В последнее время так плохо, так несравненно больно, хочется уснуть, но не выходит… мир плывёт перед глазами, ходить уже не получается, есть нормальную еду — тоже. Воздух пропитан ароматами лекарств и трав, где-то играет музыка, витает едва заметный привкус парфюма жены и чего-то вкусного… не пойму, но, кажется, я любил обедать чем-то подобным. Шаги шуршат по полу, приглушённые голоса гудят в голове, мелькают чьи-то тени, и только Рима всё время рядом… она так мило скрывает свою боль, свою тревогу и неверие, и мне жаль её, ведь я-то уже поверил, я принял свою судьбу.
Свет из окна больно касается век, проникая сквозь них в мои закрытые глаза, мир, словно ждёт, что я, наконец, оставлю его и уйду. Навсегда.
Сегодня? Да, полагаю, это случится сегодня… Мне не страшно за себя, я боюсь за тех, кого покидаю, и жалею, что не смог принести в этот мир самое главное своё продолжение — ребёнка. Да, мне не страшно, задумываюсь лишь о том, что же там, дальше, за гранью представления о верном и неверном… Кто-то сказал, что каждый попадает в тот мир, в который верил всю жизнь, а я верил во многое, но, в любом случае, опираясь на классическое представление, мне скорее светит Ад, нежели Рай… может, я и заслужил Ад. Да, я точно его заслужил.
Началось.
Наверное, это конец. Последний вздох, последнее желание… Боль ослепляет до такой степени, что я перестаю чувствовать вовсе, и только ладонь Римы, коснувшаяся моей руки, возвращает меня в реальность, но ненадолго. Похоже, меня трясёт или бьёт судорога, я не понимаю, моему телу уже всё равно… глаз не открываю, чтобы не видеть, как Рима плачет, а я точно знаю, что она плачет, и не хочет меня отпускать, но я должен уйти… Тянусь к ней, и она понимает, склоняется к моему лицу… шепчу…
— Я… всегда… буду… с тобой… — говорить тяжело и, скорее всего, половина слов звучат как набор бессвязных звуков, но я пытаюсь, — всегда… в твоём сердце.
Рима обняла меня, снова на миг заставляя моё сердце биться, как прежде. Влажная от слёз щека коснулась моей кожи.
— Нет, ещё рано, — произносит она надрывным шёпотом.
Только, я уверен, не рано… всё случается вовремя и тогда, когда должно случится. Слабость всё сильнее, липкий холод окутывает меня, проникая своими щупальцами под кожу, в сердце и прямо в душу… Не ощущаю уже почти ничего… Картинки прошлого, какие-то воспоминания приходят сами собой…
… Съёмочная площадка. Джоан разбирает листы со сценарием и передаёт мне.
— Ты знаешь, что делать, — говорит она и улыбается.
Перед моим взглядом чёрным по белому написано несколько до боли знакомых фраз.
«Дамблдор стоит у окна, его голова и плечи опущены, он глубоко печален и в то же время удивлён.
— Лили? После стольких лет?
Снейп перед ним, по-прежнему не отрывает взгляда от того места, где только что исчезла серебристая лань.
— Всегда.»
— Всегда, — повторяю я, и, возможно, произношу это вслух.
Картинка меняется и передо мной возникает вечно прекрасная Хелена. Я люблю её, как хорошего друга, как прекрасную актрису и партнёра по фильмам, хотя, по правде сказать, в первую нашу встречу она показалась мне скромной дурнушкой, но жизнь расставила всё по местам. Сейчас я вижу, как она поёт в мюзикле «Суини Тодд»… странное воспоминание, почему именно оно?
А время мчится вперёд от одного родного лица к другому, не давая передышки... и вот я вижу сорванцов — Дэна и Тома. Чёрт возьми, я только что понял, что они и впрямь боялись меня, моей строгости и подлинной игры… сейчас, на пороге смерти, я точно могу сказать, что Северуса играл подлинно, честно и до конца… До самого конца.
За этим воспоминанием ниточкой тянуться другие: вот и Мэгги, моя любимая добрая Мэгги, без которой не было бы нас, никого из нас… пожалуй, должен признать, что моя подлинность игры Северуса не шла ни в какое сравнение с её подлинной игрой Минервы… боже, я благоговел перед ней, перед истинной английской леди в любом проявлении… Мэгги всегда оставалась леди, как и Минерва, даже если требовалось бежать за кем-то с вывихнутой ногой, при этом помахивая тростью. Да, как прекрасно, что на земле есть такие люди, такие роли, и что именно мне посчастливилось лично знать их всех.
Эти романы не собираются отпускать меня даже в такой час, иронично и прекрасно. Вот и Рэйф, несравненный злодей, смотрит на меня сурово в этом ужасно неудобном гриме, смеётся и направляет палочку в мою сторону… Он действительно пугает, даже когда улыбается, жаль, что…
…Резкая и сильная боль вырывает меня из грёз, я возвращаюсь, вижу очертания предметов, силуэт жены, и снова проваливаюсь…
…Джейсон сидит за столом по другую сторону от меня, смотрит на собственные колени… нас разделяет муляж многометровой змеюки, глаза вверх не поднимаю, знаю, что там… кто там… кажется, идут съёмки… Хелена облизывает пересохшие губы, густые кудрявые волосы падают на лицо… Моя слабость, моё недомогание приходят и сюда, врываются, нарушая привычную картину мира, и лицо моей доброй подруги меняется на лицо другой женщины… Джеральдин. Мы с ней почти не говорили, в общем-то, едва были знакомы, но именно сейчас я вижу её, и она, неожиданно кажется мне красивой… странно, я бы никогда не сказал, что за всю историю съёмок у меня появлялся хотя бы намёк на симпатию к ней… Может, это отпечаток роли, так прочно слившийся с моей душой, что я в бреду начинаю путать реальность и фантазии.
Не успели ещё уйти размышления о чуде такого появления, как всё снова переменилось, Майкл оказался передо мной в свете софитов под потоками искусственного воздуха…
— Не убивайте меня! — я стоял на коленях, камера с чуть слышным шуршанием катилась по монорельсу вокруг нас.
— Я и не собирался, — отвечал он, но палочку так и не опустил…
… Чувствую что-то необычное, кто-то касается моих плеч… нет, не касается, схватил и почти встряхнул…
— Вернись, ещё не время, Алан, — слышу я надрывный шёпот Римы, и отвечаю ей вздрагиванием ресниц.
Больно ли мне? Душно ли? Одиноко, грустно или весело? Я не знаю, не понимаю и не чувствую ничего, кроме присутствия жены, кроме тепла её тела.
— Прости… — это слово тихо срывается с моих уст вместе с последним вздохом, я падаю во тьму, в глубокую бездонную воронку, усыпанную мириадами звёзд… падаю и не знаю, что через несколько часов весь мир шокирует моя смерть, что миллионы моих поклонников поднимут вверх волшебные палочки, почтят мою память стихами, письмами и слезами… всего лишь через несколько часов…
___________
Боль ушла, и тело неожиданно стало наливаться силой, разум прояснился, затхлый пыльный воздух ударил в нос, ноги почувствовали твёрдую почву… Что это? Где я? Неужели жив, или это мир, в котором мне предстоит оставаться бесконечное число лет? Не знаю, страшно открыть глаза, вот теперь действительно чертовски, отчаянно страшно. Не похоже, чтоб это был Рай… никакого пения ангелов, никаких ароматов амфорных масел, ничего… я просто стою, ощущая себя молодым, здоровым и в тоже время пережившим что-то страшное, трагедию или… смерть любимой. О, боже, смерть любимой? Я, кажется, начинаю догадываться, и пытаюсь определить на слух, но вокруг тишина, глухое, беспросветное безмолвие. Что же это? Где я? Усмехаюсь своим мыслям, я, ведь, не мог… этого не может быть! Нет. Как такое возможно? Кожа ладони явственно ощущает деревянную поверхность под рукой, и перо… гусиное пушистое перо. Мои догадки множатся: неужели я оставил мир, в котором родился, и своих любимых, чтобы выдуманная история стала реальной? Или она уже реальна? А может, и была реальна? Нужно смириться, подумать, взять себя в руки и открыть глаза, ибо ощущения не меняются, чувства лишь крепнут, а от боли не осталось и следа.
Сердце замирает в груди и падает куда-то вниз, когда я, наконец, открываю глаза и вижу свои ноги в чёрной обуви под полами чёрной мантии… сюртук, брюки, рубашка и чёрные пряди по обе стороны лица — мои вечные спутники и атрибуты роли, которая, очевидно, уже не роль. На учительском столе действительно гусиное перо, журнал с фамилиями, я бы назвал их и не глядя. Вздыхаю, беру себя в руки, киваю собственным мыслям… Теперь мне всё ясно, я знаю, что будет дальше, знаю и смело делаю шаг вперёд. Медленно поднимаю голову, тёмным беспристрастным взглядом нахожу в классе испуганного мальчишку в круглых очках со смешной растрёпанной шевелюрой и ухмыляюсь.
— О, — произношу я растянуто и с намеренными паузами в словах, — мистер Поттер, наша новая знаменитость.