На сознании будто застыла белая пелена, стряхивающая всю картинку в один единый расплывчатый ком между тем, как сам Дилюк пытался не давать своим глазам закрыться. А глаза болели.
- ...Я даже не помню, что делала вчера. Все дни - как одна одинаковая незапоминающаяся полоса. - Девушка хмыкает где-то под боком, оглаживая своё осунувшееся бледноватое лицо ладонями.
По ощущениям уже чувствовалось утро, хотя самым верным признаком этого времени суток в Мондштадте являлись всегда певчие птицы, возносимые в небо тысячами ветров. Сейчас же через стёкла окон отражаются тёмные блики ещё ночного тейватского купола, да пара почти чёрных облаков.
- Я уверен, это из-за переработки. Ты работаешь в настолько быстром темпе, что не улавливаешь, сколько успеваешь сделать.
- Или не сделать.
- Ты делаешь предостаточно. Прекрати.
Рагнвиндр отворачивает голову в сторону окна, щупая пальцами уголки совершенно усталых глаз. Возле кровати валяется совсем недавно снятая рабочая мантия Полуночного Героя, краешек которой попадал в поле зрение воина.
- Достаточно, Джинн. Весь Мондштадт знает о твоих рабочих подвигах.
Джинн поёжилась в его объёмных объятиях, сгребая ноги всё ближе к себе. Вернув вторую ладонь назад, к плечу рыцаря, Дилюк фокусируется на её мокрых щеках, поэтому слегка разворачивает руку, костяшками проходясь по аккуратным скулам.
Уличные переливы лазурно-космического света ложатся на их силуэты, приукрашивая нежную молочную кожу в синие оттенки. Гуннхильдр внимательно смотрит на мужскую руку, на то, как старые шрамы и бинты смешиваются в один новый оттенок, показывая всё новые грани жилистых рук, новые грани души этого потрясающего, рыжего, словно пламя, человека.
Она поднимает взгляд - на неё с верностью смотрят в ответ. Даже мрак комнаты не затмит то, что всегда любит замечать Джинн на чужом лице: мелкие милые веснушки на носу и линии под глазами, рубец нелепого шрама, который обычно прячется под залитой чёлкой.
- Тебе нужно хотя-бы немного поспать. Давай ни о чём не думать сейчас и просто ложиться?
Их темнота. Их комната. Их кровать.
Всё ещё непривычно понимать, как дороги могут быть человеческие чувства. Как долго можно говорить и говорить, жертвовать собой, помогая справиться другому с тем, с чем в одиночку справляться никто не захочет. Да и не сможет.
Непривычно вести пустые разговоры - как сказал бы при других обстоятельствах Рагнвиндр.
- Ты выглядишь устало, тебе нужно лечь. Прошу.
Девушка расположилась боком на его груди, отмеряя сердцебиение, кажется, даже сверяя его с собственным беспокойным, с собственным новым режущим рубцом где-то на сердцевине. Слова отнюдь не держат её от непослушания и собственных продолжительных пряток разума в череде всего потока ночных мыслей, верхов одеяла и рубашки Дилюка.
Пустые разговоры, - если упомянуть о собственной усталости, - могут перерасти в серьёзные планы Джинн не спать до самого восхода солнца, обсуждая с парнем его ночные городские патрули и зачистки лагерей особо свирепых лесных тварей. Кинутое куда-то в ноги снаряжение говорит о тех же давних временах, когда внутри только лишь зарождался особый путь, чувство долга. У обоих.
Гарь. От пламенных волос пахнет такими же пламенными страстями. Он снова жёг всю округу, расправляясь с монстрами и собственными эмоциями. Все знают, как красные горячие искры связаны с расправой. Это месть.
Теперь - до безумства хочется прильнуть к подушке. Как итог, прильнуть получается лишь губами, оставляя неловкие успокаивающие касания-поцелуи на висках, лбу - куда-то в голову.
Они молча обнимаются. Рагнвиндр терпит непреодолимую усталость и сонливость, укачивая в своих объятиях самое дорогое, что может для него сейчас быть. Широкие ладони скребут шелковую пижаму, проходятся по выступающим лопаткам и худым плечам, с особой заботой глядят затылок, путаясь в золотистых локонах, гладят макушку, щёки, возвращаясь далее вниз.
Самое дорогое: что-то наподобие Мондштадта. Действующий Магистр Ордо Фавониус выразилась бы также. Кто так может быть важен, как целый город?
Джинн перестаёт подавать признаки плача, молча утыкаясь в подставленное плечо. Блондинистые волнистые волосы выглядят ещё белее в контрасте с огненно-рыжими прядями. Даже в таком мраке.
Несколько ночей подряд всё заканчивается по одному сценарию: резкий буйственный подъём от кошмара, пустые слёзы, объятия. И каждый новый раз, сильный страх будто застывает в алых глазах при виде плачущего любимого человека. В разы сильнее, чем страх от возможной смерти прямо в бою.
Их общий враг - их же чувства. О чувствах Джинн и Дилюк говорят больше всего.
Девушка ищет повод зацепиться сильнее, зацепиться до самого утра и почувствовать долгожданный покой.
- Давай побудем ещё так? - Улыбается, а спустя пару мгновений и вовсе закрывает глаза, укутываясь чужой заботой, словно одеялом.
Дилюк вскидывает голову, мелькая куда-то в потолки смиряющим взглядом.
Скоро рассвет.