Смазанные люди вокруг неё продолжали что-то кричать, пошло шутить и смеяться. Матсумото семенила следом, не осмеливаясь остановить или окликнуть свою начальницу. К тому же, где-то очень глубоко в душе, она даже была на стороне Ичиго, потому что Рукии была необходима встряска в виде как раз чего-то из подобного числа. Безумного. Политого алкоголем и лаймом, чтобы было потом стыдно, но приятно вспомнить. А то от её вечного ПМС и отсутствия качественного секса уже у всей компании безостановочно болела голова.

Незаметно отстав от Рукии, Рангику улыбнулась уголками губ и присоединилась к людской массе, с нетерпением ожидая, чем же всё закончится.

Расстегнув несколько верхних пуговиц чёрной шёлковой рубашки, Рукия села на край журнального столика и закинула ноги на покрытую лаком поверхность, из-за чего каблуки гулко стукнули. Она согнула одну ногу в колене и, как будто стремясь доказать, что всем процессом управляет не Шунсуй, Ячиру или тем более Ичиго, а она сама, бросила на своего напарника наглый взгляд, усмехнувшись и приподняв брови.

«Ну и кто кого, мальчик?» — беззвучно прошептала она одними губами, но, судя по побуревшей роже рыжего, он всё без труда понял.

Ичиго показалось, что если зубы сожмутся чуточку сильнее, то из дёсен хлынет кровь. Заходившие на скулах побелевшие из-за обуревающего его гнева желваки выдавали его состояние с головой. Эта мелкая тварь пыталась увести у него главную роль и — самое возмутительное! — ей это, можно сказать, удавалось! Однако Ичиго давно бы окочурился, живя с таким-то папашей, как Иссин, если бы не умел мгновенно приспосабливаться к ситуации.

Широко улыбнувшись, как будто бы так всё и было задумано и каждое её движение шло по его, Ичиго, плану, он протянул руки к вороту женской рубашки, чтобы открыть замершей в предвкушении публике виднеющуюся в вырезе молочно-белую кожу.

Рукия слегка напряглась, хотя и ожидала, что такое может произойти. Мышцы груди напряжённо замерли, ожидая прикосновения чужих пальцев. Но отодвигаться или как-то препятствовать ему ей не позволяла гордость, поэтому она заставила себя расслабиться.

Ичиго тем временем до отказа распахнул ворот рубашки, но так и не добился нужного результата, поэтому, поборов первый порыв убрать руки от своей жертвы или вообще спрятать их куда-нибудь в карманы от греха подальше, он уверенным (ну, он на это очень надеялся, потому что изо всех сил приказывал постепенно деревенеющим от напряжения пальцам не дрожать) движением расстегнул ещё несколько пуговиц, являя куче взглядов посторонних людей верхние края чёрного кружевного лифчика. Блестящий нейлоновыми нитями узор мягко обрамлял небольшие холмики женских прелестей, а не до конца расстёгнутая, обтягивающая талию рубашка почему-то делала картину настолько интимной и возбуждающей, что Ичиго на долю секунды даже пожалел, что вообще всё это затеял.

Сейчас на журнальном столе, самодовольно глядя на него, лежала взрослая — во всяком случае, взрослее него — женщина, у которой без труда хватало денег на шёлковую одежду и явно неприлично дорогое бельё. Белая стройная ножка задорно выглядывала из короткого разреза узкой деловой юбки. Ремешок туфлей на щиколотке тянул приподнять миниатюрную ступню и зубами сорвать его к чёртовой матери. А он тут полез со своими неумелыми граблями…

Рукия вздрогнула от прикосновений холодных шершавых костяшек пальцев к коже. Собственное желание почувствовать подобное везде и сразу по всему телу смутило её, потому что оно было настолько неожиданным, что она даже не заметила, как пропустила момент, когда можно было ехидно продекламировать ему негласный закон о том, что облапывание чужой груди карается отрыванием пальцев по одному в произвольном порядке.

Знакомый способ превращения смущения в наглость оказался как нельзя к месту. И когда глаза Ичиго снова вернулись к её лицу, Рукия почувствовала, как тает упрямое решение поставить этого выскочку и неотёсанного кретина на место. Были мужчины в её жизни, были и любовники, но чтобы что-то сладко ёкало внутри от предчувствия того, чего хочешь и боишься одновременно… Никогда.

Издающую самые разнообразные звуки и возгласы толпу вокруг никто из них уже не замечал.

— Выдохни и выгни вперёд плечи, — пришлось прочистить горло, чтобы голос перестал звучать так низко, — а то размеры твоих аргументов оставляют желать лучшего.

Рукия даже открыла рот от возмущения.

— Нашёлся ценитель! — задиристо бросила она, но плечи послушно выгнула, слегка опираясь на локти, чтобы не стукнуться о столешницу затылком. — Сыпь уже давай! Или ты собираешься держать меня тут до утра? В отличие от некоторых, я пока ещё работу не потеряла.

— Сучка, — не стал размениваться на цветастые эпитеты Ичиго, всовывая ей в рот дольку лайма.

Говорить стало резко неудобно: зубы и язык оклеила тонкая паутинка кислой слюны, на глазах выступили слёзы. Ну… погоди, пацан!

Ичиго приложил мизинец к началу образовавшейся ложбинки между грудей — точнее, её подобию, потому что даже после нужных телодвижений… рельеф всё равно оставлял желать лучшего, — и стал сыпать соль тонкой белой струйкой, ведя её параллельно образовывающейся на светлой коже линии.

Рукия понимала, что делал он это, скорее, для того, чтобы полоска оставалась ровной и аккуратной, но… Приложиться затылком о столешницу стало не такой уж плохой идеей. Это она должна была его дразнить, а не он её!

«Возьми себя в руки! Вспомни брата!..» — скомандовала сама себе Рукия и тут же пожалела о последнем слове.

Что подумал бы о ней старший брат, увидь он сейчас то, что видели несколько десятков ни в зуб ногой знакомых глаз?.. Оформлять ощущения западла и дичайшего геморроя одновременно в слова не хотелось.

Основание холодного как лёд шота прострелило грудную клетку не хуже пули. Одно было хорошо: отвлёкшись на что-то настолько неприятное, Рукия смогла взять себя в руки. В каком-то смысле.

Ичиго старался дышать носом. Вдох чуть заметно — возможно, только для него одного — дрожал, судорожно трепеща в глотке. Запах тёплой кожи чувствовался даже отсюда, хотя его голова находилась на добрые полметра выше, чем грудь малявки. Духи, чистота и что-то такое сладковатое, что давало понять на уровне первобытных инстинктов, что аромат непременно должен был понравиться.

Ичиго нравилось. Очень.

— Ну что же… — Он приподнял бровь и встретился с фиолетовыми глазами. — За работодателей?

Рукия вопросительно сморщила нос, но никто уже не обратил внимания на её лицо, кроме Матсумото, стоящей в трёх шагах от стола. Ичиго склонился к стопке, неосознанно для себя раздувая ноздри и вдыхая исходящий от кожи Рукии запах, и резко запрокинул голову, выгибая спину. Одна рука осталась небрежно висеть вдоль тела, вторая поднялась к лицу. Кончиками пальцев он взял края стопки и, облизав языком внутренние стенки, медленно сглотнул, опустив выражающий самую крайнюю степень самодовольства взгляд на горящие румянцем скулы Рукии. И было в этих движениях что-то дикое и изящное одновременно, словно у большого рыжего кота.

Признавать, что за этим грубым недорослем водились такие замашки было физически сложно, будто под ложечкой сжался кулак и потихоньку оттягивал кожу от живота в грудную клетку. Дыхание сбивалось, создавая ощущение, будто сидишь в вагонетке на американских горках, которая замерла на самой верхней точке рельсовой дороги перед тем, как рухнуть вниз с бешеной скоростью, смазывая всё и вся вокруг.

Но какие бы ощущения ни испытывала Рукия до этого, когда холодный шот сменился горячим языком, слизывающим с кожи солёно-перчёную дорожку, она ничего не смогла с собой поделать: судорожный вздох на грани со стоном сорвался с неплотно сжатых губ. Зубы впились в дольку кисло-сладкой мякоти, и из уголка рта потёк смешанный со слюной сок. Недолго думая, Ичиго, не отрываясь от её кожи, слизнул и эту дорожку, а когда Рукия инстинктивно попыталась отстраниться, ладонью поймал её затылок и накрыл полуоткрытый рот собственными губами.

Под одобрительный рёв толпы и почти бешенный восторженный свист Матсумото и не заметила, как из ослабевших от удивления, граничащего с откровенным ахером, пальцев выскользнули два бокала с мартини.

Когда язык совершенно негостеприимно вторгся в рот — на секунду показалось, что эта ведьма сожмёт челюсти и откусит всё, что миновало зубы, — Ичиго почувствовал, как его потребность в мести постепенно пошла на убыль, получив нужное количество удовлетворения. Всё прошло даже лучше, чем он рассчитывал. Он-то думал, что несмотря на все его ухищрения, Рукия так и продолжит держать себя в руках, останется всё такой же собранной и злой, не обращая внимания на то, что алкоголь подточил несущие колонны её поведения. Особенно если учесть, что при её размерах много не требовалось. Но даже при таком раскладе Ичиго всё равно оставался в выигрыше: сумел же он выбить её из колеи и раскрутить на то, на что эта мегера никогда бы не пошла!

Но то, что произошло затем… Скажем так, в его убеждённом представлении так бывало только в голове — когда перед какой-нибудь гадостью ты только строишь планы. В воображении всё всегда идеально: ты — Д’Артаньян, все вокруг — тугодумы и пидорасы.

Как она выгнулась, вздохнула, отпрянула… И как он не дал этой женщине сохранить своё холодное достоинство… Всё это вскружило Ичиго голову не хуже текилы.

Кстати, последней было явно мало.

Но как только первая эйфория от маленькой победы схлынула, пришло всё остальное.

Ичиго чувствовал, как трётся его язык о её, как отдаёт последние капли сока лайм, как постепенно теплеет кожа, жилы и мышцы от того места, где их губы соприкасались, дальше по подбородку, горлу и оседает где-то на дне грудной клетки. Не говоря уже о том, как приятен был сам процесс, в котором зелёная долька стала невыносимо лишней.

Внезапно Ичиго почувствовал, как ослабла шея Рукии — расслабилась, доверчиво ложась в его ладонь. И, что странно, ненависть к маленькой женщине, унизившей его, мгновенно сошла на нет. Так быстро и резко, что он даже почувствовал себя виноватым, подумав — а так ли сильно было оскорбление его достоинства. Недопонимание — да. Повела бы она себя по-другому, если бы он с самого начала потрудился придержать бешенство и разъяснить ситуацию?

Внутренний голос ехидно подсказал, что определённо да, и Ичиго резко отстранился, едва не отдёрнув руку от головы Рукии. Скулы горели огнём, глаза упорно не хотели открываться. Он чувствовал, как всё лицо защипало от стыда, но самым страшным было посмотреть в глаза Рукии. Для девушки её круга подобное было унижением не хуже публичной порки.

— Ну же, господа и дамы! — Голос Шунсуя ворвался в уши, едва не прорвав барабанные перепонки. — Неужели такой, во всех отношениях, горячий пример не вдохновит?

Ичиго распахнул глаза, но Рукии на столе уже не было. Невозмутимо спустив ноги с края столешницы, она спрыгнула на пол и, как будто находясь в собственной спальне около гардероба, спокойно прошествовала прочь из плотного кольца людей. Остановилась она только рядом с сжимающей её пиджак Матсумото.

Матсумото смотрела на подругу: как та одёрнула манжеты рукавов, стряхнула с груди остатки соли, поправила бретельки бюстгальтера и застегнула пуговицы рубашки. И всё молча, не говоря ни слова. Даже на лице застыла безжизненная маска, будто Рукия ещё до конца не проснулась и делала всё на автопилоте.

— Рукия? — нашла в себе силы спросить Матсумото.

— М? — Рукия подняла на неё взгляд полуприкрытых глаз. Словно ничего не случилось, и Матсумото просто подавала ей пиджак перед тем, как они закажут одно на двоих такси и разъедутся по домам после долгого рабочего дня.

«Как ты?», «Всё нормально?», «С тобой всё хорошо?» — Матсумото так и хотелось задать пару десятков таких вопросов, но она чувствовала, что Рукия ей этого не простит. Причём никогда.

— Тебя проводить? — только и смогла придумать Матсумото.

Однако вместо Рукии ответил подошедший Ичиго:

— Я сам провожу. — Судя по виду, он чувствовал себя таким же потерянным и с трудом понимал, что и почему сейчас произошло.

Внутри всё сжалось, когда Рукия подняла на него ничего не выражающий взгляд. А ощущение, что он сделал что-то не то, окрепло и сейчас бешенной голодной кошкой скреблось изнутри по рёбрам.

— …если… ты, конечно, не против, — хрипло добавил он, отворачиваясь и запуская пальцы в волосы.

«Ну что за дурак?..»

— Как хочешь, — пожала плечами Рукия и всунула руки в подставленный пиджак. — Завтра в офисе, Матсумото. И не опаздывай.

— Хорошо, — кивнула та, провожая взглядом выходящих из зала молодых людей. Она почему-то была уверена, что завтра будет на работе как штык. Даже если её будет валить понос и дичайшее похмелье.

***

Стоило двери за спиной закрыться, бьющая по ушам латино-американская музыка стала намного тише, позволив Ичиго перевести дух. Слова всегда давались ему плохо, а когда ещё над душой играла гитара, мешая мыслям формироваться в голове, сосредоточиться, чтобы донести до Рукии, насколько же ему, на самом деле, стыдно, становилось вообще невозможно.

Ичиго на пару шагов отстал, рассматривая Рукию исподлобья: тонкая, стройная, изящная, почти невесомая, затянутая в чёрную «офисную» ткань. Как перчатка с детскими пальчиками. Почему-то в этот момент, когда она его уже не бесила, Ичиго заметил, насколько же она всё-таки маленькая. Конечно, ей приходилось быть в три раза сильнее морально и не давать спуска даже самой незначительной промашке и грубости в её сторону. Иначе этим можно было слишком легко воспользоваться. Ичиго знал, что подобные знания приходят только после очень болезненных уроков, и удивился, когда внутри поднялась волна праведного негодования на ту мразь, которая заставила её выучить эту жизненную мудрость.

Ичиго вздохнул и снова взъерошил ладонью рыжие волосы.

— Слушай, я хотел…

Договорить ему не удалось, потому что скулу внезапно ошпарило, а голова по инерции дёрнулась, из-за чего он едва не прикусил язык.

Ичиго, пытаясь пригладить моментально вставшие дыбом мысли, ошарашенно уставился на стену и стал медленно соображать, что же сейчас произошло: эта маленькая женщина только что дала ему такой хук левой, что завтра на лице будет красоваться фингал размером с бейсбольный мяч. Если не больше.

Вспыхнувшая ярость от осознания последнего мгновенно вернула его к уже привычному слегка взбешённому состоянию.

— Какого хрена?! — гаркнул Ичиго, разворачиваясь к ней.

Снова высокомерная. Наглая. И злая. Готовая разорвать его на клочки. И он был рад этому, судя по заполнившему голову облегчению. Такая малявка была его взору гораздо приятнее. Было пыткой думать, что она чувствовала там, внутри, скрываясь за этой прямой спиной и каменным лицом.

— Хренового! — откомандовала Рукия и с размаху ткнула пальцем ему в грудь. — Зараза рыжая! Посмотри-ка, что он себе позволяет! Жить расхотелось?! Или причиндалы вдруг стали лишними?!

Она, задрав голову, смотрела, как медленно открылся рот Ичиго, как мелко задрожало нижнее веко его правого глаза. Зрелище было забавным, и она с удовольствием понаблюдала бы за ним ещё пару минут, но во-первых, этой пары минут у неё просто не было — Ичиго слишком быстро найдёт, что ответить ей в тон; а во-вторых, кожа на груди липла и неприятно горела. То ли от соли… то ли от его языка. Разбираться в истоках этого ощущения не хотелось ни капли, поэтому Рукия развернулась на каблуках и открыла первую попавшуюся дверь в поисках раковины или хотя бы бутылки воды.

На её счастье за дверью оказалось и то, и другое, и даже больше: целая ванная комната с белым керамическим гигантом у дальней стены, душевой кабиной и полным стеллажом белых пушистых полотенец.

«Ну не может же быть вечер плох абсолютно во всём», — хмыкнула Рукия и маршем зашла в комнату.

— А ну-ка стоять! — донесся из коридора крик отмершего Ичиго, и в следующее мгновение он влетел следом.

Рукия закатила глаза. Этот парень за последние пару часов умудрился достать её сильнее, чем систематическое многолетнее пьянство Матсумото и пугливость Орихиме, которая была, правда, несравнимо короче дурной привычки финдира, но намного длиннее, чем повадки этого рыжего.

— Я хотел извиниться, какого хрена ты мне по роже заехала?!

— «Извини» — это когда на улице на ногу кому-то наступил. Вот это «извини»! — Рукия включила воду в раковине и принялась с остервенением намыливать руки. Хотелось, правда, вымыть грудь и шею, но расстёгивать рубашку перед Ичиго опять… Нет, на сегодня стриптиза хватит. — А тут надо что-нибудь посущественнее.

— И с какого же хрена тебе посущественнее?! — взвился Ичиго. — Если уж смотреть, откуда ноги растут, это ты должна передо мной извиняться! Ты первая начала этот балаган!

Палец, ткнувшийся в её сторону, мелко задрожал.

— Я?! — Рукия охнула от возмущения. И ещё сильнее завелась от того, что хоть и формально, но он был прав. Но признать это перед ним — увольте! — Это ты схватил меня как кулёк и протащил по коридору!

— А кто первый начал права качать?! Не взбеси ты меня, я бы тебе и слова не сказал!

— А ты и так не сказал — сделал! Облапал на глазах у толпы!

— Что-то я не помню, чтобы ты особенно сопротивлялась!.. — Глаза Ичиго довольно сузились, а Рукии захотелось медленно, с особым садизмом выковырять их. — Чуть не в голос там стонала.

— Козёл!

Впервые, наверное, со времён старшей школы ей не удалось сдержаться. Недолго думая, Рукия преодолела несколько шагов, разделявших их, и что было сил пихнула обидчика в грудь. На удивление, этих сил оказалось достаточно — всё-таки злость творила чудеса, — и Ичиго, не успев толком сгруппироваться, повалился назад. Под коленками, откуда ни возьмись, образовался бортик огромной ванны, заполненной до краёв.

Последовал плеск и поток самого страшного мата, который только был известен Ичиго. На пару мгновений всё скрылось за пеленой пахучей воды и пены, а когда он, раскорячив ноги и руки, высунул голову на поверхность, первое, что он увидел, была согнувшаяся пополам малявка. Рукия хохотала так, что смех, отражавшийся от кафельных пола, стен и даже потолка, заполнял всю комнату и, казалось, звучал за много миль вокруг.

— Охладись!.. — сквозь слёзы выдавила она и залилась от нового приступа.

При первой попытке подняться рука, на которую Ичиго решил опереться, предательски поехала в сторону по гладкому пузу ванны, и он снова окунулся в воду с головой. Но даже под водой его не отпускал этот противный звонкий смех.

— Ох, Господи... — Когда Ичиго вылез-таки из керамического плена, Рукия стояла всё на том же месте и не спеша обмахивалась ладошкой, аккуратно поддерживая локоть второй рукой. — Давно так не хохотала. Считай, что твои извинения приняты.

— Извинения, твою мать? — выдавил сквозь зубы Ичиго, распрямляясь. Затем он схватил её за плечо, втолкнул в душевую кабину и, тут же закрыв дверь, мстительно нажал на кнопку холодной воды. — А теперь остудись ты!

Тут уже пришло время Рукии вспоминать список ругательств и сквернословить, как сапожнику. И, как будто этого было мало, каблук офисных туфель хрустнул и отвалился от подошвы, заставив её немилосердно приложиться всеми выпирающими местами о стены кабинки и шлёпнуться на задницу.

Подумав, что с неё достаточно, Ичиго сделал воду нормальной температуры и, отодвинув дверь, протянул дрожащей под обильными струями воды жертве мести руку.

Мокрая чёлка закрывала лицо, поэтому когда тонкая ладонь скользнула между пальцев и, вцепившись в рукав, дёрнула вниз, Ичиго даже сматериться нормально не успел, растягиваясь всем телом на полу ванной и частично — внутри самой душевой кабинки, увалившись на Рукию. Животом и грудной клеткой он чувствовал, как залилась судорожным гоготом его мокрая противница и как натужно она закряхтела под его тяжестью.

— Это того стоило!.. — простонала она, пытаясь отсмеяться.

— Ну вот, теперь мы оба мокрые и злые, — проворчал в ответ Ичиго, приподнимаясь на локтях, чтобы дать ей вздохнуть.

Несмотря на ситуацию и куда более сильные поводы обидеться, он чувствовал себя расслаблено. И даже отчасти приятно. Не было напряжения, предшествующего ссорам. Да и ругаться, как ни странно, не хотелось совсем.

— А-а, говори за себя, — всё ещё посмеивалась Рукия. — Насчёт себя я уже не уверена. Мокрая — разумеется, но уже явно не злая…

Она улыбнулась, распахивая глаза и поворачивая к нему лицо.

Вода тонкими струйками стекала с превратившихся в сосульки волос, голова Ичиго загораживала освещение, и всё это выглядело… красиво. Ну, ладно, возможно, с «красиво» она поторопилась, но привлекательно — определённо.

Ичиго застыл, глядя на расслабленные губы, сложившиеся в тёплую и мягкую улыбку. Честно говоря, он даже представить не мог, что эта особа способна так улыбаться. И уж тем более — улыбаться так парню, которого знала всего пару часов.

Молчание затягивалось, тишину смазывал шум душа. Ичиго разрывался между двумя противоположенными желаниями: встать и уйти или…

— Да иди уже сюда, — сказала Рукия голосом, каким говорят с маленькими детьми перед тем, как обнять и начать убаюкивать очередную шишку или синяк. Она обхватила его лицо ладонями и притянула к себе, осторожно, но уверенно целуя.