Позволь мне остаться

Имение Камисато гудело изнутри в отсутствие Аято, а между тем и его сестры. Тома уже привык к тому, что стоило им выйти за порог, как волнение постепенно окутывало всех. Конечно, до появления Путешественницы и отмены указа Сёгун Райден это еще было вполне объяснимо, но сейчас, в период долгожданного спокойствия, по мнению Томы все нуждаются в отдыхе. В отсутствие глав клана Камисато даже без прямых приказов он бродил от комнаты к комнате, проверяя, в порядке ли покои Аято и Аяки. Особенно Аяки. Ее брат редко позволял разбираться в многочисленных бумагах, разбросанных по покоям, либо же он сам поддерживал необходимый порядок, что не скажешь о его сестре. Нет, разумеется, девушка была опрятна и сосредоточена на своих обязанностях, но порой даже слишком. Поэтому Тома определенно был рад, что сейчас Аяка, даже если и занята, находилась за пределами имения. Не так и часто у нее получалось покидать его, особенно скрывая глаз бога.

   Тома устало выпрямился, размяв спину после того, как ополаскивал тряпку в деревянном тазу. Он протер тыльной стороной ладони вспотевший лоб, смотря на то, как перешёптывались служанки. Он не смог расслышать, о чем они говорили, поэтому просто глубоко вдохнул прохладный свежий воздух, мысленно отметил, что скоро начнется гроза, а затем пошел внутрь имения, вспомнив, что давно не протирал пыль на книжных полках Аяки. Хотя, конечно же, это было совсем не так, и вся ее мебель почти всегда блестела от чистоты.

   Внутри без хозяев и правда было грустно. Тома ухмыльнулся, присматриваясь ко всем труднодоступным для уборки местам, пока не вынес вердикт, что сегодня обойдется только комнатой своей Госпожи. Уже около седзи* в ее комнату он почувствовал легкий аромат вишни, цветков сакуры и, конечно же, морозца, будто бы по ту сторону бумажной перегородки сейчас шел снег.

   Но довольно забавно, что сама Аяка совсем не любила холод, и знали это не многие.

   Тома помнил это очень хорошо, потому что порой только его пиро Глаз Бога мог согреть девушку.

   Парень осторожно отодвинул седзи, и на него тут же подул сквозняк. Ветер снаружи все усиливался, успев загнать через открытое окно в комнату Аяки парочку темно-зеленых, почти изумрудных листьев. Тома поспешил задвинуть перегородку, ведущую на улицу, а затем занавесить его расшитыми цветами норэн**, которые еще недавно он лично заказывал у мастера с острова Ясиори, тайно отправившись к нему ночью на катере, чудом не попав в шторм: тогда погода тоже не была благосклонна к Инадзуме.

   Он помнил, как вручил совсем уставшей и измотанной Аяке тяжелый сверток бумаги, завязанный не самым аккуратным бантиком из обычной бечевки. Тома тогда сильно обозлился на мастера, что тот даже не подготовил для подарка упаковку, хотя прекрасно знал, что шил норэн для Госпожи Камисато…

   Тома весь промок, чудом сохранив подарок сухим. Он добрался до имения бегом, оградив себя пиро щитом, который превращал большую часть капелек в теплый пар, а сверток покоился под одеждой. Вся прислуга тогда пряталась внутри, так что мало кто вообще заметил отсутствие и возвращение Томы. Кроме Аяки. Она уже собиралась спать, удивившись, что парень не пришел проветрить ее комнату или принести горячий чай в такую ненастную погоду, и ей стало даже немного грустно. Она уныло ходила по имению, надеясь, что встретит его где-то уснувшим.

   — Аяка? Все в порядке?

   Вместо Томы девушка тогда нашла только своего брата. Он сидел в домашнем темно-синем кимоно за своим столом, освещенный несколькими свечами. Перед ним неизменно лежали свитки, свертки и чистые листы бумаги. Аяка всегда поражалась тому, как брат умел сохранять бодрый вид, даже когда без сомнения очень вымотался и почти засыпал.

   — Да, Аято, прости, что помешала.

   Брат кивнул ей с улыбкой, а затем, вновь посерьёзнев, начал что-то старательно читать, сверяясь одновременно с несколькими разными бумагами. Аяка только грустно вздохнула, поежилась от вечерней прохлады и, посильнее укутавшись в ночное легкое кимоно, решила вернуться обратно в свои покои. И стоило ей пройти мимо главного входа, как из-за открывшейся двери ее окатило ливнем, а торопившийся куда-то Тома от неожиданности поскользнулся, с громким хлюпаньем мокрой одежды упав лицом прямо под ноги девушке. Аяка сразу же поспешила помочь ему подняться, но парень начал смущенно посмеиваться и замотал головой, отказываясь от предложенной руки.

   — Не нужно, Госпожа. Еще намочитесь сильнее от меня.

   Его щеки покрылись розоватым румянцем, но глаза искрились от счастья и нетерпения. Тяжело дыша, он поднялся на ноги и вытащил из-за пазухи помятый сверток. Аяка вопросительно на него посмотрела. Ее тоже вся ситуация понемногу начинала смущать. Щеки мгновенно нагрелись, когда она случайно увидела проступающий сквозь мокрую прилипшую майку рельеф мышц. Но Тома сам вывел ее из этого неловкого положения, закрыв себя свертком.

   — Вот причина моего отсутствия. Позволите мне переодеться, а потом помочь вам повесить подарок на место, которое ему полагается?

   Аяка тогда весь вечер молчала, но ее румянец говорил больше любых слов. В последнее время она не получала никаких подарков, хотя раньше ее часто баловал брат. Сейчас в имении Камисато было слишком много дел, не говоря о комиссии Ясиро. Поэтому получить такой сюрприз от Томы для девушки было полнейшей неожиданностью. На следующий день вся прислуга обсуждала роскошные норэн в покоях Аяки, споря между собой, кто сделал Госпоже такой дорогой подарок. Никому и в голову не приходила мысль, что на это способен Тома.

   А для него самого оставаться в стороне было гораздо спокойнее. Он ведь просто служит клану Камисато.

   И сейчас парень прислушивался к шепоткам болтливых горничных, которые очень переживали о том, куда могла деться их госпожа. Каждая строила теории в несколько раз ужаснее предположений другой. По их мнению Аяку сначала арестовала Сара Кудзё, а до этого напали бродячие самураи, ударило молнией, и в конце вообще одна из них начала серьезно думать, что ее поймала сам Сёгун, и Аято ушел, чтобы спасти сестру. Тома только от души посмеялся над каждым из этих предположений. Он-то Аяку хорошо знал: она точно никому не дала бы себя в обиду, даже Райден, хотя и той уже нет дела до носителей Глаза Бога.

   Тем не менее, ради спокойствия людей, кому-то надо было вернуть в имение хотя бы одного из хозяев. Аято искать было бесполезно: он сам себе на уме и вернется тогда, когда посчитает нужным, а вот Аяка и вправду могла загуляться. Последний раз Тома видел ее на тропинке в лес Тиндзю.

   Оставив уборку, Тома незаметно проскользнул на выход из поместья, а прислуга как обычно совсем не замечала его, увлеченная своими разговорами. И хорошо. Лишнее внимание не нужно. Парень даже не стал брать свое копье, сейчас он вряд ли нарвется на опасность. Неторопливым шагом он спускался вниз по каменной дорожке, вдыхая свежий воздух, предвещающий грозу. Еще не ступив на территорию тануки, уже можно было ощутить, как тебя наполняет их магия. Вокруг будто витал тихий звон, как от маленьких колокольчиков. Он становился то громче, то тише, а светлячки и просто мерцающие огоньки влекли за собой в самую глубь леса.

   Тома долго шел вниз, перепрыгивая через речные камни, обходя стороной дремлющих лисиц, которые изредка провожали его своим чарующим взглядом. Лес был огромным пристанищем всевозможных духов, и здесь было так спокойно, что покидать его уже не хотелось. И тут парень услышал всплеск воды. Совсем тихий, а за ним еще один, и еще. Будто бы кто-то ходил по воде. Тома осторожно сошел с тропинки и стал по краю обходить реку, держась среди деревьев.

   И он увидел Ее.

   В самом центре небольшого разлива лесной речушки, окруженная морозным туманом и брызгами воды, кружилась Аяка. Она звонко смеялась каждый раз, когда холодные капли попадали ей на лицо и руки, а колокольчики, звучащие где-то из глубины Тиндзю, будто бы стали громче. Они были для девушки музыкой, а все магические существа леса — зрителями. И Аяка танцевала так легко, будто бы была еще той самой беззаботной маленькой девочкой. Будто бы не было охоты на Глаз Бога, и никто не умирал. Она была свободна. Свободнее ветра в Монштадте. И для Томы в жизни не было ничего прекраснее, чем эта очаровательная и счастливая девушка с румянцем на щеках, в промокшем насквозь платье. В тот самый момент, когда увидел ее, он твердо решил, что будет делать все ради того, чтобы Аяка смеялась так искренне как можно чаще и больше никогда не грустила.

   Тома был готов на все ради ее улыбки.

***

   Аяка так и не узнала о том, что кто-то видел ее в лесу. Она вскоре вернулась домой, хлюпая по каменной тропинке и даже несколько раз чихнув от холода, но ее улыбка не пропадала до самого имения, пока девушка не легла спать. Она не узнала и то, что с тех пор Тома заботливо укрывал ее одеялом, когда то спадало по ночам. Или что всегда провожал взглядом от самых ворот, когда Аяка уходила из имения по делам. Она не знала, что это он каждый день приносил в ее комнату свежие цветы и покупал сладости в городе. И от каждого сюрприза на ее губах сияла все та же счастливая улыбка, потому Томе и не нужна была благодарность.

   В одну из ночей, когда все имение уже спало, Тома тихо шел к покоям Аяки. Он и сам уже снял с себя всю верхнюю одежду, оставшись только в тонкой рубахе, расстегнутой до груди, и свободных штанах. Завтра снова рано вставать, но он никогда не забывал проверить свою Госпожу перед сном. Особенно сейчас, когда она так сильно выматывалась и слишком часто беспокоилась из-за ночных кошмаров.

   Но почему-то в этот раз седзи в ее покои было приоткрыто. Тома осторожно заглянул внутрь, боясь побеспокоить Аяку, и тут же остолбенел. Девушка сидела к нему спиной, немного вполоборота, расчесывая свои длинные волосы, которые струились по ее обнаженным плечам. Кимоно Аяки было опущено почти до поясницы, а в воздухе пахло ягодными благовониями. Тусклая свеча слабо освещала ее фигуру, проходя контуром по округлой груди, тонким изящным рукам, умиротворенному лицу, подчеркивая ее пухлые розовые губы. Она готовилась ко сну, растирая по всему телу питающее и смягчающее кожу масло. Парень только вчера забрал его из города у местного алхимика.

   Девушка обернулась в тот момент, когда Тома, сгорая от смущения, уже скрылся в коридоре. Его сердце стучало так громко, что он сам его слышал, а щеки пылали жарким огнем. Парень тяжело дышал, закрыв глаза и оперевшись спиной на стену. Из памяти еще не ушел ее нежный, притягательный образ. Томе безумно хотелось коснуться ее, сейчас быть рядом, а не скрываться, как вор, пойманный на краже. Ему стало душно и даже жарко. Тома закрыл лицо руками и медленно провел по нему ладонями, сделав три глубоких вдоха.

   Аяка бы ни за что не простила ему такой поступок.

   Как хорошо, что она его не увидела.

   И Тома корил себя за то, что не нашел в себе силы отвернуться сразу же, как увидел обнаженную Госпожу. Он должен был мгновенно уйти, не смея и думать об увиденном. Но, как бы не было стыдно это признавать, ему совершенно этого не хотелось. Управляющий не должен так поступать, только вот Томе уже казалось, что он переставал быть простым подчиненным.

   Парень поспешно ушел в свою комнату, до последнего представляя то, что увидел всего пару минут назад. Перебирал в голове каждый момент, когда Аяка улыбалась ему или крепко обнимала. Когда ее щеки краснели от случайных касаний или неожиданных подарков. Как она подолгу наблюдала за парнем, пока он убирался у нее в комнате, наивно полагая, что он этого не замечал. Но он видел и помнил все.

   Даже когда погас весь свет в поместье, Тома еще видел перед глазами почти потухшую свечу и, казалось, чувствовал совсем рядом с собой приятный аромат тех масел, которыми пользовалась его Госпожа.

***

   И снова Аяка исчезла из имения уже на несколько долгих часов. Она попросила Тому собрать ей корзинку с фруктами и шелковым платком, который она часто накидывала на себя в солнечную погоду, чтобы скрыться от жарких лучей. А после этого ушла к берегу моря. Парень в этот день был совсем загружен хозяйством. Везде была нужна его помощь. И на кухне, и во дворе, даже стража нашла, о чем его попросить. Он так забегался, что от усталости не чувствовал ног, а пришел в себя, только когда над островом вновь скопились тучи, сквозь которые уже совсем редко проглядывало солнце.

   Тома ожидал увидеть счастливую Аяку, отряхивающую по пути свое кимоно от песка, и с распахнутой корзинкой для пикника, с которой бы свисал кончик ее платка. Но девушки все не было видно, и пляж пустовал, будто бы девушка ушла и вовсе не на него. Тома не заметил, как сам начал волноваться. И нет, не потому что он боялся, что Аяка окажется в опасности. Он переживал, что пропустит ее возвращение с пляжа или не увидит улыбки девушки из-за внезапно начавшейся грозы. Вдруг она тоже ее не заметила, и ей будет негде укрыться от дождя?

   Плеснув в лицо холодной водой из колодца, Тома размял уставшую спину и собрался идти на пляж. На этот раз его уход заметил сам Аято, вышедший во двор подышать свежим воздухом и отвлечься от работы.

   — Идешь за ней? — этим вопросом он привлек внимание опечаленного отсутствием Аяки Томы и поманил его к себе жестом. Когда парень подошел к Главе клана, тот ему улыбнулся, хитро сощурив глаза. — У нее есть свое тайное место на берегу. Там вы вдвоем можете укрыться от дождя.

   — Вдвоем? Я хотел просто привести ее обратно, мы еще должны успеть до грозы, — Тома сразу же запротестовал тонкому намеку Аято, потому что не хотел, чтобы он начал в чем-то подозревать его.

   — Не хотел, — спокойно опроверг Глава клана и посмотрел на удивленного Тому так, будто видел насквозь все его мысли и все знал. — Я хорошо знаю свою сестру. И тебя. Останься с ней там, выйди из тени. Аяка этого очень ждет.

   Ответа попросту не нашлось. От удивления и сильного теплого чувства в груди Тома невольно улыбнулся Аято в ответ и в знак благодарности кивнул. Вся усталость будто бы разом улетучилась, и парень почти бегом поспешил на берег, мечтая только о том, чтобы увидеть Аяку и быть счастливым рядом с ней, а не в стороне.

   Он поскальзывался на каменной дорожке, чуть не падая, когда она все сильнее наклонялась вниз, пока вовсе не оборвалась, переходя в узкую тропинку. Ступив на горячий песок, Тома остановился, чтобы оглядеться. Вереницу следов девушки еще не успело смести ветром. Парень, теперь уже не торопясь, пошел вдоль берега, глубоко вдыхая морской воздух. Соленый бриз был еще совсем теплый, не смотря на то, что тучи все сильнее сгущались. И он шел так еще долго, пока не увидел вдалеке небольшой грот. Следы его вели прямо туда, но никаких звуков впереди он не слышал. Может, Аяка уснула? Или уже куда-то ушла?

   Непроизвольно Тома ускорил шаг, пока не увидел ее.

   И этот момент был подобен мгновению в лесу Тиндзю. Аяка сидела на мокром песке в одном только нижнем белье, а слабые волны, попадавшие в грот, омывали ее ноги до самых бедер. Волосы собраны в самый простой хвост, плечи расслаблены. Девушка смотрела куда-то в каменистый потолок ее тайного укрытия и вновь умиротворенно улыбалась, наслаждаясь теплым касанием морской воды и тишины в гроте. На этот раз парень нашел в себе смелось подойти ближе, чем привлек внимание девушки.

   — Тома? — ее голос был тихим от смущения, которое теперь всегда сопровождало девушку в его присутствии.

   — Прошу прощения, Госпожа Камисато, — Тома опустил взгляд и был готов отвернуться, сопротивляясь сильному желанию еще хотя бы на одно мгновение увидеть обнаженные изгибы такого манящего тела. В этот раз он не хотел вновь грубо поступить с девушкой, нагло подглядывая за ней. Да, он пришел забрать ее, хотел во что бы то ни стало быть рядом, но сделать это против ее воли просто бы не сумел.

   И мысли были только об одном: «Позволь мне остаться с тобой».

   Здесь, на берегу моря, в этот чарующий летний вечер. Под шум воды, прохладу надвигающейся грозы и вдалеке от всех.

   — Не уходи! — взволнованно воскликнула Аяка, останавливая Тому. Она опустила взгляд, а парень так старался поймать его вновь. — Останься. Я видела тебя. И в ту ночь тоже. Всегда видела.

   Сердце Томы пропустило удар. Его все-таки поймали. Прочитали, как раскрытую книгу. И вновь стало душно. Аяка была слишком красива, а ее тело осталось все таким же идеальным с того момента, как парень впервые увидел его. Теперь, после ее просьбы, он точно не посмеет уйти. И на этот раз всегда будет рядом.

   — Искупаешься со мной?

   Вопрос девушки звучал так невинно. Руки парня сами сразу же потянулись к куртке и сняли ее. Тома бросил верхнюю одежду на песок рядом с кимоно Аяки и нерешительно взялся за край майки. Он потупил взгляд, думая о том, что до этого момента никогда бы не позволил себе раздеться рядом со своей Госпожой. Но все же майка была снята и брошена рядом с курткой. Аяка на мгновение отвернулась, но затем украдкой смотрела на обнаженный торс Томы, не в силах скрыть свой интерес и восхищение. И, конечно же, он это прекрасно видел и чувствовал. И такая реакция очень ему льстила.

   Когда парень остался в одних льняных шортах, он снял свой головной убор, в смятении взлохматил волосы, а затем пошел к Аяке, которая, в свою очередь, уже почти зашла в воду, будто бы пытаясь прикрыться ей от Томы. Сердца у обоих выписывали в груди кульбиты, разливая по телу разгоряченную кровь. Руки парня подрагивали от волнения, когда он, под пристальным взглядом Госпожи, вошел в воду и поплыл к ней. Щеки опять залились краской, из-за чего Тома остановился, чтобы умыть лицо. Ему не верилось, что он сейчас плавает с Аякой, может сколько угодно любоваться ею, и его чувства не посчитают запретными. Вода приятно охлаждала, внушала спокойствие. Она так благотворно действовала и на Аяку, которая решила оплыть кругом Тому, пока тот умывался.

   — Рядом с тобой вода теплее, — она подплыла ближе, уже почти без смущения посмотрев в ярко-зеленые глаза Томы.

   — А с вами — холоднее, — парень посмеялся, решив тоже повторить за Аякой и переплыть за ее спину. Единственное, чего он еще не мог себе позволить, это перестать обращаться к девушке формально.

   Аяка посмеялась в ответ, обернувшись, а потом улыбнулась Томе уже совсем по-другому. Не просто счастливо, а… влюбленно? Парень был очарован этим до глубины души, будто бы все это время он ждал одного. Он подплыл ближе, так что даже почувствовал ее дыхание. И все смотрел в ее глаза: такие искренние, милые, просто прелестные. Не обычные голубые, а серебристые, как крио стихия девушки. Она неуверенно потянулась к нему, а Тома, сразу же поняв смысл этого жеста, опередил ее и первым коснулся губ девушки. Осторожно, будто с опаской, он поцеловал ее. Совсем невесомо, даже не думая о чем-то большем, но отстраниться полностью не смог. Уже не дожидаясь ответной реакции от Аяки, Тома сдался, прильнув к давно желанным губам, вкус которых он представлял каждую ночь. И девушка ответила на его поцелуй, положив на горячие широкие плечи свои прохладные руки. Останавливаться не хотелось никому из них, будто бы этот момент был и останется единственным в их жизни.

   Тома нежно опустил свои руки на ее талию, придерживая девушку. Брызги волн иногда попадали им в лицо, и держаться на воде уже было сложно. Только из-за этого они остановились, нехотя отстранившись друг от друга.

   — Думаю, на берегу будет удобнее…

   Аяка и сама не ожидала от себя такой решительности, удивив этим Тому. Тот только улыбнулся, а потом, совсем расслабившись в компании девушки, рукой зачерпнул воду и обрызгал свою Госпожу, намочив ее волосы, которые до этого оставались наполовину сухими. Он рассмеялся, уклонившись от ответного водного удара со стороны Аяки, и поплыл к берегу. И даже там они продолжали дурачиться, убегая друг от друга, обливаясь и веселясь. В один момент Тома просто крепко обнял девушку за талию, прижав к себе. Она была холодной, как ледышка, в то время как его тело только становилось горячее. Госпожа Камисато начала сопротивляться, еще думая о том, как бы в шутку отомстить совсем обнаглевшему парню, но он уже не отпускал ее. Тома уткнулся носом в ее макушку, растрепав мокрые соленые волосы, которые даже от морской воды не потеряли свою шелковистость и запах зимней свежести. И только когда девушка успокоилась, парень наконец поставил ее обратно на песок, оставив невинный поцелуй на ее щеке. А потом на шее, плече, лопатке…

   Он опустился на колени, держа Аяку за руку, и с придыханием любуясь ее стройным телом. Тома поймал себя на мысли, что нижнее белье девушки начинало его раздражать, ведь скрывало за собой всю оставшуюся естественную красоту. Парень посмотрел на смущенное лицо Аяки, которая даже не успела понять, почему их забавы так резко прекратились. От неожиданности она шагнула назад, но руку убирать не спешила, будто бы не решив, хотела ли она продолжать.

   — Вы позволите? — обращение к девушке снова стало формальным, ведь сейчас он посягал на неприкосновенность своей Госпожи.

   Аяка кротко кивнула, а ее щеки опять покраснели, будто бы пару минут назад между ними ничего не было. Или же она уже представляла, что могло ждать их дальше? Тома поднялся с колен, подхватив девушку с ее немого разрешения на руки, и на ходу с жаром поцеловал, искренне стараясь сдерживать себя и оставаться максимально нежным. Будто бы боясь, что Аяка может попросту обжечься его пылкостью.

   Он положил ее на импровизированную подстилку из шелкового платка, небрежно отодвинув в сторону корзинку с последними дольками дыни внутри, а затем навис над девушкой, нетерпеливо проглотив ком в горле. Аяка была слишком прекрасна, особенно такая смущенная, с растрепанными волосами, выбившимися из распустившегося хвоста. Она неуверенно коснулась кончиками пальцев груди парня, и тот сразу же прижал ее руку к себе, наклонившись ближе и увлекая в очередной долгий поцелуй. Мокрые от морской воды шорты прилипли к телу и уже становились тесными. В своих самых потаенных снах Тома мечтал об этом моменте, не подозревая о том, что Аяка мечтала о том же.

   Девушка уже более смело приобняла парня за шею, притягивая максимально близко к себе. Любое его касание горячило ее, отзывалось на коже приятным до дрожи покалыванием, отчего хотелось большего. Пламя Томы передавалось и ей, будто бы они разделили один пиро Глаз Бога на двоих, и сейчас горели одним огнем. Парень все никак не мог окончательно насладиться сладостью губ девушки. Конечно, на самом деле они были совершенно обычными, но для Томы все ощущения были другими. Он с уверенностью мог различить и ее крио морозец, который проходил по всему телу, и легкий привкус вишневого бальзама, от которого сейчас губы девушки были невероятно нежными. Он чувствовал аромат сакуры, исходящий от девушки. Запах ее самых любимых цветов.

   Тома позволил себе положить одну руку на округлую грудь девушки, а второй все также упирался в песок, почти не разрывая поцелуй с девушкой, давая им обоим только пару секунд на передышки. Аяка и сама с жадностью прижималась к его губам, выражая недовольство каждый раз, когда приходилось отстраняться. На смелое действие Томы девушка вздрогнула, словно не ожидая этого. Он сразу же почувствовал, как затвердели ее соски от холодной мокрой ткани и постепенно нарастающего возбуждения. Начав поглаживать грудь Аяки, Тома сдавленно вздохнул, когда девушка обняла его поясницу ногами, на мгновение прижавшись к напряженному паху. Тонкая ткань бюстгальтера после такого ощущения резко взбесила, и парень одним движением снял его с манящего тела, отбросив куда-то на песок. Аяка инстинктивно прикрыла рукой оголившуюся грудь, но Тома медленно опустил ее руки, с придыханием сказав:

   — Вам нечего стесняться, Госпожа.

   От такого одновременно ласкового и уважительного обращения к себе Аяка таяла, уже почти нисколько не сомневаясь в своем желании полностью отдаться Томе. По всему ее телу мощными волнами расходилось тепло, а кожа покрылась мурашками, стоило парню только прильнуть к груди. Чувствительные до предела соски сразу же заныли от горячих и до звездочек в глазах приятных ласк. Тома был так аккуратен, что ни разу ни коснулся зубами нежной кожи Аяки. Покрывая мелкими поцелуями одну грудь, вторую он плавно массировал рукой, слабо надавливая и сжимая. Сквозь сомкнутые губы девушка тихо застонала, зажмурившись от удовольствия. В низу живота все ныло, тело уже было готово умолять о большем. С новым сдавленным вздохом девушка положила свою руку на голову Томы, сжав его волосы. В своих мыслях она умоляла его не останавливаться, ведь ей впервые было так хорошо с мужчиной.

   Парень еще мог долго не отрываться от груди Аяки, но и для него ожидание было сладкой мукой. Поцелуи он постепенно перенес на живот девушки, аккуратно руками убрав со своей поясницы ее ноги. Он отстранился от тела Аяки, придерживая ее за бедра. Теперь ей было прекрасно видно, насколько сильно в этот момент он ее хотел. Тонкая ткань натянулась на стоящем члене и невероятно мешала. Тома сжал губы и поднялся, чтобы снять с себя шорты, полностью оголяясь перед девушкой. Аяка уже приподнялась на локтях, стыдливо сведя колени вместе. Ее смущение вновь не понравилось Томе. Он хотел, чтобы рядом с ним его Госпожа наконец расслабилась, а не боялась. Поэтому, сев к ней обратно, он начал целовать ее колени, поглаживая при этом наружную сторону бедер, медленно, чтобы как можно меньше смущать, стягивая вниз мокрую ткань. Ему казалось не честным то, что только он был полностью раздет, ведь по его мнению Аяка была прекрасна везде, и любое ее стеснение было абсолютно лишним и неестественным.

   Смотря прямо в серебристые глаза девушки, Тома дождался, пока она еще немного расслабится и позволит до конца снять с нее нижнее белье и наконец развести колени в стороны. Долго ожидать не пришлось. Аяка полностью доверилась ему, зажмурившись только от смущения, а не от страха или неуверенности. Тома ласково гладил ее ноги, оставляя жаркие поцелуи на внутренней стороне бедер, опускаясь все ближе к ее лону.

   — Подожди, не стоит, — резко прервала его, попытавшись снова свести колени вместе, но Тома остановил ее. Теперь и его взгляд пылал от любви.

   — Сейчас я больше всего хочу доставить удовольствие вам одной, Госпожа Камисато, — его томный, приглушенный баритон ласкал слух, успокаивал, так что Аяка мгновенно сдалась, на этот раз без тени сомнения отдавая себя всю в руки Томы. — Не сводите с меня взгляд.

   Парень трепетно опустился к клитору девушки, обхватив его губами и начав круговыми движениями ласкать его языком. Как коту, ему хотелось мурчать от удовольствия, когда с губ девушки сорвался первый громкий и звучный стон. Аяка уже сильно возбудилась и намокла, только заставляя тем самым мечтать парня наконец войти в нее. Он то напрягал язык, то расслаблял его, иногда посасывая клитор, создавая вакуум, от которого ноги девушки мгновенно начинали подрагивать, словно она была совсем близка к оргазму. Как бы Аяка ни старалась себя сдерживать, стоны уже сами собой лились наружу, лаская слух Томы. Он сильнее сжал бедра девушки, перейдя с клитора ниже, ко входу во влагалище, и начал проникать в него языком, ощущая, как сильно сжимаются его стенки от каждого движения. Чтобы усилить удовольствие девушки, он отпустил одно ее бедро и пальцами начал массировать клитор. Уже не так нежно, более напряженно, быстро, до судорог в ногах и бесстыдных громких стонов ублажая девушку до самого пика. И когда Аяка вся напряглась, схватившись руками за измятый шелковый платок, Тома резко отстранился.

   — Нет, пожалуйста… Т-тома, не останавливайся, — девушка жалобно и разочарованно пролепетала на вздохе, умоляюще смотря на парня, который по-лисьи ухмылялся, позволив себе не сдерживаться.

   — Не волнуйся, милая, — он уже давно мечтал так обратиться к девушке, порядком устав от слова «Госпожа», хотя оно, без сомнения, звучало очень соблазнительно. Тома закинул ее ноги к себе на поясницу, прислонившись горячим членом к лону. — Я не позволю тебе остаться ни с чем, — после этого он начал медленно входить, с облегчением и наслаждением одновременно на вздохе простонав от узости Аяки, пока не проник в нее до упора, давая себе отдышаться.

   Начав с медленного темпа, Тома наклонился к девушке, завлекая в очередной долгий и чувственный поцелуй. Внутри нее было слишком хорошо. Так хорошо, как он и не мог себе представить. Все его мечты и сны меркли рядом с реальностью, в которой они сейчас находились. В одном ритме он ускорялся, полностью выходя, и вновь до конца входя в Аяку, пока та выгибалась под ним, сама подаваясь бедрами навстречу. От вида раскрасневшейся и полностью раскрепощенной девушки у Томы захватывало дух. Она так сладко и звучно стонала, шепча его имя, что у парня почти снесло крышу. Он стал с жадностью толкаться в нее, упиваясь каждой волной удовольствия, когда ее мышцы сжимались вокруг его члена. Выйдя на один ритм, они почти слились воедино, не замечая даже того, как над морем начался дождь. Они слышали только друг друга: биение сердца, пошлые шлепки разгоряченных тел и имена друг друга, произнесенные сквозь стоны.

   Аяка выгнулась, перестав подаваться навстречу Томе. Тугой комок, собравшийся в низу живота, с судорогой норовил вот-вот распуститься по всему телу. Из ее уст вырвался протяжный стон. Сладостный и долгожданный оргазм пронизывал все тело. Парень не выдержал пульсации влагалища девушки и был готов кончить следом, выйдя из нее за пару секунд до того, как его накрыл ярчайший в его жизни оргазм. От резкого спада напряжения в глазах потемнело, так что Тома зажмурился, а затем блаженно практически рухнул рядом с Аякой, которая часто дышала, наслаждаясь каждой секундой их одновременного финала.

   Дождь между тем становился все сильнее, а от разгоряченных тел, казалось, исходил пар. Оба просто не верили в то, что сейчас произошло, постепенно приходя в себя. Руки влюбленных коснулись друг друга. Пальцы крепко сплелись, и отпускать уже не хотелось никогда в жизни. Им не нужно было ничего говорить, потому что все и так было ясно. Еще давно.

   И мысли звучали в унисон: «Я люблю тебя».