Арсений садится за руль поздно ночью. Ещё час назад мужчина сидел на кухне и сверлил взглядом номер в телефонной книжке, звонить на который он запрещал себе на протяжение месяца. Ровно с того дня, как «бешеный» (а именно так они с Пашей прозвали удивительного пациента) появился на пороге его кабинета.
Парень в своём решении, что врач-проктолог — лучший вариант для лишения девственности, был непоколебим. За все шесть раз, что он приходил, успел довести Добровольского до грани срыва: трижды запрыгивал на него с фразами «вам что, жалко, что ли», дважды срывал пуговицу на брюках, пытаясь расстегнуть ширинку, а в последний раз так вообще в слезах умолял. Ничего его не останавливало: ни жена, ни дети, ни ориентация. А Паша после таких выходок каждый день в панике больничный коридор оглядывал и двери спиной подпирал, ожидая вторжения неуравновешенного. И Антон действительно вторгся. Только вот уже не к нему, а к Арсению, который коллегу по дружбе решил выручить.
Не видел Попов до этого момента парня, не знал, какой он. Смеялся с крайне эмоциональных рассказов Добровольского, вырисовывал в голове образ по приблизительному описанию, а Антон с ним совершенно не совпал. Арсений даже успел подумать, что зашёл кто-то другой, но медицинская карта и дальнейшее поведение парня говорили об обратном.
Яркий, самоуверенный… красивый. От исполнения его просьбы Попова останавливала только моральная сторона вопроса и какой-никакой врачебный этикет.
Не смог Арсений его не раздеть — ощупал, осмотрел дольше положенного, с трудом выгнал, сказав стабильное «всё у вас в порядке», а потом <s>побежал</s> пошёл до туалетной кабинки, чтобы хоть как-то напряжение своё снять. А Антон листочек с номером, написанным карандашом, на письменном столе оставил.
Попов такого мальчика искал слишком долго, баловался случайными связями — всё не то было, другие типажи. А несложившийся врачебный насильник прям его. И это давило. Как и то, что он вполне мог бы дать парню то, чего он так хочет, и сам этому только рад был бы.
Весь месяц мужчина спать спокойно не мог: думал, представлял, дрочил. И так по кругу, день за днём. От звонка Антону останавливала уже не врачебная этика, а собственные принципы. Арсений к отношениям не готов, никогда готов не был, а с «бешеным» сорваться может, оступиться, одного раза может стать недостаточно, захочется больше и большего.
Угнетает и потаённое желание чистоты, нетронутости, по меркам Попова ужасное и дикое, а по современным — в какой-то степени даже осуждаемое. Но в сегодняшний вечер именно оно в очередной раз отзывается в паху приятной натянутостью. И Арсений срывается, окончательно для себя решив, что желанию мальчишки суждено сбыться. Никаких гарантий и обещаний он не давал, да и оставаться с Антоном не собирается. Что тогда мешает? Он — взрослый мужчина, с эмоциями так или иначе справится, а парень и сам не особо-то правильный, раз на первого попавшегося врача готов был залезть.
От размышлений Арсений отрывается уже у домофона. Набирает номер указанной в сообщении парня квартиры и воздуха в лёгкие вбирает побольше. Откуда взялись волнение и лёгкий тремор в руках? Всё от предвкушения? Долгого и томительного ожидания? Или же это просто боязнь того, что, вопреки всем надеждам, реальность окажется другой? Попов мотает головой и тянет на себя тяжелую входную дверь, увидев на домофоне загоревшуюся зелёную лампочку.
Антона самого трясёт не меньше. Парень ночного звонка не ожидал: лежал, досматривал финальную серию любимого сериала, собирался сходить в душ перед сном. Голос звонившего поначалу даже не узнал, благо мужчина решил представиться, и тогда карты сошлись. Всё то время, прошедшее со дня последнего его похода в клинику, Шастун был убеждён, что симпатичный доктор лишнюю бумажку с его номером на столе даже не заметил, если вообще не выкинул, а тут такое… Да и в душ пришлось уже не идти, а бежать. Антон понятия не имел, откуда едет Арсений, и сколько времени на подготовку у него осталось.
Сейчас, стоя у открытой двери в длинной домашней рубашке, которая была наспех накинута минуту назад, парень считает секунды до появления Арсения и, наконец увидев приближающуюся фигуру, плывёт окончательно: опирается на входную дверь спиной, губы неосознанно приоткрывает, руки за себя прячет, кивает, услышав тихое «привет», и продолжает стоять, будучи не в силах с места сдвинуться.
— Я ожидал другого приветствия, — Попов смеётся, проходя в квартиру, стягивает с себя кроссовки, аккуратно ставя их ближе к стенке, сумку на тумбочку кладёт и взгляд на парня поднимает, скользя по стройным ногам выше. — Спокойный ты сегодня, странно даже как-то. Разбудил, что ли?
Антон качает головой и улыбается. Отходит на пару шагов назад, дверной замок защёлкивает и косится на мужчину, нижнюю губу покусывая. Сам не знает, куда уверенность делась, вроде и хочет сделать что-то, а ситуация уже другая — не он инициатор встречи. Подходит осторожно, руки вперёд протягивает, тянет на себя мужчину, в объятия заключая, а сам сиять продолжает.
— Вот, другое дело.
Шастун ойкает, чувствуя спиной стену, ногу в колене сгибает, прислоняя носок стопы к плинтусу, голову приподнимает и на пару секунд задумывается, как он так быстро прижатым к стенке оказался. Вглядывается в голубые глаза напротив, рукой по тёплой щеке проводит и уголком губ дёргает, касаясь пальцами лёгкой щетины на лице мужчины.
— Поцелуешь?
— А хочешь? — Арсений наклоняется ближе, прислоняясь своим лбом к чужому, скользит ладонями по бокам парня, останавливается на рёбрах, сжимая пальцы покрепче, и слюну сглатывает.
Мальчишка худенький, в стройное тело хочется вжаться, втрахать его в любую подходящую и не совсем подходящую поверхность, поцелуями покрыть с ног до головы, довести до дрожи, глаза горящие увидеть.
— А иначе зачем ты здесь? — голос совсем тихий, уже не звонкий, не разливающийся громкой трелью по комнате, какой-то приглушённый и манящий.
— Действительно.
Антон рот открывает автоматически, губы облизывает, чувствуя на лице горячее дыхание, в стену ещё больше вжимается и ёрзает неосознанно. Прикосновения Арсения к телу неосторожные, в какой-то мере даже болезненные, но такие возбуждающие. Кровь от лица отливает всё ниже, а уши продолжают гореть, будто к ним это никак не относится. В бедро вжимается пряжка ремня, колени подрагивают сами по себе. Мужчина время тянет, играет, губ едва касается и отстраняется обратно, словно и не прислонялся секунду назад. Антон хрип издаёт случайно, звук на стон даже не похож, но в голову Попову даёт со сказочной силой. Парень и вздохнуть не успевает, когда чужой язык ловко в рот проскальзывает. Теряется, пальцами в плечи Арсения впивается, ответить пытается.
— Антош, целовался вообще когда-нибудь?
Шастун тихо смеётся, головой отрицательно мотает, губу нижнюю покусывает и плечами пожимает. Не целовался он ни с кем, не встречался, не складывалось всё никак. Настолько ждать устал, что и придумал идею несуразную. Ажиотаж был, адреналин, эмоции, рвался парень, быстрее хотелось желаемое получить, а сейчас, когда всё вот-вот получится, дёргаться уже и не хочется как-то.
— Блять, — мужчина вздыхает, опускает голову на чужое плечо и в тонкую шею дышит. — И откуда ты такой на мою голову свалился?
— Из Воронежа, — честно отвечает Антон, не улавливая интонации вопроса. — А какой «такой»?
— Чистенький… — голос на выдохе звучит с придыханием, лёгкой хрипотцой.
Арсений едва ощутимо закусывает кожу на шее парня, спускается руками ниже, быстро ягодицы нащупывая, и пальцы покрепче сжимает, ожидая реакции.
— Ну, я в душ сходил, да.
— Котёнок, а я ведь совсем не об этом, — Попов улыбается, сдерживая смех, и губы Антона вновь своими накрывает, опережая дальнейшие вопросы.
Шастун глаза прикрывает, соображает судорожно, что ещё сделать может. Неловко стоять неподвижно, не хочет столбом оказаться. На поцелуй отвечает, повторяя языком действия Арсения, ладонями скользит по груди мужчины, останавливаясь на уровне ремня, и снова выше поднимается. Отдаётся чужим рукам полностью, выгибается, пахом о брюки врача трётся, а тот эти действия игнорирует, полностью сосредоточившись на поцелуе.
Парень мычит, когда за первой поднятой в воздух ногой от пола отрывается вторая. Опирается лопатками на стену, лодыжки за спиной Арсения скрещивает, руками чужую шею обвивает. Улыбается по пути в комнату, сжимается, шею влево подгибает, чтобы головой дверной проём не снести, а, оказавшись на кровати, расслабляется и едва ли не мурчит, чувствуя на шее влажные губы.
Попов сам во времени теряется, тело парня губами исследуя. Антон нежный, отзывчивый на прикосновения, мило смущающийся… совсем не тот, каким был в его кабинете месяц назад. Арсений ожидал от парня страсти, лёгкого безумия, творившегося в тот день, а получил мурчащего котёнка, который от любой ласки так и сыплется душой и телом.
Мужчина на мгновение отрывается, приподнимаясь на матрасе, стягивает с себя футболку, ремень расстёгивает и с облегчением выдыхает, спуская брюки вместе с трусами вниз. Хмыкает, улавливая на собственном члене заинтересованный взгляд, и вещи на пол с кровати скидывает. Оглядывает лежащее тело, задранную до груди рубашку снять помогает и рукой по впалому животу ведёт, останавливаясь на резинке трусов.
Антон ноги в коленях подгибает, корпус приподнимает, помогая с себя последний предмет одежды снять, и хихикает, наблюдая за тянущейся за тканью ниточкой смазки. Отводит взгляд, вновь на чужой член натыкаясь, и слюну шумно сглатывает. Сердце начинает стучать ещё быстрее, волнение охватывает. Сколько читал, смотрел, сколько сделал ради этого, добился, можно сказать. И радоваться бы нужно, но нотки страха откуда-то изнутри так и рвутся. Как сейчас всё будет? Говорят, нужно по любви, по чувствам, а нет ведь их, значит, и доверие неполное… если только к профессионализму. Хотел врача — получил. А дальше что? Разве что задница не пострадает.
— Так понравился?
Голос отрывает от размышлений, возвращая в реальность. Осознав, что он не отрывал взгляда от члена Арсения на протяжение минуты, парень заливается краской. Отворачивается в сторону мигающего телевизора и снова чего-то ждёт. Тело на прикосновения всё ещё отзывается, Антон чувствует, как раздвигаются ноги от лёгкого нажатия на коленки, и глаза прикрывает, откидываясь на подушку. Он ждал, он хотел, ещё пару минут назад наслаждался любыми прикосновениями. Зачем сейчас отступать?
— Поцелуй меня.
Арсений просьбу исполняет незамедлительно, и Антон этому только рад. Впившись в чужие губы, сам тянет мужчину на себя, обхватывая его ногами, пальцы в тёмные короткие волосы впускает. С закрытыми глазами ощущения острее, подключается фантазия. Представив, что сейчас его тело в матрас вжимает не чужой человек, а родной, парень вновь расслабляется. Не получится сейчас по-другому, да и чёрт его знает, спустя какое время вообще получится, а телу-то хочется, вопреки всем разумным соображениям.
Антон не замечает, как оказывается лежащим на боку, совсем из реальности выпадает, лишь слышит шелест упаковки презерватива и щёлкающую крышку бутылька смазки. Вернувшийся из прихожей Арсений прикладывается рядом, матрас прогибается под весом, парень чувствует холодный гель меж раздвинутых ягодиц и закусывает губу. Палец внутрь проскальзывает плавно, осторожно, Антон и сам неоднократно подобное практиковал, так ничего из этого не получая. Чужие руки всё же другое — приятнее, как сейчас, так и на осмотрах.
От поцелуев в шею по телу бегут мурашки, член дёргается, а сам Антон невольно стонет. Слышит тяжёлое дыхание, толчки чувствует, натяжение. Совсем не больно, лёгкий дискомфорт появляется лишь на третьем пальце, но и проходит достаточно быстро. Парень большего сейчас не ждёт, а потому и вздрагивает, когда по телу тепло необъяснимое вибрацией разливается. Глаза сами собой распахиваются, а каждый толчок пальцев вынуждает сердце биться чаще. Ощущения тягучие, приятные, полностью захватывающие и одурманивающие. Время для Антона вновь останавливается, а все опасения сменяются только одним — рано или поздно это закончится, а сам он воспроизвести то же самое с собой уже не сможет.
Арсений не знает, чем он наслаждается больше: видом едва ли не дрожащего мальчика, его хриплыми гортанными стонами или же осознанием того, что сейчас он сам войдёт в это узкое и горячее нутро. Со звонким хлюпом вытащив пальцы, мужчина наспех натягивает презерватив на член и на мгновение замирает, пристраивая головку ко входу. Перебрасывает руку через тело парня, крепче прижимая его к себе, оглаживает выступающие ключицы, соски, толкается осторожно, входя на половину длины. Боится сорваться, хочется всего и сразу, быстрее и жёстче.
Антон на живот переворачивается сам, выпячивает ягодицы выше и собственное запястье закусывает. Ритмичные толчки воздух из груди выбивают, в комнате до ужаса душно, блуждающие по телу руки разогревают лишь больше. Парень мычит, выгибается, свободной рукой подушку под собой сжимает. К члену даже прикасаться не нужно — лёгкое скольжение по простыне доводит до оргазма удивительным способом. Никакого контроля над происходящим больше нет: ни чувств, ни лишних мыслей, ни переживаний. Улетучилось всё.
Попов такой бурной реакции не ожидал. Многое в постели видел и слышал, но содрогания вперемешку со слезами, а заодно и спермой на простыне — впервые. Стянув и завязав презерватив, мужчина отдышался, приходя в чувства, приподнял парня, а тот прижался к его телу, обнимая, и заревел. И как теперь уйдёшь?
— Всё хорошо, Арс. Я сам не знаю…
Только Антон знает, признаться самому себе боится. Да, такой оргазм значительно лучше своего, одиночного, но одновременно и хуже. Горькое предчувствие, что всё закончилось и останется в его голове лишь воспоминаниями удручает. Парень отпускать не хочет. Вроде и никто друг другу, вроде и давнее желание осуществилось, а выйдет мужчина за порог — он снова останется один. Может, больше и не встретятся они никогда.
В этом и минус такого секса. Для кого-то это свобода, отсутствие границ и рамок, а кто-то в погоне за новыми ощущениями рискует мгновенно привязаться. Антон знал, на что шёл. Сомневался, конечно, но отчёт своих действий себе отдавал. Рискнул. А теперь, когда всё закончилось, уже жалеет. Опыт хороший, к нему придраться нельзя, парню всё, за исключением своих же загонов, понравилось. Но именно сейчас появляется то, что будет ещё долго преследовать — тяга повторить. С тем же человек, в той же обстановке, но всё же по-другому.
— Останешься?
Антон, задавая вопрос, ответ предчувствует. Этот секс случайный, и обязывать кого-то к чему-то глупо. Но ведь не попробуешь — не узнаешь. Глупая надежда и ничего более.
— Нет, Тош, не останусь.
Парень кивает и расцепляет руки, отсаживаясь на край кровати. Арсений закусывает губу и тяжело выдыхает. Он знал, что именно так и будет с самого начала, именно поэтому запрещал себе сорваться раньше. И абсолютный дурак, что всё же оказался здесь, не сдержав волю в кулаке. Арсений думал, что отказаться будет проще, да и видеть парня ожидал другим, а сейчас вон оно как оказалось. Согласись он — уйти потом будет больнее.
— Проводить?
— Не нужно. Закроешь потом.
Антон кивает и отводит взгляд к телевизору, не желая смотреть, как мужчина одевается. Он действительно добился того, чего хотел, но не теми способами, которые были ему удобны. Да, сам был согласен на такой секс, был его инициатором. Но не здесь, не в его квартире, без звонков и знания номеров телефона. Согласись тогда Добровольский или даже Арсений на его предложения и выходки, он бы сам ушёл первым и был бы доволен. А теперь в какой-то степени даже морально растоптан.
Запах в квартире резко становится противен. Парень слышит, как хлопает входная дверь и идёт в коридор. Защёлкивает замок и опускается по стенке на пол. Ещё недавно здесь были поцелуи и нежность, а теперь пустота. Ходить в ванну, на кухню через место, где всё начиналось, спать в комнате, на той кровати, где всё происходило, уходя, хлопать дверью, которой так же хлопнули сейчас, будет поначалу, наверное, даже больно.
Но Антон же справится? Перешагнёт, со временем забудет и будет вспоминать, как факт, не более того. Зато теперь он знает, он умеет, а знания, как известно, сила. Нет и физических последствий, о которых парень читал на форумах, хотя об этом судить пока рано. Не будет заболеваний, передающихся половым путём, которые вполне могли бы стать дополнительным подарком, согласись он на больший экстрим и подцепи кого-нибудь в любом прогнившем клубе, где в принципе вообще неизвестно чем всё могло закончиться.
Парень вздыхает и уходит обратно в комнату. Открывает окно, сдёргивает с матраса простынь, цепляет рукой бутылку воды с тумбочки и жадно пьёт. На звук трели по квартире поначалу даже не реагирует, а потом вскакивает, подлетая к двери.
— Дарить цветы в качестве извинения ещё актуально?
У Антона сердце удар пропускает. Объёмный букет белых роз перед лицом мужчины, тот самый, который он вчера собственными руками собирал, и за которым заказчик так и не пришёл, сейчас выглядит абсолютно иначе. Парень не понимает, за что эти извинения, никто ведь не виноват, не знает, как реагировать после всего того, что сам себе недавно надумал. А, сука, приятно, вот хоть что ты сделай.
Арсений далеко уйти даже не успел, а себя в очередной раз повинить — очень даже. Позволял себе раньше надеяться, пробовал общение продолжить, хотя и варианты хуже были, и ситуации, и парни. Да и, признаться честно, не ёкало рядом с ними ничего, прощания проще были, если вообще ничего не стоили. В том, что Антон — другой, Попов не сомневался, в себе только если. Сложно будет, а он их, сложности эти, не любит. С другой стороны, что мешает попробовать снова? Даже если и оступиться, отказаться от воздвигнутых принципов?
Цветочный круглосуточный ларёк, находящийся в непростительной близости к дому Антона, к действиям подтолкнул окончательно. Уже готовый букет, красующийся на витрине, белый цвет роз, традиционно символизирующий ту самую чистоту и непорочность, которая в голове Арсения месяц стреляла, к ситуации подходили как нельзя кстати. Решение было принято, покупка совершена, да и девушка в подъезд заходила, звонить не пришлось.
— Во всём виноват цветочный напротив твоего дома. Я не удержался.
— Я там работаю… — Антон глупо улыбается, перенимая из тёплых рук букет, и отходит в сторону, во второй раз пропуская в квартиру ночного гостя.
Арсений думал, что давно уже пережил возраст, когда эмоции берут верх над разумом, и ошибся. Антон ещё пару минут назад считал, что всё бесповоротно кончено, и вся его затея была провальной, но тоже оказался не прав. Сейчас оба улыбаются, каждый думает о своём, а верность сумбурных решений покажет лишь время.