Профессор алхимии Колледжа Ночного Ворона Дивус Круэл с ума сводил студента первого курса Дьюса Спейда. И случилось это буквально в тот момент, когда Дьюс увидел его впервые. До сих пор ни разу в жизни он не испытывал ничего подобного — а тут, достаточно ему было прийти на первый урок, как, взглянув на Круэла, он испытал чувство, будто его ошпарили кипятком.
Остальные учащиеся Школы магии и волшебства внимательно слушали разъяснения профессора касательно науки, которую он будет им преподавать; Дьюс же как заворожённый уставился на него, совершенно не слушая, что он там говорит.
Никогда ещё ему не встречались люди со столь яркой аурой. Он не в силах был отвести от профессора алхимии восхищённого взора. Эти разделённые на косой пробор чёрно-белые волосы, белые пряди которых, зачёсанные налево, небрежно спадали, слегка прикрывая внешний уголок глаза. И сами глаза с тяжёлыми веками и длинными густыми ресницами — удивительно светлые, серо-голубые, пронзительные. Эти длинные, разлетающиеся от переносицы к вискам стрелки бровей. Смело очерченный рот, иногда изгибающийся в иронической улыбке. Ряд белоснежных зубов с парой слегка удлинённых клыков вверху, вдруг придающих лицу Круэла какое-то опасное выражение, делающее его похожим то ли на хищника, то ли на вампира. Изящный овал лица и мочки ушей с маленькими ввинчивающимися серёжками.
Да и сам профессорский силуэт — высокий, статный, в самом красивом обрамлении, которое только можно себе вообразить — приковывал внимание. Дивус Круэл был известным модником с собственным уникальным стилем. На плечах он носил роскошную меховую шубу из широких чёрно-белых полос, с длинным ворсом (кажется, волчью) — ещё и украшенную внизу тремя настоящими то ли волчьими, то ли собачьими хвостами. Под шубой Круэл был облачён в строгую чёрную рубашку, такие же брюки, а жилет и туфли — как и его волосы, были чёрные с белым. На жилете алыми пятнами выделялись галстук и пуговицы. Подкладка у шубы тоже имела, естественно, алую окраску. И ещё такими же были носки и кожаные перчатки на его руках. А в руках он держал телескопическую указку с плотной чёрной рукояткой и алым кончиком. Со стороны рукоятки к ней толстой металлической цепью крепился красный кожаный ошейник сантиметров трёх шириной, украшенный стальными заклёпками и к тому же небольшим квадратным навесным замком. Когда Круэл неторопливо похлопывал указкой по левой ладони, замок звякал о цепь. А студентов он небрежно (впрочем, одновременно и доброжелательно) — именовал не иначе как «щенками».
Глядя впервые на это великолепие, Дьюс вдруг ощутил, что у него неистово забилось сердце и зашумело в ушах. Грозный и ослепительный профессор алхимии Дивус Круэл был совершенно неотразим.
С этого момента первокурсник пропал. Пространственная магия (которую преподаватель вряд ли использовал) — прошила насквозь юношеское сердце, намертво запечатлев в нём яркий облик прекрасного «Повелителя собак».
Все уроки напролёт Дьюс заворожённо разглядывал алхимика. То, как он мерно расхаживает по аудитории, поигрывая указкой, словно хлыстом. Читает лекции хорошо поставленным голосом. Открывает ученикам свойства многочисленных мистических растений. Колдует с колбами и пробирками, изготавливая очередное загадочное зелье из большого числа компонентов.
Первокурсники внимательно слушали профессора, быстрым убористым почерком записывали лекции. Зарисовывали сложные цветные схемы приготовления различных волшебных снадобий и их состав. И даже спокойно отвечали потом, когда Круэл задавал им вопросы.
Дьюс же был не в состоянии всё это делать. Если алхимик, продолжая читать лекцию, останавливался неподалёку от него, он буквально физически ощущал, как начинают потеть и дрожать руки так, что ручка вываливается из них, а сердце колотится где-то в горле. Когда Круэл задавал ему вопрос — он поднимался на слабые ноги и растерянно молчал, слушая смешки товарищей.
Правда была ещё в том, что помимо всего прочего, Спейда сводил с ума парфюм, который использовал его кумир. Он не знал, как тот назывался, мог охарактеризовать лёгкое облако аромата, окутывающее Круэла, одним словом: «обалденно». Но не только Дьюс, даже признанные знатоки самых модных трендов — помфиорцы Вил Шенхайт и Рук Хант не могли определить, какой именно парфюм «звучит» на профессоре алхимии. Как-то раз Дьюс подслушал в коридоре их разговор, когда они обсуждали состав букета этого аромата. «Верхние ноты — определённо бергамот и мандарин. Сердце — зелёный чай и чёрная смородина, — размышлял Вил. — Но — базовые ноты… Мускус, сандал… что же ещё?» — «Гальбанум?» — предположил Рук. — «Возможно, гальбанум, а может быть, и нет. Петитгрейн, эфирное масло? Или и то и другое вместе…» — «Об этом можно сказать так… — воодушевлённо воскликнул Рук. — Аромат освежает морозным горным воздухом, покалывает ледяными брызгами водопадов!» — «Так оно и есть. Звучание этих ярких нот очень идёт нашему профессору. Но странно, я не могу опознать парфюм и ту линию, к которому он принадлежит, хотя всегда неплохо в этом разбирался…» — «А ты не думал, Вил, что это какой-то особенный эликсир, который господин Круэл создаёт сам?» — «Вполне может быть…»
На лабораторных работах Дьюс Спейд не раз разбивал колбы с готовящимся зельем, которые выскальзывали из его трясущихся рук. Круэл хмурился, называл его «плохим мальчиком» и наказывал дополнительными самостоятельными занятиями, с которыми тот вполне нормально справлялся — потому что во время них профессора рядом не было. А на следующий день всё повторялось вновь.
— Дьюс, что с тобой творится? — однажды не выдержал Эйс Траппола, явившись вслед за приятелем в Ботанический сад, где тот отбывал очередное наказание. — Ты и так-то звёзд с неба не хватаешь, но сейчас такое чувство, что глупеешь на глазах! Ты так боишься профессора Круэла?
— Да… немного, — выдавил тот.
— Но почему? — недоумевал Эйс. — Строг, конечно, и язык у него ядовитый, но уж не строже он нашего старосты. А Риддла ты, по-моему, не боишься.
— Нет, старосту я не боюсь. Он… немного другой.
— Ну понятно, другой. Он же не преподаватель. Но если будешь постоянно хватать самые низкие баллы по алхимии — он так на тебя взъестся, что мало не покажется.
Дьюс хорошо понимал, что приятель прав. Старосту Хартслабьюл и так невероятно злило, что из-за Спейда показатели успеваемости общежития постоянно съезжают вниз. Он уже не раз предупреждал, чтобы нерадивый студент взял себя в руки, всё выучил и сдал профессору «хвосты» по всем зачётам. Дьюс обещал исправиться, послушно зубрил лекции, но достаточно ему было увидеть перед собой Круэла — как всё выученное мгновенно испарялось из его головы. Точно какое-то заклятие накладывали на него в присутствии алхимика.
К тому же, пытаясь отвечать ему и теряясь под его насмешливым взглядом, зеленоглазый первокурсник стремился к одному — сделать так, чтобы ни одна живая душа не догадалась о том, что он на самом деле чувствует. Пусть думают, что хотят, пусть считают кем угодно — неучем, трусом, тупой бестолочью, лишь бы никто не прознал об истинных его чувствах.
Но однажды староста всё-таки не выдержал и вспылил:
— Дьюс! — заявил он. — В нашем общежитии, пока я его возглавляю, никто и никогда ещё не был отчислен. А тебе недалеко до этого, если будешь продолжать в том же духе. Лентяям и тупицам нет места в Хартслабьюл! Или ты немедленно исправляешь ситуацию, или я попрошу директора, чтобы тебя перевели в другое общежитие. Нечего портить мне показатели и выставлять нас на посмешище! — Риддл так разгорячился, что даже покраснел от гнева. — Тебе место в Саванакло — ты такой же лодырь, как Леона, да только там с тобой церемониться не будут!
— Да, староста, Вы правы, — хмуро признал Дьюс, испытывая жгучий стыд и хорошо понимая, что Роузхартс говорит справедливо. — Я… я постараюсь что-то сделать.
— Стараться надо было раньше! — сделал Риддл рукой жест, отметающий возражения. — В общем, так. Завтра у нас вечеринка в честь Дня Нерождения. С утра займёшься тем, что будешь красить розы — эти идиоты опять посадили белый сорт вместо красных. А когда закончишь — вместо участия в празднике отправишься к профессору Круэлу и договоришься с ним обо всех пересдачах в ближайшее время. Если ты этого не сделаешь — к вечеру останешься без головы!
— Пойти к… к профессору? — побледнел Дьюс.
— Ну да, а к кому же ещё? Не бойся, он никого до сих пор не съел, не съест и тебя! Стыдно в шестнадцать лет вести себя, как ребёнок! — Риддл недовольно нахмурил брови над своими огромными серыми глазами.
Таким образом, бо́льшую половину следующего дня Дьюс был занят тем что, чертыхаясь, лазил с лестницей и ведёрком с краской по розовым кустам, старательно перекрашивая их в красный и проклиная садовников, хорошенько не проверивших сорт. А заодно он клял (но уже про себя) — Риддла с его непреклонным следованием каждой букве закона, и Червонную королеву, этот свод законов придумавшую…
Но по мере того как количество кустов, которое следовало покрасить, сокращалось, хотя и медленно — приближалась необходимость идти и разговаривать с профессором Круэлом, и от этого внутри него начинался ступор. Но идти всё равно придётся. Он понимал, что отступать некуда, староста действительно дал ему последний шанс исправиться.
* * *
И вот, наконец, нелёгкая работа осталась позади. Все его однокурсники из общежития, оживлённо переговариваясь, направились вглубь сада, дабы праздничным пирогом отметить наступление Дня Нерождения, а Дьюс побрёл в учебный корпус.
Ноги у него подгибались, когда он шёл по коридору. Как же ему разговаривать с Дивусом Круэлом, не выдавая, что на самом деле испытывает? Сумеет ли он? Надо держаться послушно, но спокойно. Сразу дать понять, что вину свою он осознаёт, готов всё вызубрить в кратчайшие сроки, и потом ответить на вопросы… Или лучше попросить профессора провести письменный опрос — писать ответы на бумаге будет несравненно проще, чем отвечать, глядя в его насмешливые глаза. Возможно, так он сумеет сконцентрироваться на задании и припомнить всё, что учил. Главное, чтобы Круэл не заподозрил ничего другого. Дьюс должен справиться, у него просто нет другого выхода, и другого шанса тоже не будет.
Внутренне замирая, он постучал в дверь кабинета профессора алхимии.
— Входите, там открыто, — раздался красивый баритон Круэла.
Дьюс повернул ручку и встал на пороге.
— Можно к Вам, господин Круэл? — проглотив комок, спросил он.
Объект его обожания сидел за столом в комфортном кожаном кресле и что-то прилежно писал в огромной чёрной тетради. Роскошная шуба, казалось, придавала ему ещё больше объёма и значительности — казалось, что Дивус занимает своей персоной весь кабинет. Яркие алые акценты — галстук, перчатки, пуговицы на жилете, подкладка шубы — словно бы разбавляли этот безупречный чёрно-белый облик, делая его ещё более эффектным и шикарным.
— Дюьюс? — в светлых глазах алхимика зажглось удивление. — Позволь, разве в вашем общежитии сейчас не проходит вечеринка в честь Дня Нерождения? Да входи же, мы что, так и будем разговаривать через порог?
Студент пробормотал слова благодарности и шагнул в кабинет, закрыв за собой дверь. И опять замешкался, не решаясь приблизиться, чувствуя, как у него знакомо начинает шуметь в ушах и колотиться в горле.
— Ну, так в чём же дело? — нетерпеливо осведомился его кумир. — Подойди сюда, я не собираюсь разговаривать с тобой через весь кабинет.
Между тем этот кабинет был весь пропитан запахом парфюма Круэла, и Дьюс мгновенно одурел от него. Он стоял, не трогаясь с места и подпирал дверь, словно та давала ему дополнительную опору и, видимо, на лице его было такое обалделое выражение, что профессор раздражённо рявкнул, сводя брови к переносице:
— Да что за бестолковый щенок, сколько раз мне ещё повторять? К ноге!
Дьюс отлепился от двери и приблизился к столу, встал сбоку, чувствуя, что сердце сейчас выпрыгнет у него прямо через уши. Надо было спокойно изложить свои проблемы, извиниться за рассеянность и попросить о пересдаче зачётов по всем заваленным дисциплинам, но он вдруг с ужасом понял, что опять не может связать и двух слов. Поднять глаза на Круэла он тоже не решался, только стоял и пожирал глазами его руки в красных перчатках на подлокотниках кресла и телескопическую указку, лежавшую на столе. Молчал и продолжал дуреть от этой встречи наедине, словно пришёл на свидание.
Дивус Круэл, с некоторым недоумением смерив его взглядом, заметил явно невменяемое состояние пришедшего и, расценив его по-своему, заговорил:
— Если я правильно понял, ты явился поговорить о своих несданных зачётах и о последней контрольной, написанной неудовлетворительно?
— Д… да, профессор, — выдавил Дьюс.
Круэл откинулся назад в своём кресле, забросил одну бесконечную ногу на другую. Полы шубы ещё больше распахнулись при этом, пряжка ремня задела за пуговицу на жилете, слегка звякнув.
Взяв со стола правой рукой указку и постукивая по ней пальцами левой, он заметил:
— Отрадно, что ты пришёл сам. По правде говоря, я удивлён, Дьюс. Ведь с другими предметами дело у тебя обстоит вполне благополучно — почему же именно с моим возникли такие сложности? У тебя проблемы с запоминанием?
— Нет, — выдохнул он.
— Нет? Что же тогда? Почему, когда я вызываю тебя отвечать заданное, ты стоишь с таким видом, словно сделал в углу лужу и хозяин ткнул тебя в неё носом?
— Всё не так, профессор, — хрипло откликнулся Дьюс.
— Нет, всё именно так, как я сказал, — в голосе Круэла появилась жёсткость, которой не было прежде. — Ты постоянно имеешь такой вид, словно тебя побили. Но если проблема не в памяти — тогда в чём?
Дьюс дрожал — от близости к нему алхимика, отсутствия посторонних, от обволакивающего его облака необыкновенного парфюма. Ах, так хотелось прижаться к профессору, уткнуться лицом в мягкий мех его шубы, гладить, перебирать его руками, жадно вдыхать любимый запах… Не любовный ли эликсир подмешал этот маг в свой парфюм? Да нет, вряд ли, в таком случае и другие бы также сходили с ума при виде Круэла — не он один…
— Да что с тобой? — слегка встревожился тот, кладя указку на место, слегка подаваясь в кресле в его сторону и опуская руку ему на плечо. — Ты хорошо себя чувствуешь?
— Я… я… — пролепетал тот, расширившимися зрачками глядя на собеседника, чувствуя, как его бросает то в жар, то в озноб.
— В чём дело, ты можешь объяснить? — Круэл тронул двумя пальцами его подбородок, приподнимая и вглядываясь в глаза студента.
И тут голова Дьюса словно отключилась и тело всё сделало само. Он схватил руками кисть Круэла и припал к ней губами, жадно целуя.
Что-то вспыхнуло в глазах профессора алхимии, видимо, понимание. Он негромко проговорил, то ли с лёгким укором, то ли ещё с какой-то интонацией:
— Дьюс…
— Господин Круэл! — жарко воскликнул студент. Теперь, когда тело его сделало первый шаг, отступать было бессмысленно, и он быстро заговорил: — Я давно… С тех пор, как впервые увидел Вас… мечтал об этом дне.
.
— Дьюс, — рука в красной перчатке легла ему на голову, ласково поглаживая, и он закрыл глаза.
Его лицо расслабилось. Больше не нужно было держать себя в ежовых рукавицах, боясь, что профессор обо всём догадается. И он сделал то, о чём столько раз мечтал, проигрывал это в своих мыслях — погрузил лицо в пушистый ворс рукава шубы, тёрся о него щеками, вдыхал запах, гладил пальцами, мечтая, но по-прежнему не смея коснуться тела самого Круэла.
— Профессор, я… я люблю Вас… — сорвались с его губ слова, которые давно просились.
Круэл провёл ладонью по щеке студента, слегка улыбнувшись. Проговорил ласково, но слегка насмешливо:
— Хороший пёсик, — и коснулся алыми пальцами его губ.
Дьюс с бешено забившимся сердцем и желанием, сразу разлившимся в зелёных глазах, обхватил губами палец Круэла и принялся сосать его и облизывать.
— Так… хорошо, — поощрил его профессор, не отнимая руки.
Опьяневший от счастья, что не надо больше притворяться, Дьюс усердно вылизывал языком руку Дивуса, обтянутую красной кожей перчатки — с жадностью и готовностью, его глаза преданно смотрели в слегка прищуренные серо-голубые омуты Круэла, в которых суждено ему было так сразу закрутиться и погибнуть.
Дав ему несколько минут на это «задание», профессор алхимии затем ухватил студента за лацкан формы общежития Хартслабьюл и подтянул к себе поближе, понуждая встать на колени.
Закрыв глаза и всецело отдавшись навалившимся на него ощущениям — тактильным и обонятельным, почти теряя разум, Дьюс водил головой и ладонями по мягкой шерсти шубы, чувствуя мягкие прикосновения ворса к своей коже, захлёбываясь, вдыхал любимый запах Круэла. Он был невероятно, ошеломительно счастлив и испытывал упоение.
— Скажи мне, чего ты сейчас хочешь, Дьюс? — понизив голос, спросил Круэл. — Только будь предельно честен со мной.
— Я хочу… хочу быть Вашей собакой, — рванулся с его губ ответ прежде, чем голова успела всё обдумать.
— В самом деле?
— Да… Мечтаю об этом.
— Хм… Право стать моей собакой тоже нужно ещё заслужить, — с ноткой насмешки ответил профессор. — Если это и правду твоя мечта — докажи мне.
— Как?
Круэл слегка отодвинул его от себя и легонько пихнул в подбородок кончиком туфли:
— Лижи.
Задохнувшись, Дьюс с готовностью склонился к ноге Круэла. Стрелки на чёрных брюках отглажены безупречно — обрезаться можно. Алые носки слегка видны из-под из них, а туфли стопроцентно сделаны на заказ из натуральной кожи и, наверное, безумно дорогие, как и шуба.
Он принялся старательно вылизывать туфлю профессора, стараясь не пропустить ни одного сантиметра. Исподволь сам удивлялся себе — он ли это? Гордый Дьюс Спенсер, мечтающий стать великим магом, готовый сжимать кулаки и бросаться на любого обидчика независимо от его роста и телосложения? Риддл отчасти прав — ему казалось, что его место и впрямь было скорее в общежитии Саванакло… Но Зеркало Тьмы распорядилось иначе. А когда на него обрушилось это наваждение по имени Дивус Круэл, ему как-то в одночасье стало не до гордости. И нет для него сейчас большей радости, чем стоять на коленях у ног профессора алхимии и лизать ему обувь…
— Ну, достаточно, — Круэл убрал туфлю из-под носа Дьюса. — Я тебе верю. Послушная собачка. Что ж, раз так… — он снова взял со стола указку и, поколдовав с ручкой, отцепил от неё красный ошейник с металлическим звеньями. Расстегнул застёжку и велел студенту: — Давай сюда шею.
Задохнувшись от нахлынувшей радости, он послушно склонил голову и Круэл застегнул на нём ошейник. Навесной замок остался болтаться там же, но Дьюс сейчас был не в состоянии раздумывать над его предназначением.
Странным блеском горели глаза профессора алхимии. Крепко сжав ручку указки, он дотронулся её кончиком, на котором что-то вспыхнуло, до лба Дьюса, и вдруг… студент превратился в белого в чёрных пятнах щенка далматинского дога.
Взвизгнув от неожиданности, тот заёрзал по полу лапами, пытаясь вскочить, но Круэл крепко ухватил его за ошейник.
— А теперь пойдём со мной и позанимаемся на свежем воздухе, пёсик, — голосом, не предвещающим ничего хорошего, сказал он. Поднялся из кресла и выволок упирающегося и повизгивающего щенка из своего кабинета.
<center>* * * </center>
…Круэл привёл его на поле для тренировок в магифте и битых три часа гонял, многократно отрабатывая всевозможные собачьи команды — «Сидеть!», «Лежать!», «Стоять!», «Ползи!», «Гулять!», «Лапу!», «Голос!»… Он бросал палку и резко приказывал: «Апорт!» — вынуждая Дьюса стремглав кидаться за ней и хватать её зубами, а потом командовал: «Ко мне!» Отбирал палку и всё повторялось заново. Если Дьюс упрямился, рычал и не хотел выполнять команды — Круэл невозмутимо пару раз хлестал его указкой по спине, отчего тот принимался жалобно скулить и в страхе припадать на брюхо.
Он гонял его по стадиону, заставлял ходить по бревну, прыгать через препятствия. Сбежать никуда Дьюс не мог — нечто такое было встроено в ошейник, что препятствовало возможности удалиться от Круэла больше, чем на несколько десятков метров. Дальше воздух превращался в непроходимый барьер, его нельзя было ни обежать, ни перепрыгнуть, ни проломить грудью. Приходилось, поджав хвост, возвращаться к профессору алхимии — за очередной командой, поощрением в виде потрёпывания по холке или ударом указкой за непослушание.
Дьюс никогда так не уставал, даже Эштон Варгас так не измывался над ними во время своих уроков физкультуры и полёта. Уяснив, что сопротивление бесполезно, он принялся послушно выполнять всё, что ни требовал от него Круэл, и в итоге тот остался доволен тем, как щенок выполняет его команды. Смилостивившись, он привёл его назад в свой кабинет, когда у того уже начали дрожать лапы и язык вывалился из пасти чуть ли не на полметра. Хвост у Дьюса безвольно поник, голова с повисшими ушами была низко опущена.
Там Круэл расстегнул и снял с него ошейник, снова коснулся лба указкой — и студент принял свой обычный человеческий облик. Он повалился на пол от усталости, тяжело дыша и истекая по́том.
— Ну как, Дьюс, — поинтересовался его суровый дрессировщик, стоя рядом и глядя на него сверху вниз из-под своей белоснежной пряди. — Тебе понравилось быть моей собакой?
Тот подавленно молчал, не решаясь поднять головы и взглянуть на профессора. Ему было невыносимо стыдно, а тело ломило так, словно его полдня крутили в стиральной машине.
— Значит, так. Завтра после занятий остаёшься в аудитории и пересдаёшь мне все зачёты, которые успел завалить, — заявил Круэл. — И отныне — как только ты проваливаешь тест, не сдаёшь зачёт или не справляешься с контрольной — я буду повторять сегодняшний урок. Хорошо меня понял?
— Да, господин Круэл, — покорно ответил студент, поднимаясь на трясущиеся ноги.
— Понятливый пёсик, — профессор алхимии поправил шубу на плечах, прикрепил ошейник к рукоятке указки, положил её на стол, снова уселся в кресло и придвинул к себе тетрадь. — Иди к себе, а у меня есть ещё дела. Надеюсь, ты доволен, что твоя мечта сегодня сбылась…