весьма недурной наружности. Всё было при ней, кроме хорошей родословной. Родиться в маггловской семье — вот уж невезение, попасться егерям — верх неудачливости.

Мне эти оборванцы никогда не нравились. Грязные, вшивые, вечно растрепанные, с вековым слоем земли под ногтями. При одном только взгляде на этих маргиналов меня передергивало от брезгливости.

Двое вонючих оборванцев бросили пленницу на пол, ожидая награды. Девчонка рухнула на камень моего родового дома, а я отрешенно наблюдал за происходящим, тайно надеясь не блевануть. Ботинки егерей выглядели так, будто эти двое аппарировали в мэнор прямиком из гниющего болота.

Я не мог решить, что вызывает во мне большее отвращение — грязные следы на полу моего дома или беззвучно рыдающая пленница. Зная тетушку, я подозревал, что маггла испачкает гостиную гораздо сильней, чем ее конвоиры.

— Мелисса Грин. Найдена в лесу Дин, замечена в помощи грязнокровке Поттера, — сообщил егерь с рассеченной щекой.

— Тридцать галлеонов, — Белла манерно шагнула к пленнице и подняла измученное лицо, ухватившись острыми пальцами за ее подбородок, — хотя, нет. Двадцать. Уж больно потрёпанный вид.

Вид действительно был потрёпанным. Наверняка, бедняжка пыталась бежать. По красным следам на щеках и предплечьях все было понятно. Попытки вырваться проваливались раз за разом. Ей банально не хватило сил отбиться от егерей.

— Она пособница Поттерской шайки! — возмутился второй. Я чувствовал исходящий от него смрад, сидя в другом конце комнаты, — Тянет на сотню!

Резкая смесь запахов превращалась в вонь, вытесняющую воздух из ноздрей. Тина, затхлая земля, плесневелые и забродившие яблоки, пот.

— Эта сука стоила мне щеки! — обиженно добавил первый.

— Вы, мерзкие отвратительные лесники, смеете торговаться со мной?! — Тëтушка яростно взглянула на них и, презрительно взмахнув палочкой, выставила егерей за дверь, — а теперь, милочка, займёмся тобой.

Я знал эту интонацию. Слишком хорошо, чтобы не понимать, что последует дальше. Белла обращалась к собеседнику елейными интонациями только в двух случаях: если перед ней стоял Волдеморт и прежде, чем начать развлекательную программу.

— Скажи мне, лапочка, где Гарри Поттер, Гермиона Грейнджер и их рыжий дружок?

— Я не знаю, — выдохнула пленница, с трудом встретив взгляд Беллы, — я уже говорила им, что не знаю.

— Не стоит лгать мне, милая, — промурлыкала тётушка, наводя на Грин палочку, — я развяжу тебе язык. Круцио!

Истошный крик взорвал гостиную. Что-то внутри меня вздрогнуло и сжалось. Пленница захныкала, скорчившись на полу. Я вернул свое внимание к тексту. Пока тетка сводила с ума Грин, я честно пытался сосредоточиться на старой рукописи о чтении мыслей. Трактат лежал передо мной на столе, я читал строчку за строчкой, но смысл прочитанного продолжал ускользать от меня. Визг девчонки и настойчивый голос Беллы вырывали меня в реальность.

— Где Поттер?! — уже рычала тётка.

— Господи, я не знаю! — визжала девчонка, схватившись за живот, — Мы расстались в лесу Дин!

— Куда они направились?!

«Неужели, — судорожно думал я, разглядывая заплаканное лицо магглы, — я кричал также громко?»

От напряжения я не мог разобрать буквы. Простейшие предложения сливались в кашу. Пленница уже не могла визжать — у неё кончились силы, но тётка не думала прекращать допрос и возвращаться к уроку. Она забыла о моём существовании.

Склонившись над магглой, Белла снова и снова задавала одни и те же вопросы. Где они? Куда направились? О чем договорились? Средства связи и способы встречи?

К тому моменту, как я осилил страницу трактата, пленница уже цеплялась за ноги моей наставницы и умоляла прекратить издевательства. Только вот, Белла не думала заканчивать.

— Мы ещё не всё обсудили, золотце.

Я невольно вновь глянул в их сторону. Девчонка обессиленно валялась на коленях, умоляя взглядом о пощаде. Видимо, сил на слова у неё совсем не осталось. Все-таки, круцио ужасно утомительное испытание — я знал об этом, как никто другой.

Возможно, мой долгий взгляд показался ей проявлением сочувствия, а, может, маггла просто обезумела от боли, но так или иначе, она зацепилась за призрачный шанс на спасение. Грин поймала мой взгляд своим в тот момент, когда Белла в очередной раз объясняла важность их разговора, и решила действовать.

Я ощутил резкий, почти отчаянный толчок в собственные мысли. Грубый, неумелый поток сознания, жаждущий соединиться и слиться с чужим. Она пыталась проникнуть в мои мысли, поделиться своей болью и вынудить помочь ей. Возможно, в другое время, я мог бы посодействовать ей, но в тот день ее отчаянный шаг вызвал у меня нервный смех.

— Глупая, — фыркнул я, возводя ментальную стену в собственных мыслях, как учила тётка.

Я откинул магглу прочь из своей головы, громко захлопнул книгу и вышел прочь из гостиной.

Пускай Белла упивается светской беседой, я хотел убраться подальше от жалобных всхлипов, мольбы о пощаде и прочих раздражающих звуков. Эта жалкая неудачница, которой не хватило сил убежать от двух егерей, уже была мертвой, только не понимала этого. А я хотел побыть в тишине.

Сидя в своей спальне, я еще очень долго слышал её крики и чувствовал попытку пробиться в мое сознание. Только мой учитель был гораздо сильней её.

***

— Так вот, как нас выследили в тот раз. Мелисса рассказала о способе перемещения.

Слова дались Гермионе с трудом. Мелисса Грин — милая и добрая девушка, которая не смогла оставаться в стороне. Она чудно пела и очень нравилась Джорджу. С ней его видели улыбающимся. Миссис Уизли как-то обмолвилась, что была бы рада, если бы Джордж приударил за ней, когда война кончится. Джордж шутливо соглашался, а Мелисса краснела. Она была младше Гермионы на год и брала уроки легилименции у нее. Возможно, если бы Грейнджер подготовила Мелиссу лучше, связная ордена сумела бы сохранить свой рассудок. Но вышло, как вышло.

Мелисса Грин оставалась в Хогсмиде, помогая поддерживать коммуникацию между сопротивлением, но однажды Гарри срочно понадобилось передать сообщение Джинни и Мелиссе пришлось поступиться мерами безопасности.

— Не только об этом. Она выдала местоположение Дина Томаса, — улыбнулся Малфой, — Благодаря одной маггле мы нашли пять членов ордена. Троих из них ликвидировали на месте, а двоих взяли живьём.

— Лаванда и Томас?

— Да, — кивнул Малфой.

Грейнджер тяжело вздохнула, ожидая новую порцию шокирующих подробностей:

— Они считались без вести пропавшими на протяжении четырёх лет.

— Ну… Могу тебе сказать, что ПСам было известно их местоположение.

— Расскажи мне всё, что знаешь.

— Нет, Грейнджер. Так не интересно, — он вновь играл с ней, — Сначала ты расскажи мне что-нибудь интересное. Например, что стало Теодором Ноттом?

— Теодор был мёртв, когда Авроры пришли за ним.

— Это официальная версия. Что случилось на самом деле? Я хорошо знаю Тео, он не мог покончить с собой из страха преследования судом. Будь честна, Грейнджер, — Малфой снова буравил её взглядом, надеясь заметить что-то понятное ему одному, — Если солжешь, я пойму.

— Он не хотел давать показания против тебя, — Грейнджер прямо взглянула на Малфоя в ответ, — не хотел проживать вновь всё то, что уже прожил. Гарри предложил ему сделку со следствием и вышел из кабинета, чтобы дать Нотту время принять решение. Когда он вернулся, то обнаружил Теодора в предсмертной агонии. Он выпил жидкое серебро.

Жестокая и страшная смерть даже для ручного оборотня Малфоя. Гермиону передернуло, стоило ей вспомнить колдографии из личного дела Теодора. В еë голове не укладывалось, как тихий и неконфликтный мальчик мог стать беспощадным оборотнем-убийцей.

— Мудак, — фыркнул Драко, отвернувшись от Гермионы в сторону. Ей показалось, что глаза Малфоя неестественно заблестели, но полумрак камеры слишком быстро скрыл этот блеск, — Кто-то должен будет рассказать сыну, что его отец кретин.

Напряжение в голосе Малфоя показалось Грейнджер искреннем. Все-таки она была права, предположив, что Теодор был не просто подельником Драко. Они сохраняли дружеские отношения. Возможно, это именно та ниточка за которую стоит потянуть?

— Ты можешь сделать это самостоятельно. Если вызовешь сочувствие у суда, — попыталась направить Драко в нужную сторону, — Ты не такое зло, каким хочешь казаться, Малфой. Злодеи не прячут слезы о тех, кто им дорог. Они не прикрывают спины своих друзей и семьи.

— Маленькая мисс «Я знаю всё на свете» снова захватила твоё тело, Грейнджер, — зло фыркнул он, — Позови экзорциста, изгони эту тварь.

— Ты расскажешь мне, что случилось с Лавандой и Дином? — надавила Грейнджер.

— Я устал. Приходи завтра.

Малфой продолжал смотреть в сторону, будто пытался разглядеть что-то во тьме. Но Гермиона видела — это попытка сдержать слезы. Драко Малфой не такой уж и каменный монстр, каким зарекомендовал себя.

— Скорбеть не стыдно, Драко.

Гермиона неожиданно для себя накрыла его ладонь своей.

Казалось, что этот жест — простая человеческая поддержка, сейчас был уместен, как никогда. Понимала ли Гермиона, что руки Драко не раз были испачканы чужой кровью? Да. Но он всё ещё оставался живым человеком — с чувствами, мыслями и мотивами. Человеком, у которого не было выбора, а теперь не оставалось времени.

Малфой вздрогнул. Холодные пальцы дернулись, отзываясь на неожиданное тепло женской ладони. Он так давно не касался мягких заботливых рук! Хотелось сжать ладонь Грейнджер в ответ, принять её сочувствие и посмотреть на волшебницу благодарным взглядом. Но в последний момент Драко запретил себе слабость.

Его холодные руки сжались в кулаки, закрываясь от унизительной нежности, а глаза остро сверкнули.

— Приходи завтра, Грейнджер, — процедил Малфой, — меня ждёт прогулка по камере. Ты забыла? Дело первостепенной важности.

— Драко…

— Пошла вон! — рявкнул он.

***

Когда Грейнджер ушла, Малфой продолжил сидеть за проклятым столом. Застыл, словно каменный истукан, выбитый грубым скульптором из монолита, и глядел в одну точку.

Что он хотел разглядеть в темноте своей камеры? Он и сам не знал. Прежде, вглядываясь в густые тени, он воображал чудовищ, а теперь сам стал монстром скрытым от солнечного света.

Железные оковы исчезли, будто их никогда и не было, но Драко все еще чувствовал их холодную хватку на собственных запястьях. Так же четко, как шлейф духов Грейнджер. Ведьма ушла и оставила для него подарок — свежее впечатление, которое Малфой пронесет в своем замерзшем сердце еще какое-то время. Ненавязчивый, ласковый аромат, который не позволил Малфою взорваться при ней.

Он цеплялся за её запах, чтобы не утонуть в закипевшем гневе — на Теодора, на Волдеморта, на себя и отца.

— Тео, сукин ты сын, — горько произнес Драко, усилием воли зажмурив глаза, — как ты мог? — руки сжались в кулаки сами собой, — Как ты мог?!

Он с силой ударил по столу — надеялся заглушить злость. Затем еще раз и еще. Стиснув челюсть, подавив желание закричать во все горло, Малфой бил кулаками гребанный стол. Он бил до тех пор, пока тупая ноющая боль в костях не стала громче вдруг образовавшейся пустоты в груди.

Глупая процедура отрезвила его. Снова. И Драко наконец рассмеялся.

Он чувствовал себя сумасшедшим. Достойный племянник Беллы Лейстрендж, лучший блять ученик! Его близкий друг мëртв, а он все еще топчет ногами эту сраную землю и радуется милому личику Гермионы Грейнджер, за которой охотился последние несколько лет.

Теодор Нотт выбрал жидкое серебро, а Драко хотел Грейнджер. И кто еще из них больший придурок? Чей способ самоубийства самый болезненный?

***

Лодка слабо покачивалась на волнах, унося Гермиону Грейнджер, а теперь уже Уизли, к её безопасному миру. Туда, где Гермиону ждали Рон, Живоглот и работа над черновиками её книги. В сторону свободного от тирании Волдеморта Лондона. Как можно дальше от тюрьмы Азкабан и Драко Малфоя.

— Мисс, Уизли, — обратился к ней Роб, — это ведь был Малфой? Драко Малфой — тот, к кому вы приходили?

Гермиона вопросительно взглянула на парня, но говорить не спешила. Возможно, оставлять его с одиноким смотрителем, пока она беседует с преступником, было ошибкой. Старик сболтнул лишнего.

— Зачем? — не понимал Роб, — Малфой чудовище. Я читал о нём в газетах, слышал, что про него болтают. К чему столь светлому человеку, вроде вас, встречаться с ним? Все знают, что Малфой хуже дикого зверя.

— Ты не носил его обувь и не проходил его путь, Роб, — спокойно ответила Гермиона и отвернулась от парня.

Она должна была чувствовать… хоть что-то. Злость, страх, жалость? Но в душе Гермионы Грейнджер звучала оглушающая тишина. Она слышала плеск волн и стук собственного сердца — такой же уставший и медленный, как обычно. Ни одного намека на яркое ощущение вроде того, что она ощутила сидя напротив Драко. От него пахло войной, так же сильно, как от самой Гермионы.

Где-то там, за горизонтом ее ждал Рон. Он пригласил Гермиону разделить с ним жизнь, дал ей семью и стабильность. Рон — человек, которого она, несомненно, любила. Но даже он не заставлял её сердце биться быстрее после всего, что произошло.

Иногда ей казалось, что Гермиона Грейнджер мертва. В новый волшебный мир вернулся её призрак, бледная тень той девушки, которая рвалась жить. Возможно, она осталась рыдать на полу в поместье Малфоев или не вынесла потери близких. Кто знает? Вдруг настоящая Грейнджер всё ещё сжимает в руках меч Годрика Гриффиндора и торгуется со старухой с косой?

Должно быть, Гермионе стоило расстроиться, узнав об участи Мелиссы Грин? Наверняка, нормальный человек испытал бы именно это чувство. Только у Грейнджер не получилось. Она испытала сочувствие к Драко, который был вынужден наблюдать за всем, что творилось в их доме с молчаливого одобрения Люциуса.

Мелиссе относительно повезло, её нашли на третий день после исчезновения. Плачущая и растерянная, она бродила у штаб-квартиры Ордена. Одному Мерлину известно, как бедняжке удалось сбежать. Она помутилась рассудком, но сохранила жизнь. Доктора говорят, что девушка не помнит, что ее заставила испытать Лейстрендж. Она впала в вечное детство и просит рассказывать ей волшебные сказки. Сказки, где добрый принц спасает принцессу из подземелья злой ведьмы и переносит её в безопасное место. Джордж ухаживает за Мелиссой и, кажется, видит в этом свой смысл жизни. Говорят, они часто смеются. А Гермиона Грейнджер теперь смеется редко.

— Мама говорит, что поцелуй дементора для таких, как он, легкая доля. Уж лучше бы жил и мучался до конца дней.

— Роб, напомни мне, где ты был, пока Магическая Британия была захвачена Волдемортом?

— У родственников в Албании.

— Тогда закрой рот, пожалуйста.

Зачарованная лодка мерно раскачивалась на темной воде. Роб обиженно насупился и больше не проронил ни слова. Гермиона смотрела на водную гладь и ей хотелось думать, что в непроглядной тьме не кружат чудовища, порожденные болью и страхом заключенных на острове. Но она чувствовала их присутствие.