Непозволительно близкий

— Тэтте-сан, как ты смог приручить бабочек?

А, моя грёбанная любовь?

Расскажи, как ты приручил бабочек.

***

На самом деле, у Тэттэ было достаточно времени подумать о истинном роде их отношений. Несмотря на постоянные внутренние терзания и моральные дилеммы, что отнимали достаточную часть его повседневности, времени сесть и элементарно подумать у него действительно было предостаточно. Но то ли он просто решил бросить все на самотек, то ли пожалел сил на размышления, что по итогу и привело его к такому конечному результату.

Его конечный результат — полное непонимание происходящего.

Он очнулся совсем недавно. Что было до этого помнит лишь отрывками. Вокруг — руины, оставшиеся от некогда величественного здания аэропорта, что было наихудшим образом разрушено. В воздухе витает пепел, запах крови и железа, мелкая каменная крошка. Звенящая тишина давила, а затекшая от длительного пребывания в неестественном положении шея начинала давать о себе знать. Тянущая боль, бравшая исток в районе седьмого позвонка тугими потоками распространялась до самых кончиков пальцев ног.

Сейчас он не в силах шевельнуть и кончиком пальца. Его левая нога вывернута под странным углом, а из груди подобно скрипу старых дверных петель непроизвольно вырываются странные свистящие звуки. Было до ужаса больно даже перевести взгляд на мальчишку, что на манер переломанной марионетки лежал рядом. Он был совсем не далеко, буквально напротив, ему не нужно было даже напрягать зрение. Мальчик лежал рядом, на расстоянии вытянутой руки, при желании и должном усилии он вполне мог до него дотянуться, но узел, что взял в неприступную оборону израненное двумя сильнейшими потрясениями сердце, не давал даже вздохнуть. Хотя, возможно, это сломанные ребра.

Мальчишка будто бы живой.

Только вот взгляд не давал обмануться.

Его чистые, светлые глаза, что недавно пылали всей своей яркой палитрой эмоций, сейчас превратились в две золотые, будто бы присыпанные пеплом стекляшки, смотревшие прямо на него. Прямо в душу. Прямо на его камень, что, находясь где-то на уровне сердца, вряд ли когда-нибудь упадет. Мальчишке на вид лет пятнадцать, совсем молодой, он совсем не похож на террориста, убийцу или кого-то, кем выставляли его и агентство, где он работал. Он хотел ему помочь, хотел поговорить, а Тэттэ как настоящий идиот лез в бой, словно весь его напускной альтруизм резко закончился на нем, заржавел и покрылся плющом. Он лишь на пять минут поставил дорогого ему человека выше справедливости, в которую все эти годы непоколебимо верил, и к чему это привело?

Да ни к чему это блять не привело.

Он убил мальчишку.

Убил. Убил. Убил?! Убил…

В порыве эмоций сломал его, разорвал суставы, вывернул шею. Стоило лишь на считанные секунды забыть себя и вот, мальчишка мертв, а в его теле почти не осталось целых костей. Знал бы Дзено, что он сотворил ради него и какой ценой к этому пришел, он бы, наверное, тяжко вздохнув, перестал с ним разговаривать. А потом спросил бы, понравилось ли ему, хочет ли он еще и что чувствует. А потом… Дзено здесь нет. Возможно, его вообще уже нет, но Суэхиро отбрасывает подобные мысли подальше, ибо последнее о чем хочется думать в сложившихся обстоятельствах — это его смерть. Он впервые абсолютно не знает, что ему делать и как дальше быть. На восстановление тела уйдут долгие, очень долгие и мучительные месяцы, и далеко не факт, что в этот раз его соберут. Тэттэ чувствовал себя мешком с мясом и костями, что под неправильным углом вывалит содержимое наружу.

О том, что бы встать не может идти и речи, даже глаза закрыть, дабы не лицезреть чужой, пробирающий до крупной дрожжи взгляд не выходит. Осознание происходящего давит на переломанные в мелкую крошку ребра и тянет ко дну.

Мир будто замер, а давящая на виски атмосфера, сливается в ушах в отголоски, походящие на рваное радиомолчание. Рот медленно наполняется тошнотворно-металлическим вкусом, кажется, так бывает, когда происходит разрыв органов. Зубы на месте, язык тоже, значит, поток крови действительно приходит изнутри.

Это летально? Он же не умрет? Не умрет?..

Мысли лихорадочно метались от невыносимой боли до убитого мальчика, от исчезнувшего подобно утреннему флеру Дзено к небеспричинному паническому страху смерти, что ледяными пальцами сдавливал ноющую шею. Что если его напарник все еще жив, а он умрет тут? Так позорно, буквально ни за что. Так недопустимо для лучшего солдата страны, но так правильно для самого Суэхиро. Он отнял чужую жизнь. Жизнь невинного ребенка, в котором он легко мог разглядеть себя, даже не напрягаясь. Взгляд, с которым на него смотрели он не спутал бы ни с чем. Ему верили и в него, хотели помочь, искренне. Этот взгляд он часто видел в зеркале, видел в отражении воды, в глубине чужих глаз.

Больше он ни на кого так не посмотрит.

Не на кого.

***

Стоит только ему взять в руки палочки, как тошнота моментально доходит до уровня гланд. Ему еще даже не принесли еду, а реакция организма последовала незамедлительно. От резкого недостатка кислорода глаза непроизвольно наполнились влагой, но поднять руку, дабы утереть покатившуюся по зарубцевавшемуся лицу каплю не удалость. Гипс наложен так, что сгибать руку в локте невозможно. Только в правой руке у него сломано двенадцать костей. Все пальцы, несколько костей в локте, предплечье и запястье, само плечо. На удивление вторая рука была абсолютно целой, за исключением небольшой трещины в районе среднего пальца повреждений в ней не было. Боль была адской. Разрыв внутренних органов, перелом копчика, седьмого шейного позвонка, сотрясение мозга, перелом бедра. И это только то, что он запомнил.

Так-то врачей за недели нахождения здесь он не послушал ни разу. На вопросы не отвечал, будто бы и не слышал, с людьми не разговаривал. За невероятно длинные дни нахождения здесь к нему так никто и не пришел. Причину он не стал даже спрашивать, да и неинтересно по сути было. Голову занимали лишь мысли о пропавшем напарнике, что наверняка уже мертв, а тело его давно разлагается без поддерживающих операций. Днем на языке вертелось лишь одно имя — Дзено. Ночью мысли его улетали далеко в сторону погибшего мальчика. Стоит лишь подумать о нем, как тошнота подступает горлу не давая вздохнуть. Спать он тоже не может. Стоит ему лишь на мгновение закрыть глаза, как искаженное болью воображение рисует самые отвратные картины.

Чаще всего он видит мальчика. Иногда Дзено. Однажды видел их вместе. Оба они разлагаются, оба обвиняют его в своей смерти, их обоих поедают черви, а глаза их, безжизненные и стеклянные, смотрят далеко ему за спину. А за спиной — эшафот, куда его милостиво посылают.

И он идет.

Не сопротивляясь, не оборачиваясь, не думая, как последний баран, он спокойно принимает свой печальный удел. Чаще всего заслуженно. Хотя нет, в ста процентах случаев он это заслужил. Он себя ненавидит, он хочет быстрее оборвать свою жизнь, он больше не хочет быть честным и благородным, притворяться правильным и праведным, с высоким моральным кодексом. Он больше не хочет быть. Никак не хочет, но смерть слишком страшна и непонятна, именно сама ее концепция заставляет Суэхиро впадать в состояние оцепенения, не давая сделать решительный шаг, дабы подвести черту.

Страшно. Страшно. Страшно. Страшно. Страшно. Страшно. Страшно. Страшно. Страшно. Страшно. Страшно. Страшно. Страшно. Страшно. Страшно. Страшно. Страшно. Страшно. Страшно. Страшно. Страшно. Страшно. Страшно. Страшно. Страшно. Страшно. Страшно. Страшно. Страшно. Страшно. Страшно. Страшно. Страшно. Страшно. Страшно.

Страшно так, что немеют руки.

Страшно так, что застывают слезы.

Страшно так, что холодеет в груди.

Но все эти страхи отображаются на спокойном лице лишь поджатием стремительно бледнеющих губ. В душе все еще есть надежда, может быть, Дзено жив? Может же хоть раз случиться чудо? Может же?

От подобных мыслей голова болела с стократной силой.

Много, что рвало его голову, а он как настоящий мазохист и не думал, чтобы забыть все. Он помнит, помнит все. И никогда не позволит себе забыть их последнюю встречу.

***

Три последние встречи Тэттэ Суэхиро с Саигику Дзено.

— Серьезно? Ты, Тэттэ-сан, кажись головой приложился. Сильно болит? — Саигику говорит это с нескрываемой издевкой, толикой неверия и явным удовольствием, оттого, что сейчас происходит. Ведь только что ему сам Тэттэ Суэхиро, борец за справедливость, самый пацифистичный пацифист кивнул на предложения переломать человеку напротив пальцы.

— У тебя пять минут Дзено-сан, я поставлю его ниже милосердия на пять минут. Советую поторопиться. Думаю он заслужил наказание чуть строже пожизненного. Так будет правильно.

Суэхиро слабо улыбнулся, чуть прикрыв слипающиеся от долгого отсутствия сна веки. Сайгику перевел ехидный взгляд на человека, что накрепко был привязан к металлическому стулу. Глубоко, в полости его рта грязная, непонятно откуда вытащенная тряпка перекрывала потоки животворящего кислорода, заставляя того задыхаться в собственной слюне. Одним движением изящной руки тряпка была вырвана из чужого рта, а человек, не успев даже нормально вздохнуть снизошел до оглушительного крика. Хруст первого пальца последовал незамедлительно.

— Ебаная психованная псина!!!

Голос у мужчины низкий, ломающийся с каждым словом все сильнее, подобно его указательному пальцу, из которого торчала недоломанная среднефоланговая кость. От резкого и ужасно громкого звука Дзено, чуть сморщившись, отступил на четверть шага, со всей силы впечатывая сапог в чужие челюстные кости. Стул с громким металлическим скрежетом проехался по бетонированному полу, оставляя за мужчиной, что был так жалко и беспомощно привязан к нему, кровавый след, от стёртой в мясо под тяжестью собственного тела левой части лица.

— Вот незадача…

На лице Саигику расцвела удовлетворенная улыбка, почти милая. Ориентируясь на звуки тяжелого дыхания и тихих, почти неслышимых хрипов, он подошел к уже растянувшейся на полу жертве, сел рядом с окровавленным телом на корточки.

— Ну… Говорить будешь?

Удар головой об пол прозвенел подобно колоколу в закрытом пространстве. Дзено приложил его не жалея, Суэхиро слышал как проламывается его черепная коробка, а багровая, мешающаяся со слоями пыли под ними кровь стремительно чернела, покидая казалось бы уже мертвое тело. Но мужчина еще дышал.

— Не притворяйся, сука, я слышу как ты дышишь. У тебя есть двадцать секунд, что бы сказать, в противном случае молись, что бы мои пять минут вышли раньше.

Очередной удар вновь размазал по полу тишину. Тэттэ мельком взглянул на карманные часы, с грустью подмечая, что у напарника в запасе еще тридцать секунд. За это время у преступника вполне может уже и не остаться конечностей, поэтому он аккуратно кладет руку на плечо слепцу, мягко напоминая, что переусердствовать нельзя. Этот человек должен добраться до правосудия и получить гораздо более мучительное наказание, чем пара-тройка сломанных костей.

***

В комнате Дзено Саигику живут бабочки.

Они выясняют это случайно. Просто в один из действительно тяжких дней на пару вмазавшись тяжелыми наркотиками оба ловят одинаковый трип. Тэттэ их видел. Уродливые, страшные, нелицеприятные, они скорее похожи на отравленную дихлофосом помесь моли и мухи, но должного отвращения на удивление они не вызывают. Суэхиро смотрит завороженно, чуть склоняя наивно-любопытный взгляд вслед за размахом крыльев пятнистого апотелодеса. Бабочка садится на руку напарника, а он, будто бы чувствуя это, поглаживает ее, аккуратно, боясь лишить способности летать, подобно тому, как его лишили способности видеть.

Улыбается. Искренне.

Его глаза впервые за долгое время распахиваются, пытаются узреть чудо, сидевшее на кончиках пальцев, но ему нужна лишь секунда, что бы понять, что это бесполезно. Наркотик не вернул способность к созерцанию, но делал действительно приятно. Не важно, что завтра их обоих будет ломать и выворачивать на холодном кафельном полу единой ванной комнаты. Не важно, что завтра Саигику не скажет ему и слова, ибо говорить, пока заливаешь казённый толчок рвотой — неудобно.

Завтра им будет так плохо, что они вряд ли смогут даже вдохнуть в сторону друг друга, не то что поддерживать откровенно им осточертевший театр двух актеров, что сгорают в адском пламени взаимной ненависти и откровенного наплевательства. Это все завтра. Сейчас они находятся в настоящем и кроме бабочек, которых становится все больше, ничто не имеет значение.

Честь, справедливость, праведность.

Сегодня Тэттэ Суэхиро сам похоронит эти слова под тонким слоем белого порошка, что так приятно разгоняет кровь, расширяет зрачки и распускает по телу тепло.

— Знаешь, Тэттэ-сан, у меня ощущение, что я сдохну скоро.

Ищейка с трудом перевел взгляд покрасневших глаз на напарника. Суэхиро был уже в полуобморочном состоянии и его хватило лишь на вполне конкретный односложный ответ.

— Нет.

— Что "нет"?

— Ощущение. Тебе кажется. Я умру, но защищу тебя, Дзено-сан.

Саигику расплылся в насмешливой улыбке, без зазрения совести укладываясь к Тэттэ на колени. Он отвернулся так, что Суэхиро точно не мог понять, какое выражение лица у его напарника, но очередная усмешка выдала все сама.

— Идиот ты, Тэттэ-сан, причем клинический.

На волосы слепца приземлилась самая уродливая бабочка.

***

Букет из четырех хиганбан мягко опустился в руки Суэхиро. Тэттэ непонимающе уставился на слепца, что, уже развернувшись, собирался выйти из комнаты, но любопытство и непонимание происходящего Тэттэ оказалось чуточку сильнее. Поэтому уже на выходе Саигику был нагло перехвачен.

— Что это, Дзено-сан?

На лице слепца засветилась ехидная улыбка.

— Это мой тебе подарок.

— Не замечал за тобой подобного. Есть какой-то повод?

Блондин с секунду подумав небрежно пожал плечами.

— Да нет, ничего особого, тупой Суэхиро. Не нравится, не бери, я же не заставляю. Можешь выкинуть.

Парень уже было хотел вырвать цветы из чужих рук, но был моментально остановлен. Руку его перехватили, перекручивая за спину, а цветы аккуратно были оставлены на тумбочке.

— Не надо ничего выкидывать, Дзено-сан, спасибо.

Тэттэ развернул напарника к себе, оставляя чувственный поцелуй в щеку. Дзено не сопротивлялся, только притих подозрительно, чуть усиляя хватку на чужой талии, за которую все это время держался. Он еще с секунду думает о чем-то, хмурится, отходит на полтора шага. Проходит с секунду, как комната наполняется его несдерживаемым смехом. Сначала он старается подавить смех рукой, а после того, как ничего не вышло, он перестал даже стараться.

— Ха-ха-ха, Тэттэ-сан, я слышу как сильно бьётся твое сердце! Неужели ты имел неосторожность испытывать ко мне что-то? Ха-ха-ха, идиот блять. Как жаль, что я не увижу твоего лица. Ты будешь страдать.

Суэхиро, слабо улыбнувшись, поджал чуть дрожащие губы. Он видел как напарник стремительно бледнеет, а колкие слова произносятся под еле заметную дрожь. Тэттэ не может винить его в чем-то, как и упрекать. Да и не собирался он. Глупо, преувеличено и бессмысленно.

— Я люблю тебя, Дзено-сан.

— Зря.

— Это не тебе решать.

— А может, я сдохну скоро.

— Может. Но до этого времени я хочу любить тебя.

— Ну так люби, кто тебе запрещает?

На щеку слепца вновь ложатся чужие дрожащие губы. Напарник тихо ухмыляется, пробурчав что-то непонятное. Дважды легонько бьет его по правой щеке и уходит, не прощаясь, не оборачиваясь, не закрывая дверей.

***

Больше Тэттэ Суэхиро своего напарника не видел.

***

Букет из четырех хиганбан уже давно завял. Бабочки, летающие по чужой квартире, осыпались трупным дождем, их тела все еще лежат на полу вокруг Суэхиро, а он смотрит на них, холодея от беспричинного страха. Наркотики он больше не употреблял, сейчас декабрь, да и бабочки эти никогда бы не попали в Японию. Но их трупы подобно жуткому ковру устилают пространство вокруг него. А он все смотрит на них. Завороженно, не отрывая взгляда.

За эти недели он думал больше, чем за всю прожитую жизнь.

Вопросов масса, но ни один из них так и не был произнесен в слух, даже наедине. Даже самому себе, ибо Тэттэ не хотел знать правду. Магия от колкой чарующей улыбки расселилась, а жизнь оказалась довольно мрачной и жестокой шуткой, какой ее и описывал Дзено. Голову рвали пульсирующие боли и сотни незаданных вопросов после его исчезновения.

Мысли в духе «могло ли быть иначе?»

И какое именно "иначе" их ждало? Миллионы сожалений, невыплаканные слезы и непрочитанные молитвы. Сотни и тысячи невысказанных слов. Непереданные чувства и несбыточные мечты о фантомных касаниях. Длинные размышления о жизни. О мальчике, чей взгляд являлся ему в забытье, и чье бездыханное тело снится в моментах наивысшего схода.

Тэттэ уже не помнил себя от усталости, самозабвенно рассматривал сухой цветок, боясь даже неровно выдохнуть. Тело больше не болело, кости давно срослись. Только вот внутри что-то было не так, взор янтарных глаз заржавел..

А жизнь больше не кажется бесконечной.