Hawke

Хоук злится и пинает ногой ни в чем не повинный бочонок - раньше там было вино, а теперь пусто, и он падает и катится к стенке, жалобно поскрипывая.

В покосившемся амбарчике она совсем одна вместе со своими демонами.

Хоук хочется плакать и кричать, что жизнь несправедлива, Создатель несправедлив, соседский конопатый мальчишка несправедлив, но несправедливее всех - Малькольм Хоук.

Отец работает не покладая рук, на самом пределе, зарабатывая деньги для семьи, а приходя домой, нянчится с близнецами, потому что матушке одной справляться с ними сложно - они растут капризными и подвижными, тянут в рот камешки и жуков, а еще плачут по ночам до звона в ушах, мешая спать всему их невеликому дому.

А потом настает ее черед, и Малькольм приходит к ней, уводя в лес подальше от людских глаз, на открытую полянку, поросшую розоватым вереском.

После очередного урока Хоук валится на него обессиленно, раскидывая руки, и дышит прохладным ночным воздухом и горьким цветочным запахом - он окутывает ее, пропитывая одежду и волосы, и уже потом сама Хоук всю оставшуюся ночь пахнет им.

- Ты молодец, уже неплохо получается, - с улыбкой говорит Малькольм и ерошит ее и так встрепанные волосы. Хоук молчит и смотрит на него, видя лишь залегшие под глазами черные круги от недосыпа. Ее отец смертельно устал, но все равно продолжает бодаться с жизнью и упрямо идти вперед.

- И когда я, наконец, доучусь? Уже целая вечность прошла! - Спрашивает она, и голос ее звучит звонко от раздражения. Она долго терпела и, кажется, последняя капля уже практически упала в ее чашу.

Хоук злится и ничего с этим не может поделать.

Ей уже семь, но она все еще ребенок.

Малькольм в ответ улыбается теплой, отеческой улыбкой и беспечно пожимает плечами.

- Я бы сказал, что никогда. Доучиться невозможно - всегда есть пространство для развития и совершенствования, волчонок.

Хоук фыркает - то ли оттого, что несогласие так и рвется с языка, то ли из-за лезущей в нос пыльцы.

- Тебе легко говорить - сам-то всякое творить умеешь и проблем с контролем у тебя нет.

Голос ее сочится обидой, страхом и разочарованием.

Хоук всего лишь семь, и она уже почти шесть месяцев с трудом контролирует свою силу.

Ее настроение штормит как море в ураган, а желание выскрести всю эту пышущую могуществом скверну, отравляющую ее жилы, с каждым днем растет все быстрее.

Совсем как прелестные близнецы, к которым ее, Хоук, из-за страха не подпускают.

Они вроде бы живут в одном доме, едят за одним столом, но Хоук и не помнит точно, когда с ними в последним раз играла. А ей так хочется.

Хоук всей своей душой ненавидит магию, а та ей наперекор насквозь пропитала всю ее сущность.

Малькольм валится рядом, раскидывая руки и ноги в стороны, и смотрит наверх, прямо в звездное небо.

Ему совсем не нравится, что его забавная, задиристая и смышленая дочь до краев переполняется гневом.

Это чревато для таких, как они, а еще совершенно морально и эмоционально разрушительно.

Он не хочет и на секунду представить, что с ней станет, если гнев ее поглотит без остатка.

Поэтому он насмешливо улыбается и притягивает ее к себе под бок.

- Я, знаешь ли, кучу времени потратил, чтобы стать таким великолепным и умопомрачительным! Целыми днями просиживал штаны над книгами, а потом до ночи и крови из носу тренировался. Тебе еще повезло, волчонок. Все у тебя идет проще.

Хоук, шмыгнув носом, пихает его локтем в бок - ее детскую обиду нельзя развеять так легко, будто бы по мановению магии, просто щелкнув пальцами. Она сидит глубоко, в самом сердце, и отравляет ее детское, но такое взрослое сознание, вынуждая ненавидеть себя.

Ведь для нее схема предельно проста.

Магия живет в Хоук, а сама Хоук и есть магия.

Раздражающая, мешающая, пугающая.

А еще Хоук помнит, как сильно Малькольм сожалеет о том, в кого она в итоге пошла.

Поэтому Хоук и ненавидит магию внутри себя, не в силах с ней примириться.

Хоук ершится и, привстав на колени, грозно глядит на Малькольма взъерошенным, черноволосым волчонком. Ее невероятно яркие голубые глаза рассерженно посверкивают в рассеянном свете луны, и Малькольм понимает, что еще чуть-чуть, и она расплачется.

- Лучше бы ее вообще не было! - Говорит она, поджав губы. - Может ее можно вообще убрать? Я бы тогда могла быть воином и учиться драться с мечом - ты же видел, у меня хорошо получается! Я бы смогла стать наемницей и ходить по тракту, а деньги присылать семье.

Хоук амбициозна, и их деревенская пастораль вскоре ей приестся.

Малькольм же морщится, вспоминая пустые глаза усмиренных с прямыми, безучастными лицами, и такой судьбы для своей прелестной дочери он точно не желает.

А еще Малькольм по сей день жалеет, что не сдержался, когда магия Хоук проявилась впервые, вырвавшись наружу ослепительной молнией, когда та старательно отрабатывала удары на самодельном чучеле.

Оно тлело уже несколько часов, когда Хоук радостно показывала свои новые способности только что вернувшемуся отцу.

Она до ужаса была рада, что теперь-то станет такой, как он.

Он был до ужаса перепуган, что она все-таки стала такой, как он.

И панику эту, страх и разочарование юная Хоук впитала как губка.

Он считал, что все делает правильно - пока не совершил ошибку.

Поэтому он и пытается все исправить, криво и косо, ведь в этом он первопроходец, но с присущим ему усердным старанием.

- Мы с магией навсегда повязаны, она - наша часть. Убери ее - и от нас ничего не останется.

- Но она опасна, ты сам говорил! Что сожалеешь, что она во мне, что я могу близнецам навредить! А я ведь того не хочу, совсем нет...

Все-таки Хоук плачет, очень сдержанно и тихо, до боли стискивая зубы - ей дико обидно, что теперь магия ее ограничила, что теперь она, так сильно любящая свободу, в западне.

Малькольм молча кладет ей на макушку руку, а в другой вдруг появляется огонек - он ярко светится, освещая покрасневшее лицо Хоук, и красиво искрится, паря в нескольких сантиметрах над раскрытой ладонью.

Хоук глядит на него заворожено, как мотылек на огонь.

- Магия действительно опасна, особенно в неумелых руках, но когда ты наконец-то примешь ее, приласкаешь как одичалого зверя и сделаешь своей, она изменится и станет глиной в твоих руках - и тогда она перестанет только разрушать, а начнет создавать что-то прекрасное. Нужно лишь немного терпения и старания. Потому что талант у тебя и так есть.

Хоук переводит взгляд и внимательно смотрит на свои руки, по-детски маленькие и хрупкие, однако вполне способные случайно убить. На душе у нее внезапно штиль и спокойствие, поэтому она делает мысленное усилие и на ладони у него зажигается слабый огонек.

Она прекрасная стихийница, и Малькольм видит это ясно, как белый день.

Хоук шмыгает носом и неверяще смотрит на спокойный огонь в своей руке - она долго тренировалась, но никогда еще так хорошо у нее не выходило.

Малькольм смеется и ободряюще сжимает ее острое плечо.

- Пойдем домой, юная магесса, тебе пора спать.

Хоук вскакивает на ноги и мотает головой, оживленно на него глядя.

- Ты что, нет! У меня только начало получаться! Давай еще потренируемся, пожалуйста.

Она глядит на него умоляюще, умилительно оттопыривая нижнюю губу, но Малькольм непреклонен. Он скрещивает руки на груди и смотрит на нее, нахально ухмыляясь.

- Еще чего - ты же уже с ног валишься. Иначе кто завтра будет Лиандре помогать с близнецами?

Хоук замирает, как пойманный с поличным воришка, и глядит на него широко распахнутыми глазами, до отказа заполненными недоверием.

- Я могу завтра поиграть с близнецами?

Ее слова звучат шокировано, а голос чуть подрагивает - кажется, стойкая Хоук готова расплакаться второй раз за день.

Малькольм кивает и привычно треплет ее волосы.

- Можешь. Только не поджигай игрушки Бетани. И Карвера больше не бей разрядом.

Хоук кивает так быстро, что челка едва поспевает за этими движениями.

Возвращаясь домой, Малькольм смотрит вслед Хоук, скачущей вприпрыжку перед ним - палкой она сбивает закрытые бутоны цветов и что-то тихо напевает под нос.

Быть магом опасно. Не столько из-за самой магии, сколько из-за боящихся ее людей.

Малькольму до одури страшно пустить мир к Хоук, позволить ему ее разрушить и покалечить.

Но не пускать саму Хоук он тоже не может.

Поэтому он решает ей довериться.

В конце концов, такова архитектоника их отношений.