Но Бог препятствовал тому, чтобы Он сказал: «Побейте её», ибо Он пришёл не потерять, что нашёл, но взыскать, что потеряно. Что же ответил? Смотри, сколь праведен, сколь кроток, сколь истинен Его ответ! Кто из вас без греха, первый брось на неё камень… Это — глас правды. И пусть грешник будет наказан, но не грешниками. Пусть закон будет исполнен, но не преступающими закон.
— толкование Евангелие от Иоанна, Глава 8, стих 7
Звук шагов двух мужчин разносился эхом по коридору. Здесь было непривычно темно и тихо: стоило солнцу взойти из-за линии горизонта, в каждом уголке Цитадели начинала раздаваться знакомая каждому бессмертному какофония, сплетающаяся из мелодии стука каблуков, шелеста крыльев, тихого бормотания отчётов. От отсутствия аккомпанемента было не по себе даже самым уважаемым и опытным сотрудникам небесной канцелярии. Впрочем, не стоило сомневаться, даже самим себе они в этом не признались бы никогда.
Опыт многих лунных веков за плечами подсказывал, как простую истину — слабость, даже самая малейшая, могла стать билетом в один конец. Вниз с небесного Олимпа, как и подтверждал сегодняшний повод задержаться в Цитадели после заката.
Когда один из мужчин заметил, что прилично обогнал своего спутника, то резко обернулся, хмурясь.
— Мы можем ускориться?
Его статная, рослая фигура, обёрнутая в кафтан цвета сырого мяса, буквально полыхала беспокойством, нервозностью. Не нужно было снимать эти богатые ткани, чтобы видеть, как под кожей ходят ходуном напряжённые мышцы. Бесцветные, длинные пряди волос были зализаны назад, прежде аккуратно подстриженная бородка на подбородке казалась в лунном свете помятой и сбившейся колтуном. Глаза цвета сирени, обычно завораживающие необычным оттенком, сейчас создавали сходство могучего бессмертного с испуганным хорьком.
И даже тяжёлые, золотые крылья за спиной ангела не спасали.
Его собеседник ответил более расслабленно: он показательно не сменил скорость шага.
— Без нас не начнут, Торендо, — раздался мелодичный смешок. — А без подсудимого и подавно.
Торендо так крепко сжал челюсти, что на скулах заходили желваки. Второй бессмертный, нарочно замедлив шаг, прошёл как раз мимо окна. Его невысокая и тонкая фигура резко контрастировала с огромной тенью — в отличии от Торендо, у этого ангела вместо привычных двух за спиной находилось четыре крыла.
Лунный свет словно был влюблён в этого бессмертного, подсвечивая обманчиво юное, миловидное лицо с андрогинными чертами, путаясь в длинных, серебряных волосах, красиво заплетённых у висков, вылизывая каждое золотое пёрышко. Поправив белое жабо на шее, почти не выделяющееся на фоне такой же светлой мантии с золотой окантовкой, ангел тихо произнес:
— Ты же не думаешь, что я как-то тяну время? Моё слово, как мне казалось, за лунные века службы на благо Шепфа успело доказать свой вес и верность. Или я ошибаюсь?
Взгляд серых, почти прозрачных глаз выдавал за обманчивой молодостью стальную, закалённую и непоколебимую уверенность в своей правоте. И был лишь один шанс сладить с таким взглядом верховного советника, хранителя небесного порядка — принять все его слова на веру. И Торендо это знал.
Несмотря на то, что он возвышался на две головы над мужчиной, ангел прикусил язык и склонился.
— Разумеется, я и не помышлял о подобном, Эрагон. Искренне извиняюсь, должно быть мне не удаётся избавиться от волнения насколько же просто, как обычно. Сам не знаю, от чего, — он фальшиво вскинул уголки губ, выпрямляясь.
Большие крылья верховного советника хлопнули пару раз за спиной, давая понять, что буря отступила. Взор его отвёлся в сторону от подчинённого, стал тусклее. В тоне мелькнула скука:
— Тебе не о чем беспокоиться. Этот суд — чистая формальность.
— Верно, но мне пока так и не удалось получить копию предварительного решения.
Торендо, как и всегда, когда испытывал недовольство, заскрипел зубами. Нижняя челюсть его заходила из стороны в сторону, и бесцветная бородка стала выглядеть ещё менее ухоженно. Эрагон, сворачивая из этого коридора в другой, меньше и темнее, пожал плечами.
— Потому что решение ещё не задокументировано. Выбранный судья попросил у меня разрешение оформить итог согласно протоколу во время заседания.
— Неужели? — серафим нахмурился. — Кому-то явно не на что коротать столь красивую ночь, — двигаясь вдоль тёмной стены, Торендо наконец нащупал энергетический импульс в пространстве, и мягко сплёлся с ним своим, воздействуя на форму и открывая в каменной кладке скрытый проход.
В мрачном, узком коридоре вспыхнули зеленоватые свечи, и мужчины зашли, спускаясь по винтовой лестнице. Запах сырости ударил в нос, вынуждая морщиться, откуда-то снизу долетали порывы холодного ветра. Торендо шёл впереди, лёгкие шаги Эрагона же раздавались позади его головы тихим эхом, щекоча нервы. Мужчина несколько раз отводил золотое крыло назад, давая возможность верховному советнику оказаться впереди, но тот как бы случайно замедлял шаг, оставаясь позади соратника. Угнетаемый своим положением, Торендо возобновил диалог:
— Кого Шепфа пожелал назначить на этот суд? Или в этот раз ты не обращался к Нему? — он полуобернулся как раз вовремя, чтобы заметить, как тёмные брови Эрагона изогнулись, выдавая недовольство. — Последние несколько разбирательств мы ведь на Совете не касались темы обращения через Книгу таинств, вот я и…
— Я понимаю, к чему ты клонишь. И мне это не нравится, — ангел добавил бескомпромиссно и глухо. — Если так хочешь знать, я избрал кандидатуру судьи сам, получив одобрение Шепфа.
Торендо остановился, быстро обернувшись. Сейчас, благодаря ступеням лестницы, разделяющим их, Эрагон взирал на серафима откуда-то свысока, спокойно и высокомерно, как солнце, осознающее, что оно светило, светит и будет светить столько, сколько ему будет угодно. Мужчина перед ним, тоном извивающимся, будто уж, объяснился:
— Ничто не приносит мне больше радости, чем знать, что ты приложил свою руку к этому суду, — когда Торендо подхватил его ладонь, Эрагон хищно дёрнул носом, но не вырвал из чужой хватки тонкие пальцы. — Всё это так глупо. Эти разбирательства… Такая мелочь создала столько шума.
Растянув губы в едкой усмешке, мужчина потянулся было ртом к чужим костяшкам, без слов вымаливая прощение, но Эрагон резко вырвал руку, хлопнув четырьмя крыльями.
— Хватит пресмыкаться, — Торендо выпрямился, не скрывая суровости на лице за фальшивой улыбкой. — Я и так нарушаю протокол, знаешь ли, пуская тебя сюда. И всё ещё в твоих глазах столь великое зло, что посмел назначить суд над твоим протеже?
Торендо раздул ноздри. Было заметно, как его хлипкая маска уверенности буквально тает на глазах по мере спуска в глубины Цитадели, приближая серафима к объекту его нездорового интереса. Мужчина провёл пятернёй по своим зализанным волосам, между его пальцев они напоминали тонкие нити паутины.
— Меня тревожит то, что Фенцио оказался за решёткой по паре слов какой-то… — он показательно поморщился, — вшивой непризнанной.
— Ангел Ребекка более не непризнанная, — больше из педантичности, чем желая защитить, поправил Эрагон.
— Бывшая смертная, её природу не изменит ни одна из следующих пар крыльев, — фыркнул Торендо, протестуя.
Верховный советник, вздохнув с едва заметным бессилием, опустился по лестнице, становясь ближе к соратнику. Сейчас между ними сквозил холод гораздо более ощутимый, чем в этом неприятном коридоре, однако за несколько лунных веков, как и всякие существа, способные к коммуникации, они не могли не привыкнуть к, пожалуй, достаточно раздражающим чертам друг друга. Эрагон мягко добавил:
— И она не сказала пару слов. А принесла связку любовных писем от престола Фенцио, которые были ей направлены до выбора ангельской стороны. Это нарушение закона Равновесия. И то, что это дошло до общественности, не играет нам на руку, — мужчина прошёл вперёд, как бы уступая Торендо, и обернулся на него с более низшей ступени. — Показательное покаяние пойдёт Фенцио на пользу. Приструнит его. Ты ведь давно не довольствовался им вне службы?
Встрепенув золотые перья, Торендо принял такой вектор разговора, шагая за Эрагоном следом. Оказавшись позади, глядя на чужой затылок, увенчанный маленькими косичками из волнистых волос, мужчина снова наполнялся уверенностью, о чём свидетельствовали ядовитые нотки в голосе.
— Да, он явно вкусил своё новое звание в полной мере. Не скажу, что незаслуженно, однако… — ледяное бешенство вырвалось рычанием. — Уж опускаться до непризнанных точно перебор, — не услышав в ответ ничего, спустя несколько шагов вниз серафим снова заговорил. — Ты так и не сказал, кого назначил судьёй. Микаэля? — Эрагон мотнул головой. — Ах да, ты же раззевался на его последних делах, даже пришлось судебные зарисовки изымать, чтобы жители столицы не любовались твоими гландами.
Эрагон фыркнул, не принимая колкость близко к сердцу.
— Он даже кашлял с одинаковым интервалом перед каждым оглашением приговора. Ты побывал на судах во много раз меньше меня, так что не смей осуждать.
— И в мыслях не было! — Торендо хохотнул.
Они спустились с лестницы и теперь следовали по длинному коридору, почти прижимаясь друг к другу. Не знай Торендо верховного советника невесть сколько, уж точно узрел бы в их положении что-то интимное, но мысли его крутились сейчас исключительно вокруг будущего суда.
— Всё же, кого сегодня ожидать в судейском кресле? Ты буквально вынуждаешь меня угадывать.
— Почему бы не довольствоваться сюрпризом? — безразлично отозвался Эрагон.
— Ты же знаешь, как я их ненавижу. Вне зависимости от степени приятности.
Верховный советник пожал плечами, как бы выражая незаинтересованность в предыстории столь странного предпочтения.
— Как угодно. Судьёй будет архангел Гавриил, если тебе так интересно, — Эрагон поморщился, махнув рукой вверх.
Потолок, прежде создающий иллюзию бескрайней темноты, схожий с ночным небом, вспыхнул разноцветными огнями на мгновение, прежде чем пламя свечей снова стало отдавать болотным оттенком, точно поощряя исходящий от стен аромат застоявшейся влаги и плесени. Было множество амулетов, способных лишь по одному желанию Совета превратить подвальные помещения в нечто куда более приемлемое, но для местных заключённых это было бы слишком милосердно. К тому же, как отмечали некоторые, с учётом того, что после вынесения приговора многих осуждённых ждала ссылка в адские тюрьмы, условия содержания в Цитадели можно было бы счесть начальным периодом адаптации.
— Гавриил? — Торендо взмахнул крылом, переспрашивая нервно. — Скажи, что ты пошутил.
— Снова недоволен? — глаза Эрагона скрылись под опустившимися веками.
— Ты предложил кандидатуру едва оперившимуся после школы мальчишке сразу судить престола. Чем я могу быть доволен?
— Архангел Гавриил имеет нестандартный взгляд на многие вещи. Этим… он вызывает во мне любопытство. А дело Фенцио достаточно посредственное, как кажется со стороны, — верховный советник улыбнулся. — Каждый судья хочет, чтобы его первое дело стало выдающимся. Вот пусть и покажет, на что способен.
— И для этих экспериментов не нашлось никого лучше?
Эрагон приложил палец ко рту, призывая к молчанию, и серафим еле сдержался от животного, злого порыва податься вперёд и укусить его губы, разодрать нежную кожу, окрасить белое лицо алым цветом. В этом не было никакой страсти, только неозвученная жажда власти, желание подмять под себя, прогнуть, заставить с собой считаться. В голове загудело: мужчины слишком долго глядели друг другу в глаза и всякий раз, когда их энергии соприкасались, Торендо чувствовал, как его эгоистичные мысли всплывают на поверхность. Но верховный советник никак не обозначал своё отношение к чужим помыслам.
Казалось, чужая беспомощность забавляет его.
Они двинулись дальше, поворот за поворотом гнетущее молчание рассеивались, сменялось скорее острым недовольством. Торендо знал — на Эрагона злиться бесполезно, сложно было винить главного серафима в том, что он действует в своих эгоистичных целях. Зато он мог быть недоволен своим подопечным, а в данный момент Фенцио раздражал его буквально до зубного скрежета.
Ангелы дошли до тяжёлой двери, Торендо снова потянул её на себя телекинетически. Приглушённый шёпот, похожий на шипение, сразу инстинктивно заставил серафима затихнуть, дабы расслышать чужую речь. Но это было бесполезно: из двери вырвалось маленькое, вопящее тельце, покрытое перьями.
— Дьявол! — Торендо отшатнулся от белого ворона, пока тот, описав вокруг них круг, не приземлился на плечо Эрагона, возмущённо каркая.
Уставившись на своего хозяина тремя красными, пытливыми глазками, ворон что-то закурлыкал ему на ухо. Эрагон хмыкнул.
— Амикусу не нравится, что ты поминаешь Сатану в его присутствии.
— А мне не нравится, что он вопит, стоит меня увидеть, — Торендо снова кивнул на дверь, поторапливая.
Они вошли в не самую маленькую, однако малокомфортную комнату, половина которой была разделена толстыми прутьями решётки. Торендо, признаться, от этого ощутил злорадство, но насладиться этим, вкусив колебания мятной энергии, не смог. Перед тюремной камерой уже кто-то стоял.
К нему и Эрагону обернулись двое: в морщинистом, блаженном лице узнался серафим Кроули, а подле него у стены стоял молодой демон, скрестив руки на груди враждебно. Его синие глазищи впились в вошедших, и он хлопнул в раздражении чёрными крыльями. «Старик здесь. Ещё и притащил сюда адское отродье, совсем крыша в этой школе поехала…» — Торендо скосил глаза на Эрагона, ни капли не удивлённого такими гостями у заключённого. Значит, сам разрешил.
Как бы не хотелось сохранить ледяное безразличие, взор сам против воли скользнул за спины названных гостей, туда, откуда через прутья на Торендо уставился голубыми, замутнёнными мыслями омутами молодой ангел. В потёмках было плохо видно, что общие черты угадывались даже издалека: синяки под глазами, бледная кожа, растрёпанные белые волосы. Золотые крылья поникли, их Фенцио прижимал ближе к спине, будто пряча.
Они могли бы с Торендо сойти за родственников, если бы не крупные, острые черты лица престола, выдающие прорывающийся через природу бессмертных возраст куда более солидный, чем у выпускника школы. Фенцио сморгнул какие-то тяжёлые думы и отвёл взгляд в сторону.
Кроули расплылся в улыбке.
— Верховный советник, как отрадно вас встретить до суда. Мы вас не ожидали, — он взял протянутую ручку, по-отечески сжимая её своими морщинистыми пальцами. — И вас, серафим Торендо. Сегодня эта камера прямо заполнена образцовыми бессмертными.
Демон стоящий подле дёрнул носом, будто сдержал фырканье. Эрагон заметил и, словно нарочно, медленно протянул ему ладонь тоже.
— Хотел узнать, завершили ли вы со своим… спутником беседу с подсудимым, — молодой мужчина, даже если и счёл жест наглым, не возразил, подхватив пальцы Эрагона и прижимаясь к ним губами. — Престол Фенцио удостоился аудиенции со своим покровителем.
— О, разумеется, не смеем более вас задерживать. Кстати, совсем забыл представить: учитель Геральд, недавно повысил свою квалификацию. Решил, что будет сподручнее присутствовать на официальном заседании с кем-то покрепче, чем ангел Мисселина, — демон поклонился членам совета, а затем несдержанно усмехнулся.
— Ангел Мисселина поспорила бы с данным утверждением.
Амикус на плече Эрагона каркнул, точно подгоняя всех. «Ворон вылетел отсюда… Значит ли это, что пока Эрагон меня провожал, его фамильяр привел Кроули и его ручную псину сюда окольным путём? Верховный советник удовлетворил просьбы посетить подсудимого нас обоих… Что ж, пусть даст старику почувствовать немного власти. Должно быть, всегда приятно поглядеть на то, как кто-то, беспрепятственно взлетающий вверх, внезапно камнем падает вниз с большой высоты. К тому же, из-за их обожаемой непризнанной… Что за пакость», — Торендо до сих пор не проронил ни слова, но один только взмах его крыльев выдал нетерпение.
Кроули удалился вместе с Эрагоном, демон же задержался ненадолго. Торендо прищурился: лицо этого Геральда было ему смутно знакомо, но где именно они могли пересечься, в голову не приходило. Брюнет окинул серафима слишком наглым и неприязненным для его положения взглядом, кинув через плечо заключённому:
— Не оступись.
Фенцио не ответил, однако немного приосанился. Золотое оперение поднялось, вспыхнуло зарницей за плечами, когда за демоном захлопнулась дверь. Торендо прикрыл глаза, втянув шумно воздух через узкие ноздри, однако тут же поморщился.
Мятный запах чужой энергии был совсем приглушён, почти не ощущался. «Вот как, пытаешься слиться со стенкой?» — едкая фраза крутилась на языке, царапала нежную кожу подобно бритве, принося дискомфорт. Но серафим сдержался, губы растянулись в холодной усмешке.
— Вот и ты. Я ведь обещал, что мы поговорим, когда ты успокоишься, — Торендо с неприязнью провёл пальцами по прутьям решётки, разделяющим его с престолом. — Хотя не предполагал, что это случится в таких обстоятельствах. Меня уведомили, что ты проигнорировал моё предложение перевести тебя в камеру… более соответствующему твоему статусу, — несмотря на раздражение, мужчина заулыбался ярче. — Полагаю, из-за этого я о тебе и пекусь. Ты не перестаёшь меня удивлять, Фенцио. Хотя причина всего этого цирка… Уж поверь, меня не радует.
Престол отвернул лицо от своего посетителя. Торендо брезгливо поморщился: в таком свете на достаточно миловидное лицо ложились глубокие тени, они впивались в светлую кожу, складываясь в подобие морщин. Фенцио не проронил ни звука, превратившись в статую самого себя.
— Молчишь, — от чужого шипения золотые крылья за спиной запертого ангела дрогнули. — Что ж, молчи, раз нечего сказать. Может, и к лучшему, оправдания меня мало волнуют, — Торендо хмыкнул, он провёл пальцами в воздухе, как бы касаясь кончиками пальцев чужих, спутанных волос. — Вот как мы поступим… Мы оба погорячились в нашу последнюю встречу. Это вылилось в то, что вылилось. Тебе захотелось почувствовать всю мощь своего статуса, взять под крыло подающую надежды непризнанную… — серафима едва не перекосило от этих слов, но он сдержался. — Пусть. Я тебя прощаю, Фенцио.
Престол медленно перевёл потухший взгляд на Торендо. Советник пусть не двинул и бровью, но крылья, хлопнувшие за спиной, выдали его истинное отношение. Он просунул руку в камеру.
— Этот суд — пустая формальность. И моя вина, как твоего покровителя, в том, что ты так оступился, разумеется, есть. Однако, всё поправимо, — он повёл пальцами в воздухе, подзывая ангела к себе, как собачонку. — На суде просто отрицай всё, что тебе вменяют. Дескать, письма были не более, чем проверкой. Эта девка всё-таки пытается пробиться в Цитадель, пусть и на нижайшую ступень, скандал ей на руку. Ты выглядишь как злостный нарушитель, она — святая последовательница воли Шепфа. Мотив такой: мы сделали выводы об её отношении к закону Равновесия, что являлось частью испытания для приёма на службу, — престол оставался на месте, и Торендо повторил свой подзывающий жест более нервно. — А на всё, что касается эмоций, чувств — отрицай. Ничего не было, ты к ней ничего не питал, кроме чувства долга перед Цитаделью. Ты меня услышал?
Прошла, казалось, целая вечность, прежде чем Фенцио кивнул. Ровно когда ладонь серафима сжалась в кулак, что-то стискивая телекинетически из чужих внутренних органов. Престол нахмурился, но стиснул зубы, не выдавая ни звука боли. Вспышка гнева серафима, впрочем, быстро отступила, он ослабил воздействие, и с губ Фенцио сорвался громкий вздох. Торендо довольно улыбнулся.
— Молодец. Ты сделаешь, как тебе велено?
Престол поднял глаза. Что-то неожиданно сверкнуло в них, как будто волна поднялась откуда-то из глубин его души. Ангел тихо спросил:
— А если не сделаю?.. — и добавил хрипло. — Убьёшь меня?
Торендо прищурился, фальшиво прижав в жеманном жесте пальцы к груди, словно произнесённые слова оскорбили его.
— Фенцио… Откуда в тебе эта злопамятность? Никак не оправишься от нашей предыдущей ссоры? — он обманчиво ласково протянул руку снова. — Я тогда вспылил в сердцах. Как я могу осознанно причинить тебе вред?
В этот раз его не подозвали. Стиснув пальцы, словно сжав невидимую удавку, Торендо потянул их резко на себя. Ангела незримая сила оторвала от стены и вбила его тело в прутья, лишь крылья могли трепыхаться. Фенцио врезался головой в решётку, взгляд от боли стал диким, рассредоточенным. Он было отшатнулся, но бесполезно: пальцы серафима скользнули к затылку, намотали на себя пряди волос и с усилием потянули. Престол отчего-то вскинул глаза, однако ему не позволили уставиться в чужое лицо. Торендо уткнул его носом себе в шею, усмехаясь, чувствуя, как ангел трепыхается, без возможности выбраться. Со стороны это можно было принять за трогательные объятия, ведь агоничная дрожь Фенцио ощущалась только кожей.
— Наоборот… Я спасу тебя от собственной глупости, даже если ты этого не захочешь, — прикрыв глаза, серафим довольно потерся подбородоком о чужую макушку. — Конечно, можешь противиться. Можешь наговорить на суде всё, что тебе угодно. Но мы оба знаем, Фенцио, ты умный мальчик, — престол гортанно выдохнул в чужую шею, когда острые ногти Торендо оцарапали его скальп. — И ты понимаешь, что я всё равно добьюсь того, что ты останешься здесь, при мне. Можешь попробовать иначе, но интрижка с непризнанной… Слабоватый бунт. Проявляй характер, но знай… Что в таком случае тебя будет ждать более суровое наказание. Только и всего. Я не лишаю тебя выбора… Прими лишь то, что всё предрешено.
Запах мяты окутал Торендо, он был таким морозным, что почти вызывал резь в носу, но серафим не отодвигался. Он ощущал, как Фенцио дрожит от ненависти, вся его энергия выдавала отчаяние. Престол по прежнему молчал, и Торендо это ненавидел настолько же сильно, насколько и любил. По-своему: неправильно, поломано, извращённо.
Насладившись вдоволь этим моментом, советник подхватил лицо ангела под челюстью, огладил с непонятной даже ему нежностью искаженные болью черты. Фенцио пытался отодвинуться, но его сжимали за ворот рубахи. Даже не энергетически: после случившейся встряски он был слабее котёнка.
— Забавно всё же. Так сильно меня ненавидишь… Хоть бы на грамм попытался сымитировать то, что ты выдумал к этой своей непризнанной.
— Я не выдумал… — прошелестел Фенцио, морщась, когда палец прошёл по его губам, попытался отвернуться.
— Конечно, выдумал. Я тебя знаю, Фенцио. Ты любить не способен, — Торендо с усмешкой подался ближе, но тут замер: за дверью послышался стук, раз пришли охранники, то время, отведённое ему Эрагоном, подошло к концу. — Суд уже скоро, подготовься. Если будешь в состоянии после наказания… Предлагаю на пару дней покинуть Столицу. Ты как будто… Постарел тут, — серафим потёр пальцем грязь на скуле Фенцио. — Свежий воздух пойдет тебе на пользу.
Он отпустил одежду ангела: престол отшатнулся к стене, тяжёло дыша. Из горла его вырывалось что-то шипящее, сиплое, похожее на свист. Но Фенцио, сжав ладонью горло и закрыв глаза, словно мысленно что-то произнёс, и затруднённость дыхания пропала. Торендо подмигнул на прощание, точно у них была дружеская беседа, и последовал к выходу в гораздо более приподнятом настроении.
Серафим сам не знал, от чего предчувствие так разволновало его. Вот же она, правда: всё в его руках, не существовало того возможного исхода, который оставил бы его в проигрыше. От этих мыслей Торендо захлопал при ходьбе крыльями, сам не замечая, как ярко улыбается. Он спохватился лишь на выходе из вереницы коридоров темницы. Серафим повёл носом воздух: шлейф чужих энергий, двух ангельских и демонической, давал понять, что Эрагон с Кроули покинули это место, направившись в зал для заседаний. Не став затягивать, Торендо поспешил туда же.
Помещение ещё оставалось полупустым. Они решили обосноваться в среднем судебном зале: для не умаления статуса обвиняемого и при этом ограниченного круга лиц. Немногочисленные бессмертные, явившиеся на суд посреди ночи, нервно кланялись, расступаясь перед Торендо, но он и не вслушивался в их бессвязные бормотания. Эти низшие чиновники, не имевшие никакого фактического веса, могли только сотрясать воздух со зрительских мест, а значит и толку с ними беседовать было никакого. Взгляд серафима скользнул к месту судьи: там как раз крутился молодой ангел с шоколадными кудрями и карими глазами. Губы Торендо дрогнули, изгибаясь в довольной усмешке, но к юному судье он решил не подходить. Успеется.
Обогнув Гавриила, задумчивого перед первым своим делом, серафим направился на лестницу. Со стороны судьи сверху на небольшом балконе уже сидел Эрагон. С высоты он казался совершенно непохожим на обычного бессмертного, что подкреплялось выражением тоскливой скуки, поселившейся на дне его глаз. Торендо на несколько секунд замедлился, смотря на верховного советника со стороны, не до конца осознавая, что грызёт его изнутри: благоговение или спрятанный в потёмках сознания гнев. Сверху послышалось предупреждающее карканье: наглая птица, усевшись на деревянные под потолком, прожигала глазами Торендо, и тот скорее отвёл от ворона Эрагона взор.
— Наговорились с Кроули? — присев рядом, возвышаясь над залом суда, спросил Торендо с вежливой улыбкой. — Вижу, старик решил не подниматься по ступеням. Уже без морского дракона и шагу ступить не может?
— Надо же, сколько яда, — Эрагон отозвался без эмоций в голосе. — Нет, директор Кроули и его подопечный изъявили желание выступить на заседании.
— Вот оно как… Интересно, такое решение было принято до или после организованной тобой встречи с Фенцио?
Несмотря на внешнее спокойствие, Торендо всё же не сдержался, практически выплёвывая имя престола. Эрагон коротко взмахнул крыльями.
— Торендо, в мире и так велико количество обиженных. Ни к чему пополнять их число, — верховный советник заметил. — Откажи я тебе в просьбе, это имело бы смысл. Но ведь я всего лишь сделал то, что меня просили.
— Разумеется, это мудрое решение, — справляясь с желанием закатить глаза, Торендо прильнул ближе к мужчине, понижая голос до шёпота. — Но мы оба знаем, что итог этого суда должен быть один. Мы ведь договорились. Фенцио мне многим обязан, и будет справедливо…
Эрагон поморщился, отодвигая нагло за плечо Торендо от себя. В этом движении не было отвращения, скорее верховный советник так выразил досаду.
— Не продолжай. Хватит. Мне и так всё это известно. Тоска смертная… Я имею право внести хоть толику интереса в происходящее.
Прозвучавшая сталь дала понять, что далее попытки разговора лучше не предпринимать. По крайней мере, желаемого результата Торендо добился, и давить на самого сильного из известных ему бессмертных было делом достаточно рисковым. Эрагон опёрся локтем на балконные перила, всматриваясь в приходящих, в пустой надежде увидеть новое лицо. Торендо тихо спросил спустя несколько минут, присоединяясь к наблюдению за последними приготовлениями к суду:
— Та непризнанная… Вернее, ангел не явится?
— Нет. Ей дозволено пройти испытания к допуску для службы. Так что она на задании, — отозвался бесцветно Эрагон.
— Ясно.
«Может, оно и к лучшему», — Торендо нашёл глазами серафима Кроули и наглого демона, что уверенно доносил директору что-то, стоя подле. «Собрались вещать с трибуны… Что ж, старик давно порывается утащить кого-то из Цитадели в свою школу обучения бывших смертных и детей. Хватается за каждую возможность. Давно он не выступал, но… Может, Эрагон и прав. Нельзя лишать всего, давая иллюзию того, что всё можно изменить, что что-то зависит не от желания верхушки совета — мы ограждаем себя от других неприятностей. Но то, что Кроули стал таскать с собой демона… Голова совсем перестаёт соображать», — Торендо бы не отвлекался от размышлений, если бы неожиданно внизу не раздался звонкий женский голос. Ангел, видимо, помощница судьи, подбежала к Гавриилу и отрапортовала с волнением:
— Делегация… со стороны Ада прибыла…
Архангел кивнул и спустился с постамента, чтобы встретить демонов и определить, нужно ли включать их в список выступающих. Торендо дёрнул носом.
— Сегодня много молоденьких выпускников. Детский сад, — Эрагон не ответил, тема тут же сменилась. — Со стороны Ада направлял приглашение Совет или?..
— Судья Гавриил лично, — произнёс серафим.
— Шепфа, да он решил всю бюрократию в свои руки забрать? — мужчина не сдержал тихий, шипящий смех. — Вызвали бы Вельзевула или Солонела, они хотя бы не лезут под руку. А то если придёт какой-нибудь Мамон…
— Ему не положено. Ещё идёт срок покаяния после выхода из тюрьмы.
— И то верно, — мысль эта развеселила, Торендо заулыбался злорадно. — Кого же, интересно, выбрали послами доброй воли?
Словно ожидая этого вопроса, широкая дверь в судебный зал с внешней стороны Цитадели распахнулась. Архангел Гавриил, не меняясь в лице, склонил голову, от чего Торендо не сдержал изумление, вскинув брови. «Настолько старается выслужиться, что даже перед исчадиями Ада…», — мысль оборвалась, точно тонкая ниточка под быстрым движением заточенного лезвия. Эрагон сбоку выдохнул: в его голосе послышались нотки чего-то приземлённого и живого.
— О. А становится любопытнее…
Первым зашёл в зал молодой демон, улыбаясь так, словно он заранее выиграл все дела в своей жизни, несмотря на то, что к текущему процессу он не имел отношения никакого. По лицу было видно: едва вылетевший из школы и распахнувший крылья во всю ширь. Алые глаза его задорно блестели, отросшие волосы он отводил пятернёй назад, дабы хищно смотреть на окружающих. Беззвучно охраняя кого-то.
— Винчесто.
Впрочем, когда от двери его позвал женский, глубокий голос, парнишка преобразился, становясь зримо серьёзнее. Юный демон, точно отогнав ангелов от себя ядовитой усмешкой, преобразился, подлетая обратно к двери, подавая руку демонице. Та поморщилась: она была настолько физически слаба, что не могла перешагнуть высокий порог, но даже это она делала статно, с достоинством. Её алое, богато расшитое платье красиво оттеняло чёрные, как смоль, длинные волосы и перепончатые крылья на спине. На белом как снег, лице, выделялись накрашенные тёмным губы и дыры бездонных, угольных глаз. В руках у груди она держала кулёк, стянутый мрачной расцветки тканью.
— Аккуратнее, госпожа, — мягко произнёс помощник. — Возможно, пока наследника стоит взять мне?
— Позже, — отозвалась демоница, отнимая руку и гордо следуя сама к судье Гавриилу.
Торендо взглянул на Эрагона: тот впился глазами в женщину, не моргая.
— Ты знал? — прозвучало это с претензией, советник спешно дополнил. — Я, конечно, всё понимаю, но супруга Сатаны… Разве не должна сейчас быть не способна и с постели встать?
Перья невольно встали дыбом: о сложности рождения наследников Ада до ангелов доходили лишь легенды да слухи, но прежде несчастные матери сыновей Сатаны не опровергали данную теорию, долго восстанавливаясь от произведения на свет могущественного бессмертного, едва не сжирающего полностью энергию той, кто носил его под сердцем долгие лунные месяцы. Эрагон хмыкнул.
— Лилит, действительно, поражает. И то, что она явилась сюда лично, пусть и с наследником… Интересно, — мужчина следил за тем, как короткая беседа Гавриила и Лилит кончается почтительным поклоном первого и уходом его на своё место, пока юный демон подставляет женщине локоть, помогая взойти на трибуну. — Как они назвали мальчика?
— Будущего Сатану? Не сильно интересовался, — Торендо бессовестно солгал, не дрогнув.
Эрагон взглянул на него с большим сомнением. Очевидно, он позволял себя обманывать лишь когда сам того хотел.
— Слабо верится.
— Дай припомнить, — советник состроил задумчивый вид. — Хм… Кажется, Люцифер. Если память мне не изменяет, это же имя носил третий Сатана?
Эрагон перевёл взгляд на Лилит, как она усаживается. Убедившись, что пока перемещения закончились, она отвела рукой ткань. Показалось младенческое лицо: широко распахнутые красные глаза, отливая почти брусничным оттенком, с любопытством глядели на мать и её слугу, чёрные волосики только-только стали покрывать голову. Издав звук радости, маленький Люцифер попытался захлопать крыльями, потянувшись к матери, но Лилит не изменилась в лице, лишь шепнула что-то на ухо Винчесто. Демон кивнул и, показывая язык наследнику, вызывая у того ещё непорочный, радостный смех, затянул пелёнки туже.
После появления супруги Сатаны все бессмертные подобрались, так что в ближайшие минуты всё было готово. Торендо заметил, как Лилит поймала взгляд того демона, что сопровождал директора Кроули. Геральд улыбнулся совершенно несвойственно своим сородичам, с грустной нежностью, прежде чем кивнуть. Женщина тоже опустила приветственно голову, прижимая к себе сына крепче — её руки наверняка затекали, но Винчесто она дитя не отдавала. Кроули в этот момент спросил у преподавателя что-то, дождавшись бескомпромиссного «да», Торендо прочёл это по губам.
Неприятное чувство засвербило у серафима откуда-то из затылка, вызывая невыносимую щекотку под черепом, от невозможности устранить дискомфорт заставляя морщиться. «Что-то не так… Я чего-то не могу уловить. Появление в качестве выступающих директора Кроули, теперь ещё и супруги Сатаны, прямой связи между этими событиями нет, но я буквально кожей ощущаю, что это связано. Что ж… Если это даст Фенцио хоть какую-то надежду, пускай, тем слаще будет оглашение приговора», — успокоив себя, Торендо сложил крылья за спиной и тут же поднялся под звук небольшого колокольчика в руке у судьи.
Архангел Гавриил держался действительно собрано, никак не выдавая волнения. Голос его, юный, искрился чувством ответственности, возложенным на него в первый его суд.
— Прошу всех встать, — несмотря на то, что все итак поднялись со скамей, произнёс он. — Ввести подсудимого.
Фенцио вывели под руки два ангела-солдата из задней двери. Руки и ноги были скреплены цепями, переливающимися золотом, того же оттенка, что и крылья у престола. Он шёл спокойно и никак не пряча лицо, невозмутимо смотря перед собой. Торендо наблюдал за ним, не моргая, чувствуя и радость, и гнев от того, что темница оставила на нём едва уловимые следы. Лишь раз престол выдал свои эмоции: он взглянул в сторону представителей Ада, его глаза расширились. «Хах… Да, в последний раз вы с супругой Сатаны виделись в иных обстоятельствах, странно, должно быть, видеть её такой важной после того зрелища», — воспоминания заставили серафима усмехнуться. Но Фенцио быстро взял себя в руки, снова уставившись перед собой невидящим взором.
— Перед началом суда прошу всех, обозначивших своё намерение выступать, принять на себя обязательство не лгать и не лукавить под взором Его, — отчеканил Гавриил, махнув рукой. — Пусть принятие тела Его лишит вас сего греха.
Помощники судьи тут же выпорхнули в зал, как лёгкие пёрышки, поддающиеся мановению ветерка. Они подходили к каждому выступающему, разворачивая сложенные в белом платке кусочки чего-то розового и слабо пульсирующего, сочащегося алой жидкостью. Мясо итлинок, этих возвышенных созданий, похожих на маленьких человечков с хрупкими крыльями бабочек, с незапамятных времён использовалось, благодаря его свойству, в судах бессмертных, запрещая изрекать ничто иное кроме правды, даже самой нелицеприятной. Торендо внимательно смотрел, как делают укус Кроули, Лилит, сам судья Гавриил…
И потом резко взглянул на Фенцио. К нему подошёл тоже помощник, вот только прежде он едва заметно кивнул серафиму на балконе. Мясо внешне ничем не отличалось от прочих, но только представители истинной власти на этом суде понимали, что кровь в этом куске, являющаяся самым важным компонентом, отнимающим пусть и на время, но столь драгоценную способность лгать, была удалена и заменена на подкрашенный сироп. Подсудимый наклонился к мясу, принюхавшись, и тут тоже медленно перевёл глаза на покровителя.
Торендо глаз не отвёл, чувство привычное и знакомое охватило его. Также иногда на допросах неугодных Фенцио тоже кидал на него немой взор, дожидаясь команды: продолжать ли ему давить, ломать, мучать. Серафим не сдержал снисходительной улыбки, кивая. «Вот и сошла спесь, стоило всего разочек напомнить о его месте. Славно…», — наблюдая за тем, как, поняв его, престол вгрызается в сырое мясо, Торендо окончательно успокоился.
После данного ритуала слушание наконец началось. Судья зачитывал молитву Шепфа, восхваляющее их Создателя и закон Равновесия чинно, почти заупокойно. Фенцио всё это время глядел перед собой, точно обратившись в статую. Торендо покосился на Эрагона: тот украдкой зевнул себе в кулак, демонстрируя крупные клычки. Приняв это за хороший знак, мужчина тоже ослабил своё внимание пока что. Единственным звуком, как-то оттеняющим речь Гавриила, были звуки, издаваемые наследником Ада. Впрочем, Люцифера достаточно быстро смог отвлечь от бессознательного пищания Винчесто. Демон направил над головой малыша облако дыма, сложившееся в виде летучей мыши, которую младенец тут же начал ловить.
Наконец покончив с официальной частью, молодой судья встрепенул крылья, переведя взгляд на подсудимого. Престол, как будто физически ощутив чужой взор, поднял лицо. На пару мгновений повисла тишина, пока двое бессмертных оценивали друг друга. Архангел Гавриил первый опустил взгляд, зачитывая:
— Обвинение выдвигается без истца, лично Цитаделью, во благо сохранения Равновесия. Ангелом Ребеккой, бывшей, непризнанной Ребеккой Уокер, были обнародованы для Цитадели признаки покушения на нарушения закона Равновесия престолом Фенцио. Предварительно была проведена проверка памяти потерпевшей, для исключения случая фальсификации материалов дела. Следствие установило, что ангел Ребекка, будучи непризнанной, не нарушала закон Равновесия, а доказательства были ею получены почтовым отправлением. За служение Равновесию ангел Ребекка на данный момент является допущенной к испытанию для зачисления в штаб Цитадели на первый уровень доступа, — зачитав материалы, судья, выдержав паузу, обратился к подсудимому. — Престол Фенцио, направляли ли вы письма, в содержании котором имелись признаки любовных посланий, непризнанной Ребекке Уокер?
Фенцио ответил негромко, но твёрдо:
— Да.
Торендо прикрыл глаза, опираясь подбородком на руку. Он уже представлял, как другие, столь же краткие, ответы престола могли бы сплестись в увлекательную увертюру лжи, им лично воссозданную. От Гавриила послышался следующий вопрос:
— Можно ли сказать, что своими письмами вы склоняли непризнанную Ребекку Уокер нарушить закон Равновесия, вступив с вами в связь?
«Нет», — очевидный ответ должен был стать первой нотой, положившей начало благородному аккорду, восхвалявшему песнь. Торендо ощутил, как уголки губ подрагивают, готовясь взмыть вверх. Эрагон подле, судя по звукам, откинулся на скамью, окончательно перестав наблюдать. Всё шло так, как и было задумано, иначе быть просто не могло.
Поэтому лязг, схожий с тем, что бывает, когда по клавишам рояли бьют открытой ладонью, буквально заставил вынырнуть серафимов из дремоты. Фенцио почти рявкнул:
— Да.
Верховный советник снова выпрямился, ожившись, Торендо же распахнул глаза, чтобы впиться ими в фигуру престола, как хищная птица когтями в тушку ничего не подозревающей жертвы. Зубы скрипнули друг о друга при сжатии челюстей.
Гавриил спокойно спросил:
— Вы испытывали эмоциональное влечение к потерпевшей?
— Да.
— Физическое влечение?
— Да.
— Вы излагали в письмах планы по продвижению непризнанной по карьерной лестнице с вашей помощью с учётом выбора ею ангельской стороны?
— Да.
Фенцио, казалось, даже не моргал. С зрительских трибун слышались шепотки, но престол будто оглох, он глубоко дышал, зрачки его расширились до предела, он выглядел так, будто только сейчас проснулся и вернул способность чувствовать что-то. Он воинственно продолжал отвечать утвердительно не взирая на то, что ему ясно сказали этого не делать. Торендо впился ногтями в рукава своего пиджака, когда Эрагон произнёс с толикой умиления:
— Упрямый. Это даже забавно, ты был так уверен в его покорности…
«Паршивец. Чёртов паршивец…», — серафим укусил себя за язык. «Когда я верну его, не будет спать, не будет жрать, дышать, пока я не позволю. Гадина…» — виски закололо от бешенства, и Торендо пришлось опустить веки, чтобы угомонить дыхание и быстро колотящееся сердце. «Что ж, пускай… Он пожалеет, что запятнает мою репутацию», — серафим сдержал ругательства, не отвечая Эрагону ничем, кроме взгляда.
Вопросы сыпались дальше, и на всех Фенцио буквально «топил» себя, излагая словно даже не правду, а то, что выставило бы его как можно в более худшем свете. Торендо порывался сдавить телекинетически его внутренности, дабы приструнить, но Эрагон, сидя рядом, точно прочитав его мысли, недовольно поморщился. Пока верховного советника хоть немного интересовало происходящее, вмешиваться не стоило.
Архангел Гавриил вздохнул с заметной тяжестью. Он как будто сам не ожидал, что дело обернется таким однозначным.
— Престол Фенцио, ваши ответы складывают о вас впечатление, как о бессмертном, который уже внутри смирился с предначертанным наказанием. Даже под влиянием яда итлинок будет заметно нежелание делиться сокровенным, что о вас не скажешь. Скажите… Вы раскаиваетесь в содеянном?
Престол замер. Почти истеричное воодушевление, с которым он расписывался в своём преступлении ушло. Наконец он качнул головой.
— Да. И нет.
— И да, и нет?
Фенцио поднял руки, отведя белые пряди волос с лица, цепи на его запястьях неприятно зазвенели. Он кивнул, возвращая уверенность.
— В чём же именно вы раскаиваетесь?
Мужчина дёрнул едва заметно крыльями за спиной. Так делает птица, осознающая, что она никогда больше не сможет летать.
— В том, что не сознался сам.
— Вас посещали мысли признаться в нарушении закона Равновесия? — Фенцио кивнул. — Почему вы не осуществили задуманное?
Престол снова поднял крылья, но для того, чтобы прижать их к плечам. Торендо прищурился. «Он… дрожит? Шепфа, какого чёрта с ним происходит?» — но несмотря на очевидное физическое недомогание Фенцио договорил уверенно:
— Потому что моя жизнь больше мне не принадлежит.
Гавриил нахмурился:
— Что вы имеете в виду? Престол Фенцио? — но ангел более ничего не отвечал, мотая головой.
Торендо взглянул на тех, кто находился на скамейке выступающих. На их лицах не было ни тени удивления, возмущения, сочувствия. Они смотрели на Фенцио без каких-либо лишних эмоций, точно предвидели случившееся ясно, как день. Торендо нагнулся к Эрагону, верховный советник изогнул бровь.
— Предлагаешь уже накладывать вето?
— Нет. Пусть огласит приговор, — звучать бесстрастно не вышло, это стало понятно по усмешке верховного советника.
— Как скажешь.
Зал притих в ожидании. Судья Гавриил оглядел молчащих выступающих, убедившись, что они пока не собираются вступать, обернулся на серафимов. Верховный советник покровительственно кивнул. Архангел объявил:
— За попытку нарушения закона Равновесия с непризнанной Ребеккой Уокер без её согласия посредством направления любовных посланий, излагающих не только призывы к несанкционированной связи, но и должностной подкуп, престол Фенцио предварительно приговаривается к лишению крыльев и всех званий, а также ссылки на Землю в качестве смертного, если иное не будет обжаловано в процессе судебного заседания.
Престол опустил лицо так, что длинные волосы закрыли ему лицо, никак не возражая. Прикрыв глаза, он принимал приговор точно это само собой разумеющийся, полностью устраивающий его исход. Торендо, насладившись этим зрелищем и гробовой тишиной, выдохнул. У него ещё будет возможность выплеснуть свой гнев.
Советник едва взглянул на Эрагона, как тот, закатив глаза, уже приготовился встать, но ровно в этот момент в воздух взмыла морщинистая рука. Серафим Кроули, точно ожидая этого, заулыбался с фальшивой неловкостью. Судья Гавриил на мгновение замешкался, но все же обернулся к верховному советнику.
— Советник Эрагон, ваше слово.
Торендо поморщился. Он всё смотрел и смотрел на Фенцио, который, точно излив своё бунтарство в части допроса, сейчас практически отключился от внешнего мира. Настроение щекотать чужие нервы увяло, рука сжималась до боли в невысказанном желании намотать чужие волосы на кулак, ущипнуть, сжать, треснуть от всей души и вытряхнуть всю пакость, чтобы потом залечить раны. Так и должно было вымаливаться искупление, иного пути советник не видел.
Но он не был единодушен с Эрагоном. Тот благосклонно кивнул.
— Я решил, что более никто не выскажется. Рад ошибаться. Прежде чем сказать своё слово, я хотел бы услышать серафима Кроули, — с этими словами ангел элегантно опустился на место, заседание продолжилось.
Выйдя к трибуне для выступлений, директор Кроули, дождавшись дозволения судьи, заговорил скрипучим, старческим голосом:
— Действительно… То признание, что мы услышали, не только вам, архангел Гавриил, показалось отчаянным жестом. Однако не могу не отметить, что некоторые черты, почти театральные, признания престола Фенцио, тому, чей глаз намётан, дают понять, что это является отвлекающим манёвром. Если кого-то посетило схожее чувство, прошу вас обнадёжить — оно имеет под собой основание. Видя всю картину целиком, пожалуй, происходящее обретает больше смысла, чем это показательное самоубийство.
Судья Гавриил мог бы прервать его, если бы не заметил, как престол Фенцио вскинул на произнесённые слова голову. Но он смотрел не на директора школы, а на его помощника, демона, что стоял позади серафима. Его губы беззвучно не то взмолились, не то приказали: «Не смейте». Но Геральд сурово качнул головой, обрывая его. Престол не успел собрать себя по частям, Кроули выдохнул раньше, чем кто-либо обратил внимание на их бесшумную беседу:
— То, о чём я говорю, является обстоятельством, существенно осложняющим дело. Престол Фенцио умалчивает на протяжении всей длительности судебного процесса о том, что в данный момент он является единственным опекуном и родителем своего новорождённого сына, шести лунных месяцев от роду.
Фенцио закрыл глаза, эти слова как будто обрушились на него градом камней. С трибун послышался гомон, бессмертные, столь жадные до сплетен, от неожиданного открытия чуть ли не забыли, что находятся в здании суда. Новость пожаром распространилась до каждого, осела на языке и ушах. В этой какофонии почти приглушилось детское хныканье: Люцифер от громких звуков закапризничал, и его матери пришлось начать укачивать свёрток, не отрывая глаз от Фенцио.
— О… — на балконе энергия точно пошла рябью, глаза у Эрагона засверкали, подобно двум горящим во тьме звёздам, — надо полагать, тебе не было известно о наличии этого дитя?
Верховный советник спросил это умышленно. Ответ был написан на лице у Торендо: оно помрачнело, фиалковую радужку заволокло чем-то диким и звериным, лишая рассудок шанса на спокойное обдумывание. Едва разжав зубы, советник процедил:
— Это невозможно.
— В самом деле? Мне всегда казалось, что процесс зачатия — действие весьма тривиальное.
— Этот щенок… — желваки у Торендо заиграли на скулах.
Его крылья гневно захлопали за спиной. Эрагон даже не успел ничего сделать, советник вскочил раньше, махнув рукой. Его энергия прошибла всех точно насквозь, лишая голоса. Могильная тишина повисла в зале. Торендо, содрогаясь от кипящих внутри эмоций, произнёс, не отрывая взгляда от Фенцио, который также посмотрел на него в ответ:
— Согласно сокровенному знанию, издавна среди бессмертных существует ответственность крови. За нарушение закона Равновесия будут расплачиваться не только нарушители, но и их потомки. В связи этим приговор прошу дополнить необходимостью ссылки на землю вместе с престолом Фенцио его дитя, разделяющего бремя отцово.
Престол глядел в ответ на советника беззвучно, судя по поджавшимся губам точно сдерживая какие-то слова. Торендо, отпустив энергию, опустился на скамью, уже зная, что его ждёт. Тело точно пронзило иголками, поле зрения заволокло мраком. Все органы чувств отключились, лишь разум остался один на один с испытываемым мучением. Это длилось по ощущением вечность, но когда пытка завершилась, ногами Торендо ощутил, как только-только сел на место. В реальности прошла лишь секунда, но не для него. Тяжело дыша через раздувшиеся ноздри, советник взглянул на Эрагона. Тот невозмутимо вскинул уголки губ.
— Меня почти восхищает твоё нахальство перехватывать моё законное слово, невзирая на последствия. Но я тебя услышал, — верховный советник снова склонился к перилам, с предвкушением глядя вниз. — Интересно, чем всё обернётся…
После объявления Торендо приговора шок сменился изумлённым роптанием. Мысль о наказании невинного младенца, когда-то кажущаяся совершенно естественной и закономерной, за прошедшее время и события воспринималась теперь далеко не так спокойно. В воздухе разлилось неуютное напряжение. Судья Гавриил и сам не сразу вернул себе ведущую роль. Голос его охладел, пряча истинные эмоции.
— Пожелание Совета принято к сведению. Приговор будет дополнен, если иное не будет обжаловано в процессе судебного заседания, — архангел встрепенул пёрышки. — Возьму на себя ответственность заявить, что согласен с оценкой серафима Кроули. Обнародованное обстоятельство действительно усложняет судебный процесс. В связи с этим от подсудимого требуются ещё несколько дополнительных сведений. Могу я узнать, откуда серафиму Кроули стало известно о факте наличия у вас ребёнка?
Пусть неуловимо, но взор Фенцио изменился, стал более сосредоточенным, звериным. Ангел ответил тоном, не терпящим возражений: вся сошедшая с престола спесь снова забурлила внутри, поднялась волной негодования.
— Я рассказал это, поскольку попросил убежища для Ди… для своего сына. Я догадывался, что при выяснении данного обстоятельства, Совет выступит за применение в данном случае принципа коллективной ответственности. Поэтому я заранее оформил завещание, где передал право иждивенства за ребёнка школе. Мы не связаны более никак, кроме крови.
Директор Кроули в подтверждении склонил голову. Гавриил кивнул.
— Вот как… По этой же причине вы пытались завершить суд поскорее, дабы у стороны выступающих пропала необходимость обнародовать факт родства? Серафим Кроули, однако вы всё же выступили.
— Да, решил это целесообразно, — старик кашлянул в кулак. — Как член Совета, настаиваю на изменении приговора.
Директор с кривой усмешкой покосился в сторону балкона, откуда Торендо был готов кинуться вниз камнем прямо на хрупкий череп ангела. Эрагон же сплел пальцы рук, расположив на них подбородок. С его губ не сходила улыбка, полная эгоистичного желания увидеть больше зрелищ.
— Какие именно поправки вы предлагаете внести? — Гавриил оживился: его чутьё явно подсказывало, что в разбирательстве с полярностями он наберётся куда больше судейского опыта, самостоятельно принимая решение.
— Престол Фенцио, разумеется, пытался нарушить закон Равновесия, и как всякий проступок, он должен предшествовать наказанию. Однако в свете последних событий, я бы хотел напомнить о том, что список заслуг престола Фенцио перед Цитаделью за лунные годы его службы, исчисляется предотвращением и раскрытием сотнями гораздо более суровых преступлений не только против всего сообщества бессмертных, но в частности самого Шепфа. С вашего позволения, мы взяли на себя смелость подготовить список открытых заседаний, на исход которых повлияла служба престола Фенцио. О закрытых, полагаю, вам, судья Гавриил, известно более нашего.
Геральд, дождавшись взмаха крыла начальника, послушно вышел вперёд к судье, протягивая внушительное количество толстых свитков. Архангел Гавриил принял те и развернул, пробегая глазами по делам и датам.
— Также не могу не отметить, что присутствие в жизни подсудимого малолетнего ребёнка, не имеющего матери, вызывает дилемму, касающуюся обречением его Цитаделью на участь жизни смертного. С учётом того, что мальчик является представителем поколения после войны бессмертных… Сама мысль о его ссылке в условиях того, как ряды ангелов существенно поредели, кажется жестокой. В то же время ссылка единственного родителя обратит его в статус сироты… Послевоенное время продемонстрировало результаты подобной участи весьма ярко. Оно явило собой достаточно скудное пополнение аппарата небесной канцелярии и учащение случаев нарушения законов Равновесия.
Закончив, серафим Кроули поправил воротник на шее, не скрывающий очевидные следы его старения, преследующие всех, находящихся близко к миру смертных. Судья Гавриил, передав помощникам свитки для тщательной проверки, кивнул.
— Я вас услышал. Однако, неясно пока, что стало с матерью мальчика. Престол Фенцио?
Мужчина поджал губы, те сложились в ту некрасивую гримасу, как будто в судороге, которая может изуродовать любое, даже самое миловидное лицо. Он отозвался едва слышно и тускло:
— Её больше нет.
Архангел медленно вернул взор на Кроули.
— Серафим Кроули, какое именно вы предлагаете изменение в приговоре с учётом всего сказанного?
— Считаю разумным наказанием лишение престола Фенцио всех его регалий и званий, включающее вырывание крыльев, а также ссылка в качестве отработки проступка перед Шепфа за пренебрежение законом Равновесия в школу ангелов и демонов. В качестве учителя.
Эрагон не смог сдержать усмешки: он слышал, как у Торендо зубы едва не крошились от сильного сжатия челюстей.
— В такую близость к бывшим смертным с учётом случившегося… — с сомнением протянул Гавриил.
— Согласен, идея может вызвать споры. Однако таким образом престол Фенцио будет всегда под присмотром как моих сотрудников, так и меня лично. К тому же, с учётом того, что ресурсы для жизни при понижении ранга существенно урезаются, а на попечение подсудимого будет передан малолетний сын, боюсь времени даже на мысли о повторном нарушении не будет.
— «Трудись и спасёшься», — процитировал постулат судья, обернувшись к престолу.
Тот вскинул на него взор, полный плохо скрытой надежды. Фенцио почти била мелкая дрожь, неверие в то, что его освобождение допускают, пусть даже гипотетически, проскальзывало в каждом движении его тела.
— Есть один аспект, занимающий меня, — впрочем, судья Гавриил продолжил, пока не выдавая своего истинного отношения к приговору. — Престол Фенцио, насколько мне известно, вы не состоите в браке. Письма, направленные Ребекке Уокер, не имеют даты, поэтому я спрошу вас. Писали ли вы до или после рождения сына?
Престол ответил, не моргнув и глазом:
— После.
— Заявляете ли вы, что ребёнок вам родной по крови?
— Заявляю, конечно, — нотка гнева вспышкой окрасила речь Фенцио, словно сама мысль о том, что такое приходилось объяснять, причиняла ему боль.
Эрагон не отрывался от проступившего отчаяния на лице ангела, а потому, когда его плеча коснулись, неприязненно взглянул на Торендо, скинув его пальцы.
— Не отвлекай меня, — отчеканил он тихо, но советник даже не шелохнулся.
— Потребуй с них доказательства родства.
— Престол Фенцио допрашивается под воздействием мяса итлинки. Это достаточный аргумент.
Торендо зашипел в чужое ухо:
— Мы оба знаем, что не в этот раз.
— Ты заплатил свою цену в этой игре, — Эрагон тряхнул головой, его волосы хлестнули мужчину по лицу. — С чего бы мне слушать тебя?
— Потому что ребёнок не его.
Верховный советник изогнул бровь. Торендо ощетинился.
— Он бесплоден. Сам мне признался, — ангел облизал пересохшие от злобы губы. — Мальчишка решил, что сможет меня переиграть, упорхнуть после всего, что я для него сделал… Эрагон, молю, ради Шепфа.
Торендо подхватил тонкие, бледные пальцы, прижимаясь к ним ртом. Эрагон выдержал лишь секунду, вырвав конечность и ударив плечо мужчины крылом.
— Не приплетай сюда Его, — отрезал серафим, впрочем, без прежнего раздражения.
Эрагон снова взглянул на соратника, точно пытаясь разглядеть на его лице признаки лжи и, не обнаружив онных, махнул рукой. Серая радужка засветились едва заметно, а из рукава вынырнула крохотная бумажка, вспыхнувшая ангельскими письменами. Сложившись крохотным воробушком, весточка упорхнула с балкона прямо в руки судье. Гавриил прочёл записку, не изменившись в лице, и тут же произнёс:
— Суд считает нужным потребовать доказательства родства.
Фенцио дёрнул крылом и повернулся лицом к балкону. Торендо встретил его взор, будучи готовым к чему угодно, но только не к тому, что престол внезапно… улыбнётся. И в улыбке этой блеснуло что-то незнакомое, лёгкое. Она привела советника за один миг в состояние бешенства.
— Боюсь, лично ребёнка увидеть не представляется возможным. Мальчик находится в школе под присмотром, приносить его сюда, с учётом пожелания дополнения приговора Советом, было бы весьма опрометчиво, — Кроули отвёл крыло в сторону, указывая на скамью напротив. — Однако, мы предположили, что с учётом внезапности обнародованного обстоятельства могут потребоваться дополнительные доказательства. В связи с этим был направлен запрос текущим владельцам зачарованной книги родословной бессмертных о просмотре текущей родословной престола Фенцио. Ад обязался прислать представителя, владеющего данной информацией… — Кроули многозначительно посмотрел на трибуны.
Гавриил перевёл взгляд на демонов. Несмотря на то, что Лилит, помимо личного помощника, не была окружена подданными, она держалась также величаво, как и подле своего супруга на важных мероприятиях. Фенцио тоже, кажется, впервые за всё время взглянул на демоницу, но выражение его глаз не поддавалось какому-то описанию. Супруга Сатаны моргнула, её пальцы стиснули ладонь Винчесто, заползли под кожаную перчатку. Люцифер из кулька издал звук любопытства.
— Госпожа Лилит, как я уже сказал, мы весьма польщены вашим появлением. Прошу вас обнародовать перед залом суда, что именно было выяснено по запросу серафима Кроули о родственных связях престола Фенцио с упоминаемым младенцем, а также прояснить позицию Ада по данному делу.
Демоница едва заметно кивнула. Она передала свёрток с малышом Винчесто, который тут же с готовностью его подхватил, и приподнялась со скамейки. Женщина двинулась к трибуне, и Люцифер начал капризничать, пока Винчесто не успокоил его ласковым шипением и укачиванием. Лилит пальцами вцепилась в трибуну, но тут же расслабилась. Её бледность немного ушла, а речь зазвенела подобно хрустальному переливу колокольчика. Поодаль от сына она словно проснулась после долгого сна.
— Уважаемые бессмертные, — выдохнула она, обведя окружение беспристрастным взором. — Судья Гавриил. Благодарю за приглашение на данный суд. Довожу до вашего сведения, что запрос от серафима Кроули был получен и рассмотрен лично мною по нескольким причинам. Первое, что я хочу сообщить: то, что согласно книге родословных, престол Фенцио и его сын Дино, связаны священными, кровными узами вне всяких сомнений.
Престол Фенцио одновременно и вздохнул не без плохо скрытого облегчения, и воинственно распушил перья. Судья Гавриил спросил:
— При отсутствии у ребёнка отца, он станет круглым сиротой?
Лилит вскинула уголки губ. Циничность вопроса из уст юного судьи её, казалось, повеселила, но одновременно демоница взглянула на подсудимого и веселье схлынуло с её лица. Фенцио тоже посмотрел ей в глаза, но почти сразу отвернулся.
— Да. Останется, — ответила женщина слегка заторможено. — И второе, если позволите… Я бы также хотела изъясниться. Видите ли, это обстоятельство стало тем краеугольным камнем для меня, когда я принимала решение, стоит ли мне лично прийти сюда.
— Разумеется. Мы вас слушаем, — архангел Гавриил отозвался спокойно и твёрдо.
Перья на его крыльях встали дыбом: он ощущал спиной источаемое одним из серафимом недовольство на его излишнее своеволие. Чужая энергия сдавила затылок, но ненадолго. Эрагон хлопнул крыльями, и любые шепотки, как и чужие энергетические манипуляции, стихли, словно их никогда и не было. Лилит снова посмотрела на престола, и когда поймала его взгляд, печальное выражение возникло на белом, как снег, лице.
— Мы с престолом Фенцио лучше всех понимаем, какого быть ребёнком войны. Без родных и близких рядом, без истории. С одними лишь потерями и лишениями. Это толкает на отчаянные поступки, рождает внутри невидимый импульс, подталкивающий бессмертных на безумства даже большие, чем преступление закона Равновесия. Безумие охватывает медленно, но целиком, лишает надежды и веры в этот мир, в Создателя и в само понятие Равновесия, — она чуть повернулась и покосилась за своё плечо, где юный наследник Ада обхватил крепко палец её помощника, вцепившись в него беззубым ртом. — Неважно, что служит причиной сиротства. Война, ссылка — понятие «высшего блага» дитя не доступно. Мы находимся на данный момент в той точке развития, когда можем потратить больше энергии для ведения оступившегося на путь исправления, чем отправить его на Землю. Ибо когда у бессмертного есть потомки, одной загубленной судьбы уже не выйдет никогда. За нею отражением следует чужая судьба, влияющая, как рябь на воде, на многое и многое иное.
Голос демоницы обволакивал каждого в зале, очаровывал тем, с какой простотой и искренностью она вещала. Даже у самый консервативных ангелов в уголках губ что-то дрожало при взгляде на супругу Сатаны, сейчас являющей собой существо совсем не похожее на типичных представителей демонического общества. Лилит отвела магнетическим движением волосы назад, их шёлк блеснул в свете свечей.
— Считаю предложения по изменению приговора серафимом Кроули разумными и осуществимыми в текущих реалиях. Война закончилась… И пусть мои предки были с вами по разную сторону баррикад, я призываю вас сражаться за бессмертных с той же страстью, что и тогда.
Она склонила голову и медленно сошла с трибуны, прежде внезапно обернувшись, словно её что-то толкнуло. Взор Лилит снова запнулся на фигуре престола, точно она хотела произнести что-то ещё, когда со стороны скамьи послышалось детское хныканье. Вся её фигура одномоментно будто иссохла, как река, лишившись притока свежей воды и течения, рот омертвел, а глаза остекленели. Супруга Сатаны забрала у Винчесто, что старался не глядеть на неё с откровенным беспокойством, сына и снова присела. Люцифер обрадованно потянулся к матери, но та не опускала на него и взгляда. Она смотрела на судью, как впрочем и все в зале суда.
Архангел Гавриил кивнул всем собравшимся и объявил:
— Мне, как судье, а также присяжным, необходимо удалиться для принятия решения. Все выступающие… — он поднял взгляд на балкон и не смотря на юное лицо, его тёмные глаза бесстрашно встретили оскал Торендо. — В том числе члены Совета, изъявившие свою позицию, обязаны остаться. Верховный советник, — добавил он, приглашающе кланяясь.
Торендо было хотел шикнуть Эрагону вслед последнее слово, но серафим обрил его одним лишь мановением энергии. Верховный советник спорхнул с балкона и кивнул, позволяя ангелу распрямить спину:
— Я догоню, судья Гавриил, прошу начать официальное обсуждение без меня.
Все присяжные, до сего момента не обозначающие своей роли на этом суде, сидя среди зрителей, исчезли за каменной дверью под балконом. Оставшиеся несколько бессмертных занялись иными делами. Винчесто что-то говорил своей госпоже серьёзно, морщась изредка от того, как она ногтями царапала его запястье, Кроули вёл обсуждения с Геральдом, который выглядел куда серьёзнее своего начальника, зрители перекидывались мнением о выступающих и исходе суда. Торендо же внимательно наблюдал за перемещением Эрагона. Он, казалось, разминает крылья и ноги, просто прогуливаясь, но неожиданно верховный советник остановился подле трибуны подсудимого. Фенцио перевёл на него взор, впервые настолько откровенный и прямой за всё их знакомство, от чего Эрагон усмехнулся.
Серафим взглянул на Торендо и, заметив его интерес, закрыл свой рот рукой сбоку, что-то сказав Фенцио. Тот незамедлительно ответил. Торендо прочёл по его сухим губам, которые хотелось видеть сейчас окрашенными алым: «Никогда». Эрагон довольно потянул крылья, так, что каждое из четырёх распрямилось. Он щурился от удовольствия, как кот, чьи глаза слепило солнце.
Советник ощутил во рту вкус железа от прикушенного языка. По одной реакции Эрагона стало всё ясно: исход дела решён. За Эрагоном хлопнула дверь, но Торендо более ничего не ждал. Он тоже заметил, как Фенцио прижал дрожащую руку к губам, скрывая молитвенный шёпот.
Шёпот того, кто смог сделать вздох, добровольно сунув голову в виселицу.
Когда судья объявлял приговор, Фенцио уже стоял на коленях, а ангелы-солдаты позади него схватили крепко золотые крылья у основания. Противоестественная смена оперения бессмертных, в отличии от непризнанных, проходила настолько уродливо и болезненно, что Торнедо бы этому порадовался, не вырасти позади спины стиснувшего зубы и почти потерявшего сознание от боли бывшего престола пара новых, белых крыльев, ещё обтянутых розовой плёнкой от порванных мышц и крови.
«Лишить всех званий и регалий… Направить в школу ангелов и демонов для покаяния и наставления на путь Его истинный… Да славится Равновесие!» — зал взревел в таком же возгласе, утопив в этом звуке чужой крик.
Торендо более не говорил с Эрагоном, впрочем, верховный советник, слишком довольный от представшего перед ним захватывающего зрелища, театра судеб ангелов, и сам не горел желанием беседовать. Ноги сами понесли советника вниз, как только толпа повалила из судебного зала. Самые достойные, подобные супруге Сатаны, растворились с прощанием в тёмном тумане, переместившись с помощью амулетов, остальные же ринулись на волю, как свора псов. Через окна виднелось розовое зарево, предвещая скорые первые лучи, ласкающие здание Цитадели, готовое к новому дню.
Но кого-то это уже не касалось. У самого выхода Торендо смог остановиться, ощущая биение загнанного сердца. Он увидел вдалеке как ангел, потирающий запястья от снятых наручников, следует за серафимом Кроули и его цепным демоном. На новообретённые крылья, сейчас скорее напоминающие сгустки плоти, сочащиеся кровью, Геральд накинул плащ, и Фенцио поморщился, но всё же благодарно кивнул. Советник не успел себя одёрнуть:
— Фенцио!!!
От звука его голоса стёкла зазвенели в витражах, но окликнутый ангел обернулся медленно, почти с какой-то ленцой. Демон сжал его локоть, но Кроули, хитро усмехаясь, качнул головой. Фенцио остался стоять, поэтому Торендо гневно приблизился сам, тяжело дыша, его дыхание почти оседало на чужом мраморном лице. Серафим зашипел, невзирая на то, что сопровождающие освобождённого ангела отошли не так далеко:
— Ты… Считаешь себя самым умным сейчас, должно быть? Наглая, лживая тварь, — Фенцио не моргнул, не дрогнул, даже не отошёл на шаг, и Торендо затрясло ещё сильнее. — После всего, на что я пошёл ради тебя, всего, что я сделал для тебя, ты посмел спутаться… С какой-то вошью, ещё и обрюхатить её, чтобы получить что? Свободу? Мне на тебя больно смотреть… Подняться из гадких, мерзких подворотней, столько пройти, чтобы вернуться обратно к черни и грязи из-за какого-то безродного выблядка. Ты просто больной, Фенцио… И не нужно смотреть на меня так, словно ты хоть что-то выиграл сегодня. Потому что мы с тобой оба знаем: по сравнению с жизнью, превращающей тебя медленно в развалину, ходячее ископаемое, ссылка на Землю была бы милосердием. Ты проиграл… И луна, и око Его будет свидетельством этого, когда спустя всего каких-то пару десятилетий мы встретимся, а ты превратишься в несчастного, озлобленного, уродливого старика, живущего жизнью своего отпрыска.
Задыхаясь от злости, Торендо распрямился, чувствуя, как лицо его искажается далеко не только от гнева, который он так старался сейчас вытащить из глубины своего сердца, перекрывая что-то гораздо более уязвимое. Он смотрел на безэмоциональное лицо Фенцио, и его пальцы почти коснулись черт, успевших стать ему приятными за столько лунных лет, но ледяной мятный ветер обжёг его, заставляя отпрянуть. Бывший престол заговорил также тихо, как в темнице, но если тогда он был заложником ситуации, то сейчас всё было иначе.
В этот момент ловили его каждое слово, и он это знал.
— Ты прав, — ответил Фенцио, и крылья за спиной Торендо распушились. — Я проиграл. Но не сегодня… А очень и очень давно… Ты здесь даже не при чём. Но я не буду говорить, что выиграл первый раз в жизни именно сегодня… Ведь ты слишком потрясён, правда? Раньше никто не освобождался от тебя без твоего желания… Ты говорил мне, помнишь?
Фенцио протянул руку, коснувшись чужих длинных волос, и советник сам не заметил, как качнулся к нему. Из глаз посыпались искры, когда в обманчиво ласковом жесте Фенцио внезапно умелым движением намотал прядь на кулак и дёрнул серафима ближе к себе. Холодный шёпот в ухо раздавался без лишних эмоций, тогда ещё Торендо не знал, с какой ненавистью будет вспоминать обранённые с чужих уст слова после очень много раз.
— Я прощаю тебя в этот раз из-за нервного потрясения. Ты знаешь, Шепфа всегда славит милосердие. Но я клянусь Создателем, советник Торендо, если с твоих уст ещё хоть раз сорвётся такое слово в сторону моего сына… Даже если я опущусь настолько, что буду сравним с червём под ногтём, знай — я сделаю всё, чтобы ты познал мучения, которых ни один Сатана ещё не придумал. Раскрою все твои тайны, которые ты, наверняка даже не помнишь, как поведал мне… Я тебя… уничтожу.
И также легко, как простое рукопожатие, Фенцио отпустил его волосы. Торендо успел увидеть его лицо, прежде чем ангел, согласно этикету, склонил стан на прощание и уже без оглядки вернулся к директору школы и его сопровождению.
Впервые в жизни Торендо ощутил, как простая улыбка бессмертного, даже близко не приближенного к его положению серафима, внушила ему необъяснимый, животный страх.