Осень становилась всё коварней и холоднее, ветер раздевал деревья до основания, сгребая с веток желто-бордовые листья. Париж вот уже неделю стоял под плотным проливным дождём, из-за чего уровень воды в Сене достиг максимальной точки. Маринетт любила дождь и осень, они приносили умиротворение и покой в её насыщенную, полную приключений, жизнь, однако сегодня она была не довольна ни собой, ни погодой, ни испечённым тортом для дня рождения соседского мальчика. Адриан обещал заехать за ней к шести, чтобы успеть заглянуть домой, переодеться и отправиться на обещанный ужин к его отцу. Маринетт очень боялась, что что-то пойдёт не так, и Габриель Агрест запретит сыну с ней общаться: это подогревало множество сомнений не только на её счёт, но и на счёт личности Бражника — она пребывала в почти полной уверенности, что главный враг вполне может аккуманизировать сам себя. Конечно, на ужине ей не хотелось снова становиться ЛедиБаг или сражаться с кем бы-то ни было, но поскольку это от неё не зависело, оставалось просто войти в воду и плыть по течению до самого конца. Уже знакомый гудок автомобиля привлёк её внимание, когда последний локон был уложен в причёску и закреплён лаком. Маринетт ещё раз бросила взгляд в зеркало и удовлетворительно кивнула: шифоновое платье миди с высоким воротом, длинным рукавом на атласных пуговицах и поясом на талии, подходило к этому случаю как нельзя лучше, туфли лодочки с ремешками вокруг щиколоток удлиняли ноги, а неброский макияж выгодно выделял оттенок васильковых глаз и иссиня-чёрных волос. Она накинула пальто, обмоталась шарфом и, хватая зонт из подставки, вышла на улицу под звон дверного колокольчика пекарни. Мерседес Агреста младшего стоял через дорогу, и Маринетт, перепрыгивая лужи словно лань, обошла автомобиль и села на переднее сиденье.

— Привет, — капли дождя упали в салон, оставляя несколько тёмных пятен.

— Привет, — Адриан улыбнулся, — волнуешься?

— Ещё как, — она нервно пропустила шарф сквозь пальцы, скрутив его в жгут.

— Сам волнуюсь… Надо заехать домой, а то отец не оценит меня в тренировочном костюме, тут соответствовать надо.

Маринетт уловила нотки недовольства в его голосе.

— Может, стоит поговорить с ним? Ведь прошло столько лет…

— Может, и стоит, только он не хочет. Я тут недавно попытался спросить как у него дела, так он бросил трубку. Ничего необычного, впрочем... давай не будем о плохом.

Он завёл машину и нажал на газ, отъезжая от места стоянки. Они медленно скользили по мокрым улицам, дворники на лобовом стекле работали на пределе возможностей, остальные окна заливала вода. Адриан молчал, изредка поглядывая в зеркала заднего вида, и аккуратно поворачивал в самых узких переулках и неудобных местах. Автомобиль замедлился у высотного здания, сделал круг и въехал под арку во двор с десяти полосной стоянкой.

— Зайдёшь со мной? — спросил Агрест, вынимая ключи из замка зажигания и опуская ручник.

— Если ты приглашаешь, — смущенно улыбнулась она.

Его квартира располагалась на самом верху и состояла из двух этажей, на одном из которых была уютная комната, вмещающая в себя почти всё, за исключением соседней гардеробной, а на втором бассейн. Маринетт прошла за порог, разглядывая причудливый потолок, являющийся одновременно прозрачным дном бассейна, часы во всю стену и сочетание шоколадно-белых цветов интерьера.

— Подожди немного, я возьму костюм и поедем, ладно? — парень юркнул в гардеробную.

Она кивнула.

— Ты уверен, что мне стоит ехать? Мне кажется, это не очень хорошая идея.

— Почему? — отозвался он из-за приоткрытой двери.

— Не знаю, я чувствую себя так… будто мне не стоит ехать с тобой.

— Ладно тебе, это же мой отец. Да и к тому же он сам позвал тебя.

— Я просто… просто боюсь его разочаровать.

— А я боюсь, что это он разочарует тебя, — Адриан вышел и замер, наблюдая за ней: как её взгляд изучает наверху что-то известное только ей, как стройные ножки под платьем шагают по ковру, а рука скользит по изгибу спинки дивана. 

Тишина показалась ей слишком оглушительной, и Маринетт обернулась, скрестив с ним взгляды. Бывают мужчины, которым не идут костюмы, бывают мужчины, которым они идут, а бывает Адриан Агрест, которому идёт любая одежда. Очень кстати пришедшее на помощь самообладание ЛедиБаг, не оставило ей возможности лишиться чувств от одного его вида.

— Ты… ты… хорошо выглядишь, Адриан.

— Да, и ты... очень красивая.

Они замолчали, не отрывая глаз друг от друга. Пространство застыло и остановило время, размывая границы реальности, Агрест на мгновение забыл, как дышать, а после в едином порыве, в два шага преодолев расстояние между ними, заключил её лицо в свои ладони и поцеловал. Маринетт ждала этого с тех пор, как он вошёл в пекарню в день первого их свидания, однако всё равно была приятно удивлена. Прежде чем осознать случившееся, она испугалась, потом обрадовалась, а после обвила его шею руками и утонула в этом поцелуе, как Париж утопал в дожде, а набережная в водах Сены. Мир, который они знали до этого, преобразился и стал в тысячу раз ярче и в тысячу раз прекраснее, словно упала какая-то мрачная пелена, и истинная картина впервые показалась на свет. И эта осень, и дождь, и Бражник, — всё потеряло смысл, всё, кроме одного — они были вместе, они любили, и любовь эта была взаимна.

***

 «Натали было всего двадцать два, когда диплом о втором высшем появился в списке её побед. Впереди уже маячил вопрос о работе, а она всё никак не могла найти подходящего места: одним нужен был стаж, другим опыт, третьим иная квалификация. В отчаянии ей пришлось выбирать из того, что могли предложить газеты, и в один из дней Натали увидела то, что искала. Объявление гласило, что Габриель Агрест ищет личного помощника, управляющую поместьем и гувернантку в одном лице. Несмотря на свой возраст, она могла в этом плане составить конкуренцию кому угодно, к тому же огромный объём работы давал шанс сбежать от страданий по бывшей любви и, наконец, найти себя. Пугало только одно: неопытность — основной показатель, из-за которого большинство рабочих мест для неё были просто закрыты. Однако мадмуазель Санкёр решилась на это и в указанный срок приехала на собеседование, укомплектованная по всем правилам своей профессии.

Она хорошо помнила, как впервые попала в особняк уже состоявшегося модельера, как на негнущихся ногах поднималась в его кабинет… В тот день было сыро и холодно, ветер стучал в окна, дождь противно шуршал по мостовой. В дверях стояла хрупкая женщина, не на много старше её самой, она вежливо улыбнулась и предложила войти. Эту женщину невозможно было не узнать, ведь о её красоте и таланте слагали легенды, фильмы с ней крутили в кинотеатрах, благотворительные фонды боготворили Эмили Агрест, а лучшие модельеры мира пытались заполучить на свои показы. Сама же Эмили, будучи замужем, всё время посвящала семье и редко выбиралась в свет, несмотря на самый пик популярности и ажиотаж вокруг них.

— Здравствуйте, вы, вероятно, Натали Санкёр, — спросила тогда мадам Агрест.

— Да, — кивнула Натали и выронила блокнот.

— Пойдёмте, я представлю вас мужу… знаете, у нас не так уж и много было хороших специалистов. Почему вы в столь юном возрасте решили, что сможете работать в таком темпе, который мы требуем?

Они поднимались по лестнице, не глядя друг на друга. В воздухе витало лёгкое напряжение и ощущение недовольства.

— Я не боюсь тяжелой работы, могу решать сложные задачи, знаю несколько языков, хорошо разбираюсь в мире моды и владею боевой техникой, способной защитить не только меня, но и вашего ребёнка в случае опасности. 

— О, это прелестно, — Эмили произнесла это сдержанно, словно была не удовлетворена тем, что сказала претендентка на предполагаемую работу.

Дверь кабинета Габриеля Агреста открылась, и он сам поднял голову от эскиза голубого приталенного платья миди.

— Добрый день, прошу вас, — Агрест указал на стул.

— Спасибо, — Натали прошла и села, рассматривая мужчину.

Он был красивее, чем она представляла, с такими глубокими мудрыми глазами, что сердце юркнуло куда-то в желудок, а после вернулось на место. В тот момент Натали списала это на слишком сильное волнение, и отвернулась в поисках новой зацепки для успокоения души. Габриель почти не смотрел на неё, задавал банальные вопросы, говорил ничего не значащие замечания и попутно рисовал.

Позже она так часто вспоминала этот момент, что он стал сниться ей по ночам, врываясь в совершенно обычные и безобидные сны. Натали со временем привыкла к дому, к работе, к бесконечному графику и тайнам, в которые посвятила её чета Агрестов. В какой-то момент она неожиданно поняла, что Эмили не строгая ревнивая жена, а глубоко несчастная женщина, чувствующая себя одинокой рядом с мужчиной, которого любит. Да, Габриель по-своему тоже любил её, но власть и сила, дарованная ему талисманом, осквернили чувство, некогда бывшее светлым, чистым и непорочным. Возникшее сочувствие породило из откровенной неприязни жены и ассистентки самую настоящую дружбу, затмившую собой на время все другие чувства и желания. Оба супруга доверяли Натали безоговорочно: она знала, что сделал Агрест и уж, конечно, знала все проделки новой своей подруги, из-за чего металась между ними, как мотылёк в кольце огня, не в состоянии рассказать о тайнах, которые принадлежали не ей, или предать кого-либо. Именно она помогла Эмили однажды уйти из дома незамеченной, чтобы встретиться с Мастером Фу, и именно она была свидетельницей появления Бражника и всех событий, которые он так тщательно скрывал от жены. Натали Санкёр оставалась предана им обоим. Нотки сочувствия к Габриелю Агресту впервые появились в её сердце, когда его жена перестала вставать. Он был убит горем и делал всё для Эмили, для сына, для своей семьи — его жертвенность и стремление исправить хоть что-то восхищали так сильно, что даже его тёмные тайны меркли перед этой самоотверженностью. И чем слабее была мадам Агрест, тем сильнее становилось чувство Натали к Габриелю, тем чаще она ловила себя на мысли, что хотела бы быть на месте этой женщины, пусть умирающей, но любимой им.

В один из дней Эмили позвала её к себе в комнату, из которой уже не могла выйти: она лежала там невероятно бледная, но такая же прекрасная и милая, какой была всегда. Натали села возле неё, та протянула руку и обхватила пальцами ладонь так, словно хотела отдать часть себя.

— Послушай, я уверена, что ты в курсе того, чем занимается мой муж, не принимая во внимание его основную деятельность... Ты знаешь, о чём я...Мне это не нравится, и не нравится идея, которая главной линией проходит во всех его обещаниях мне. Когда я уйду…

— Эмили! — с укором воскликнула Натали.

— Нет! Не перебивай. Пожалуйста… Когда я уйду, не бросай его. Останься. Я вижу, как ты на него смотришь.

— Эмили. Боже, я бы никогда…

— Ты младше меня, Натали, во многом умнее и сдержаннее. Если бы ты смогла уговорить его отказаться от этой идеи. Если бы смогла помочь ему стать прежним, я бы на всё закрыла глаза. Тем более, что Адриан очень и очень привязан к тебе.

— Умоляю, ты бредишь! Как бы я не смотрела на твоего мужа, Эмили, — Натали поправила очки, — Я никогда не позволю себе ничего свыше деловых отношений. Это работа.

— Я знаю, — улыбнулась она, — Но, когда меня не станет… Пообещай, что позаботишься о нём и о сыне. Пообещай мне, Натали.

— Конечно, — она тяжело вздохнула, — Я… сделаю всё, что смогу.»

— Я сделаю всё, что смогу, Эмили, — прошептала Натали, отгоняя печальные воспоминания и входя в приоткрытую дверь.

Габриель стоял спиной ко входу и разговаривал с женой-спящей красавицей в бессмертном саду их погибшей любви. Он не слышал прихода помощницы, и потому не прерывал монолога.

— ... и с каждым днём, я теряю уверенность в своих силах. С каждым днём мне всё больше кажется, что я не смогу исполнить своего обещания. Эмили… моя любимая, Эмили… Я теряю веру, теряю надежду, и в полной темноте отчаяния лишь Натали выручает меня… она словно держит фонарик, пока я, как слепой котёнок, пробираюсь по своему тернистому пути. Что мне делать? Что мне делать, Эмили?

— Кхм-кхм, — Натали решила, что услышала уже достаточно, — мисье?

Он неестественно выпрямился, вытер глаза под очками и повернулся.

— Да? Всё готово?

— Почти. Мы ещё ждём курьера с багетом и круассанами от Дюпен-Чен.

— А эскизы? Ты нашла их?

— Да, они лежат на столе в гостиной, уже подготовленные и сложенные так, как вы просили.

— Хорошо. У меня будет ещё одна просьба.

— Да?

— Прошу, перестань обращаться ко мне этим ужасным словом «мисье»

***

Поцелуй был таким страстным и долгим, что они совсем забыли о времени, и к тому моменту, когда часы привлекли их внимание, уже очень сильно опаздывали. Адриан газанул со стоянки и погнал по мокрой дороге на полной скорости, будучи совершенно уверен, что приедет вовремя. У самых ворот он едва успел затормозить перед въезжающим с другой стороны лимузином отца, сразу вызвав гнев Гориллы. Тот собирался разобраться с незадачливым водителем, но, когда увидел, кто это, пропустил вперёд и помахал рукой. Мерседес сделал круг по двору, останавливаясь у входа. Натали уже встречала их.

— Он ждёт вас, — сказала она официальным тоном.

Это была совсем другая Натали, сильно отличавшаяся от той, которую ЛедиБаг встретила, провожая домой её босса. Строгая, серьёзная, непоколебимая.

— Спасибо, Натали... Всё в порядке? Ты выглядишь бледной, — заметил Адриан.

— Да, не очень себя чувствую. Из-за погоды, наверное.

Они прошли в гостиную, где за длинным столом спокойно сидел Габриель Агрест и перебирал какие-то рисунки. Маринетт поняла, что это за рисунки, и сразу сжалась в комок, чувствуя себя крайне неуютно, словно это была не большая светлая комната, а узкая квадратная коробка, запечатанная со всех сторон. Даже спустя двадцать минут ощущение скованности не отступило, лёгкое предчувствие закралось в сердце и стало медленно, но верно расти. Мисье Агрест говорил с сыном и первое время совсем не обращал внимания на гостью, разрешая ей, таким образом, спокойно перекусить и осмотреться, но после всё-таки снизошёл до неё и начал почему-то с комплиментов.

— Я должен лично поблагодарить вашего отца за лучшую выпечку в Париже, мадмуазель Дюпен-Чен.

Она улыбнулась, не зная, что ответить, и покрепче сцепила руки на коленях, чтобы скрыть дрожь и волнение.

— Я тут смотрел на ваши эскизы студенческих лет, — продолжил он, — и меня интересует вопрос. Почему вы при таком таланте и внешних данных украшаете торты?

— А что такого страшного в украшении тортов, мисье Агрест? — Маринетт слегка кольнуло то, что в его словах был намёк на неудачный выбор.

— Ничего. Это прекрасно и очень вкусно, но вы могли бы пойти дальше...

— Что вы имеете в виду?

— В коллекции грядущего сезона Прет-а-Порте хотелось бы отразить модные веяния современных молодёжных направлений. Для этого мне нужен... Нет! Просто необходим свежий взгляд, и я считаю, что этим свежим взглядом должны стать вы.

Адриан в изумлении приоткрыл рот, смотря поочередно то на отца, то на девушку.

— Вы предлагаете мне работу, мисье? — уточнила она.

— Не совсем… После того показа с тортами-шляпками два года назад, я всё никак не мог найти повода встретиться с вами. Но вот он представился, и я снова предлагаю вам сотрудничать. Если хотите, коллекцию назовём Дюпен-Чен&Агрест.

Маринет подавилась круассаном и смущенно улыбнулась, бросая взгляд на Агреста младшего. Тот был в не меньшем шоке и только хлопал глазами, не в состоянии подсказать что-либо или хотя бы кивнуть.

— Мисье Агрест, — вежливо возразила Маринетт, — я работала с одеждой и аксессуарами только пару раз, и то это было очень давно. Боюсь, я не подойду для такого ответственного дела. Может быть Хлоя Буржуа сможет вам помочь, она как раз вернулась из Нью-Йорка. Стажировка у Одри дала ей намного больше, чем вся моя работа с тортами вместе взятая.

Габриель внимательно выслушал её, изогнул бровь и перевёл взгляд на эскизы.

— Но эти работы неподражаемы, мадмуазель Дюпен-Чен. Уже тогда вы делали то, чего я даже в ваши нынешние годы едва ли мог изобрести. Почему вы отказываетесь?

— Маринетт, может быть стоит согласиться? — наконец, вышел из оцепенения Адриан.

В её голове пронеслись тысячи причин, почему она не может этим заниматься, и основная из них была просто очевидна — ЛедиБаг.

— Адриан, это очень большая ответственность, и я не знаю…

— Да ладно, всё получится! Ты же прекрасно со всем справляешься… как с той шляпой например, которую я надел на показ в школе. Помнишь?

— Шляпа, может, и была ничего, но день - просто ужас.

— Это другая история, — он улыбнулся, — Так что? Ты согласна?

Она подняла глаза к потолку, украдкой взглянула на модельера и на выдохе произнесла.

— Да. Хорошо. Я буду с вами работать.