— Десять дивных бутылок лежало на столе! Одна из них упала, и… Апчхи! Ах, и вот уже их девять лежит на дряхлом столе!
Плечи болят от долгой работы, мышцы рук горят жидким железом, а в нос то и дело залетают крохотные частички золотого сена, отчего Чонвон машинально морщит его, но рук от вил не убирает. Старая повозка постепенно заполняется будущим кормом для скота. Парень на секунду останавливается, чтобы грязными от земли руками стереть со лба пот, и, собравшись с силами, продолжить. Знали бы эти угрюмые кони, козлы да коровы, скольких трудов стоит их ужин, сразу бы… А что «сразу бы»? В прочем неважно. Не стоит отвлекаться по пустякам. Чонвон облизывает пересохшие губы, чувствует горькую, оседающую на языке пыль, прежде чем вновь запеть незамысловатую песню, которую старшие братья часто пели за семейными скромными ужинами. Он сбивается, позабыв, какое число идёт перед десяткой, затем исправляется, гордый своим гибким умом.
— Девять дивных бутылок лежало на столе! Вдруг одна упала! И вот уже!..
﹆﹑⋄☘︎⋄﹑﹆
С сеном покончено. Не раз и навсегда, как хотелось бы, но до завтрашнего дня — точно. Повезло, что мистер Ким дал не так уж и много поручений, находясь в добром расположении духа с самого утра, как только лучи солнца выглянули из-за горизонта. Из списка дел не зачёркнутыми остались лишь требующие починки подкосившиеся ворота у амбара.
— И года не протянули, — с досадой проговаривает себе под нос, поглядывая в их сторону. Придётся над ними знатно попотеть.
Чонвон делает глоток прохладной колодезной воды и ловит себя на опасении простудиться таким глупым способом. Начинает темнеть, об этом говорит похолодавший воздух, загорающееся алым пламенем небо и просыпающиеся сверчки, которых парень по секрету побаивается. Никогда не знаешь, что взбредёт в крохотную голову этим странным насекомым. Вдруг залетят прямо в рот или же прыгнут за шиворот? Ян ёжится от выдуманных неприятных ощущений, сильней в руках сжимая бутерброд из ржаного хлеба, испечённого вечно улыбающейся миссис Ким, и домашнего козьего сыра.
Где-то вдалеке, в лесу, лают гончие псы; видно, кому-то из соседей в голову взбрело поохотиться. Чонвон прислушивается, прекращая жевать; лай продолжается. Если подумать, (дать волю воображению), это могут быть вовсе и не псы… Может, волки? По спине пробегают мурашки, а есть как-то больше и не хочется. Ян без лишних мыслей поднимается с пригретого места на деревянных ступеньках и, проверив, не слишком сильно замаралась ли обувь, входит в дом, быстрыми шагами направляясь на кухню.
Он не в первый раз остаётся в поместье один на один с поручениями по хозяйству, но до сих пор, за все два года жизни с Кимами, не может привыкнуть к вещам, способным напугать его: к скрипящим половицам, проклятым сверчкам и одиночеству. Когда ты остаёшься один, волей-неволей начинаешь вслушиваться в самый даже незначительный шорох, пытаешься придумать ему причину, а потерпев неудачу, ощущаешь в груди расцветающее семечко страха.
В груди Чонвона цветёт настоящий букет.
﹆﹑⋄☘︎⋄﹑﹆
Удар. Гвоздь кончиком цепляется за деревянную поверхность. Второй. Он на половину входит в доску; теперь придерживать его пальцами необязательно. Третий. От гвоздя остаётся видна лишь шапка, а ворота постепенно крепчают.
Чонвон, довольный своей качественной работой, устало приподнимает уголки губ. Сил на пение не осталось совсем, их хватит лишь на то, чтобы добраться до кровати и провалиться в непробудный сон. Работы больше нет, как и нет семейства Ким, — втроем они, приняв приглашение, отправились на какое-то очередное скучное торжество с медленными танцами и обсуждением минувших лет.
Складывая инструменты в ящик, Чонвон то и дело оборачивается, с надеждой в глазах всматриваясь в тропинку, ведущую к поместью. На засыпанной мелкими камнями дороге никого не наблюдается; если бы кто-то и решил приблизиться, шуршащая галька выдала бы его с потрохами. Проходит меньше пяти минут, когда Ян вновь поворачивает голову. Сперва он дёргается, заметив тёмный силуэт, быстрыми рваными шагами идущий в сторону главных ворот, затем всматривается внимательней, подмечая, что такую ровную осанку он за всю жизнь видел лишь у одного человека. Наконец, когда лицо «знакомого незнакомца» озаряют последние солнечные лучи, Чонвон бросает ящик на землю от непонятной радости, вмиг наполнившей его легкие.
— Сону! — Ян окликает его, подбегая к забору, ограждающему огород от красивой части двора, и, забравшись на него, машет хмурящемуся парню напротив.
Единственный сын Кимов, Сону или же, (как он сам просит называть), Уильям, останавливается на полпути к входной двери, нехотя переводя взгляд на парня, больше похожего на новорожденного уличного котёнка: такого же наивного и беспечного. Сону в руках сжимает так и не надетые кожаные перчатки, приближаясь к зовущему его парню. Стоит ему оказаться к Чонвону чуть ли не в притык, как он отмечает, что ещё одним сходством с котом у второго являются интересного разреза карие глаза и некая неряшливость. У Чонвона волосы в пыли, растрёпанны, оттого их природный рыжеватый оттенок кажется темней; на его скуле всё ещё заживает синяк от упавшей с высокой полки жестяной банки с гвоздями, на лице рассыпаны блеклые веснушки, у Сону же лицо чистое как холст, без единого изъяна.
В нос бьет запах сена, скошенной травы и чего-то тёплого, манящего, как свежеиспеченный пирог с вареньем из одуванчиков. От него по телу бегут мурашки, от него подкашиваются ноги, а в горле пересыхает. Сону делает шаг назад, чтобы вырваться из странных потусторонних оков.
Ян удивлённо моргает, пока в душе этот поступок оставляет неприятный укол, несмотря на то, что он вполне его понимает, — не каждому будет приятно стоять рядом с человеком, весь день проведшим за работой под солнцепёком.
— Ты меня позвал, — напоминает Сону, кончиками пальцев смахивая с глаз белые как снег пряди.
— Точно! — воодушевляется мигом Чонвон, облизывая губы, на которых взгляд второго задерживается дольше приличного. — Ты рано вернулся. Что-то пошло не так? Где твои родители? Они всё ещё на празднике? Тогда почему отправили тебя домой одного? Там было-
— Остановись, — перебивает его озлобленно Ким, поджимая бледные губы.
Чонвон замолкает, виновато опуская голову.
— Я, пожалуй, расскажу тебе немного, но только после того, как переоденусь, — произносит Сону, мгновенно ощутив муки совести и отворачиваясь ровно за секунду до того, как лицо второго озаряет счастливая невинная улыбка. — И ещё кое-что, не называй меня Сону, так меня зовёт лишь семья. Для тебя я мистер Ким или же Уильям.
— Как скажете, мистер Ки-и-им, — игриво подмигнув, Ян морщит нос с улыбкой на лице и направляется к амбару.
Сону остаётся стоять на месте, как вкопанный, пока в его голове раз за разом прокручивается только что произошедший момент.
﹆﹑⋄☘︎⋄﹑﹆
Захлопнув за собой дверь спальни Сону прислоняется к ней спиной и, бросив перчатки на кровать, прикладывает холодные ладони в первую очередь к горящим словно от беспощадного мороза щекам, затем к груди, где колотится сердце. Кровь в синеватых венах бурлит, разгоняет по телу волны странной неги.
Пошатываясь, как под действием сладковатого вина, парень подходит к умывальнику, глядя на себя через зеркало, украшенное парой крохотных царапин. На лицо все симптомы элементарной простуды, которую он порой цеплял зимой, но Сону знает, что элементарным это состояние назвать нельзя ни в коем случае. Оно запутанное, необъяснимое, неправильное…
Парень быстро орошает лицо водой, на пару шагов отгоняя от себя странный недуг и ещё более странные мысли.
﹆﹑⋄☘︎⋄﹑﹆
They say that we're out of control and some say we're sinners₁
Неуверенными шагами спускаясь на первый этаж, теперь освещаемый лишь яркими восковыми свечами, Сону размышляет, стоит ли ему прямо сейчас вернуться в комнату и постараться заснуть, а на вопросы Чонвона, что встретят его завтра с самого завтрака, без лишних слов сбросить всё на усталость? Вариант хороший, не изощрённый, но одна лишь мысль о грустном кротком взгляде Чонвона и его чуть поджатых в неприметной обиде малиновых губах бьет куда-то под дых. Ким останавливается на последней ступеньке, короткими ногтями впиваясь в ладонь, пока мысли о трудолюбивом парне с яркой улыбкой хозяйничают в его разуме.
— Ты задумался?.. — тихо звучит у дверного проема гостиной, а Сону вздрагивает, едва сдержав испуганный вскрик.
Чонвон кусает нижнюю губу, не решаясь посмотреть второму в глаза. Как-то неловко, и Сону его понимает. Несмотря на долгое проживание Яна здесь, несмотря на частые слова родителей о том, что парням стоит подружиться, ведь они ровесники, (разве не хорошая причина?), дружба никак не задавалась. Причиной, как ни странно, являлся Сону и его манера выставлять свои шипы, всякий раз как Чонвон решался подойти под разными предлогами: «Читаешь? А что именно?», «Я нашёл красивое место в лесу, не хочешь посмотреть?..», «Светлячки вчера были такими яркими! Я поймал парочку в банку, идём, покажу!», «Как дела с лягушачьим языком?» — от последнего у Кима порой дергался глаз; сколько можно повторять, что нельзя называть чудесный, волшебный, таинственный французский язык лягушачьим?! Но иногда, сидя глубокой ночью за чтением потёртого романа, Сону приходилось по несколько раз перечитывать одну и ту же строчку, чтобы вникнуть в происходящее на пожелтевших страницах, ведь чувство собственной вины съедало его изнутри.
— Нет, с чего ты взял? — Сону отвечает колким вопросом на вопрос после недолгого молчания, сходя со ступеньки и, не дожидаясь ответа, следует в гостиную. Чонвон не говорит ни слова, лишь отходит, пропуская его, и, немного потоптавшись на месте, решает присесть на диван.
Молчание возобновляется.
Шумно сглотнув, Чонвон запускает пальцы в волосы и чуть оттягивает их. Что говорить? Что делать? Обратив свой взгляд в сторону окна, за которым стемнело, как по звонкому щелчку чьих-то невидимых пальцев, Ян молит того, кто находится свыше, чтобы тишина завершилась, желательно на хорошей ноте.
И это происходит.
— Стемнело. Родители скоро вернутся. Я бы вернулся вместе с ними, но кто виноват в том, что у меня ноги кривые? — Сону вздыхает, а аура вокруг него пропитывается обидой и злостью на самого себя.
Ян хватается за эту фразу, как за конец верёвки, способной вытащить его из болота, ведь вопросов у него теперь стало лишь больше.
— Что-то пошло не так во время танцев? — догадывается без проблем он. Зная Сону также хорошо, как свои пять пальцев, два из которых болят от попавшего по ним накануне молотка, Чонвон понимает, что молчание, полученное в ответ, играет роль тихого «да». — Я удивлён…
Сону прислоняется плечом к книжному шкафу, чуть щурясь, а у Яна от такого лисьего взгляда спирает дыхание.
— Удивлен? Почему же?
— Ты с детства ходишь по всяким торжествам, знаешь все тонкости танцев, а сегодня впервые… — «ошибаешься» застревает в горле, ведь оно совершенно не подходит такому человеку, как Сону.
— Ошибся? — завершает Ким. — Я не просто ошибся, я перепутал все чередующиеся движения, отдавил ноги девушке, к которой родители надумывали отправлять меня свататься, и выглядел как сбежавший цирковой клоун!
— Ты про ту, что живет через речку?.. Диана? — вспомнив имя, Чонвон присвистывает. — Не повезло тебе. Упустил такую леди. А она ведь умная, как ты: столько всего прочла, и на лягуша… французском разговаривать умеет. Ещё и красивая, — в последний момент опустив «как ты», Чонвон надеется, что кончики его ушей не окрасились в ярко-розовый. — Из вас бы вышла идеальная чета семейства Ким.
Сону хмыкает, и не ясно, значит ли это «да» или «нет».
— По-твоему, мне подошёл бы любой умный и красивый человек?
Значит, всё-таки «нет».
Чонвон робеет, пальцами впиваясь в колени. Вопрос простой, но отчего-то становится неловко.
— Впервые вижу, чтобы ты не знал, что ответить. Обычно поток твоих слов не смогла бы остановить даже крепчайшая плотина.
— Я просто задумался, — вскидывает голову Ян, с вызовом глядя на второго. — Да, я считаю, что тебе подошёл бы любой такой человек.
— Даже ты?
— Что?..
Сону облизывает губы, всё ещё сладкие от выпитого яблочного сидра, и, скользящими шагами приблизившись к смущенному от столь неоднозначного вопроса Яну, наклоняется к его горящему лицу, оставляя между ними жалкие сантиметры, и повторяет с той же обжигающей интонацией:
— Даже ты?
Платиновые пряди спадают Киму на глаза, отчего захлебнуться в бездонных зрачках у второго не выходит.
— Я — нет, — выходит до нельзя уверенно. Длинные ресницы Чонвона вздрагивают, как и его голос, в котором довольно вальсирует неясная грусть. Он старается отодвинуться, но Сону, заметив это, препятствует. — Сону, прошу, я себя неважно чувствую…
Лгать, глядя в чужие серые глаза, — для Яна в новинку, оттого выходит неубедительно.
— Отчего же? — Ким улыбается одними уголками своих блестящих от слюны губ, взглядом быстро цепляясь за каждую деталь на лице Чонвона. Бесподобен. Кое-что заставляет его недовольно вздохнуть, а именно протяжённый синяк на левой скуле второго. Он расплывчатый, желтоватый, ведь получен давно, но всё равно порой доставляет боль.
— Устал.
— М-м-м, — мычит понимающе Сону и, недолго думая, кончиками пальцев касается острой скулы с распустившимся на ней цветком. Впервые ощутив под своими пальцами чужую горячую от смущения кожу, Ким вздрагивает, словно через его тело пропускают парочку разрядов электрического тока; Чонвон вздрагивает в тот же миг.
Время останавливается дважды: в первый раз, когда Сону шепчет сладкое непонятное Чонвону: «Tu es très beau» и прикрывает глаза, поддаваясь к чужим приоткрытым губам в желании запечатлеть на них свой поцелуй; и во второй, когда Чонвон как под гипнозом поддаётся в ответ.
И лишь раз оно решает сдвинуться с места, когда входная дверь с характерным звуком распахивается, а из глубины коридора доносятся веселые и уставшие голоса мистера и миссис Ким.
— Мальчики, мы вернулись!
— Дорогая, потише, вдруг они уже спят!
— Ах, точно-точно.
Чонвон в испуге распахивает глаза и отстранятся рефлекторно, пока Сону с нескрываемой досадой поджимает губы, отворачиваясь в сторону двери. На губах всё ещё ощущается тепло чужого дыхания.
— Мы ещё не спим! — громко тянет он и, не взглянув на Яна, выпрямляется.
— О как! А чего не выходите?
Цокот, раздающийся от невысоких каблучков на лакированных туфлях женщины, как и шелест пышного вечернего платья отдаляется в сторону кухни; мужчина следует за возлюбленной, что-то бормоча себе под нос, мол, ничего, что не вышли, значит веселились хорошо.
Чонвону тяжело дышать, кажется, что весь кислород исчез из комнаты. Он прикладывает руку к верхним пуговицам льняной рубашки, дрожащими пальцами желая расстегнуть парочку; блестящие от волнения глаза бегают от одного угла комнаты к другому, пока парень наконец не понимает, что из комнаты вместе с кислородом исчез и Сону. От обиды в пересохшем горле начинают скрестись кошки, а на щеках появляются солёные дорожки, неприятно скатывающиеся к шее.
…don't let them ruin our beautiful rhythms₂
Когда чья-то невесомая ладонь ложится на его плечо, он дёргается, поднимая голову и сталкиваясь с обеспокоенным взглядом миссис Ким.
— Чонвон, мальчик мой, ты чего сидишь тут один? — она замечает слёзы, что парень незаметно старается стереть рукавом, измазанным в пятнах от свежей травы, и охает: — Неужто это Сону тебя довёл? Точно он! Вот негодник! Зла на него не хватает, как так можно?..
— Н-нет, миссис Ким. Это не из-за Со… Не из-за Уильяма. Прошу, не сердитесь, — тихо проговаривает тот в свою очередь, натянуто улыбаясь. — Меня просто посетила тоска, такое случается. Не волнуйтесь…
— Бедный, хочешь я заварю чая с мелиссой? Он успокаивает и улучшает сон, а тебе не мешало бы выспаться, ведь этот старый прохвост хочет завтра приняться за грядки с редисом, — женщина кивает украдкой на дверной проем, мимо которого как раз проходит мистер Ким с вечерним выпуском газеты в руках.
Он заглядывает всего на секунду, с доброй улыбкой кивая Чонвону, и повторяет слова жены о сборе редиса, добавляя, что работы будет немного, ведь вдвоём они мигом управятся.
— Так что насчёт чая? — возвращается к разговору, длинными пальцами поправляя изящный бант у талии.
Ян вежливо отказывается и, стоя перед дверью своей поглощённой тьмой комнаты, ловит себя на мысли, что лучшей чертой миссис Ким, не считая отменного юмора, является черта «не задавать лишних вопросов». Сону её противоположность. Теперь вместе обиды в крови зарождается злость, переливающаяся и ядовитая как ртуть. Он бросает взгляд на дверь Сону, за которой царит мёртвая тишина, и сжимает руки в кулаки, пока голова разрывается от потока болезненных вопросов.
«Завтра новый день…» — мысленно твердит себе и закрывает за спиной дверь.
﹆﹑⋄☘︎⋄﹑﹆
— Солнце сегодня решило играть против нас, да, Чонвон-и? — мужчина щурит глаза с бодрой улыбкой на лице, пытаясь разглядеть парня, борющегося с упрямым редисом.
— Не то слово, мистер Ким, — наконец выдернув из земли корнеплод, при этом не повредив ботву, Ян довольно откладывает его в корзину.
От беспощадных солнечных лучей не спасают даже соломенные шляпы — затылок всё равно припекает. Кожа лоснится от пота, одежда неприятно липнет к телу. Хочется облиться водой, привезённой из самогó Ледовитого океана, чтобы сбить жар и расслабиться.
Чонвон тяжело дышит, притащив с амбара мешок с удобрениями, и взглядом выискивает кувшин с водой, что ещё пару часов была прохладной, а теперь по температуре сгодится для заваривания душистого кофе, который Сону часто пьёт по утрам. Ян невольно хмурится, тыльной стороной ладони вытирая влажные от воды губы. Вновь Сону. Его не видно весь день, как сказал мистер Ким, он с утра ушёл к друзьям, благополучно отмазавшись от работы с землёй, и вернётся к ужину. Чонвон ждёт ужина с нетерпением, чтобы после расставить все точки над «и».
Сняв с головы шляпу, он зачёсывает волосы назад, открывая вид на лоб, и интересуется:
— Мистер Ким, вы ведь знаете французский?
Мужчина откликается мгновенно, продолжая возиться с грядками:
— Ты спрашиваешь это у преподавателя французского, мальчик мой, — на тихое «ой», он посмеивается: — Спрашивай, что хотел.
— Недавно мне сказали одну фразу… И я не знаю, что она означает.
— Интересно… а что за фраза? Помнишь, как звучала?
Мистер Ким отряхивает руки о рабочие штаны и поворачивается к Чонвону. Он внимательно ожидает ответа, а тот неловко вздыхает:
— Честно говоря, не уверен, что с моим-то кривым произношением вы поймёте, что я скажу…
— Не волнуйся, — отмахивается. — Я весь внимание!
— Что ж, там было, ну… — Чонвон облизывает губы, в голове прогоняя этот томный шепот, от которого внизу живота всё приятно тянет. — Ту тре бю…
— Tu es très beau? — повторяет с бóльшей чёткостью в произношении мистер Ким и, получив в ответ радостный кивок и сияющие глаза, усмехается: — Ты очень красивый. Переводится, как: «ты очень красивый». Кому-то ты сильно в душу запал, как я погляжу. И ведь не удивительно, такой хороший парень! Будь у меня дочь, я бы с радостью выдал её за тебя, но так уж вышло, есть один лишь Сону!..
Из-за бешеного стука своего сердца, эхом отдающегося в барабанных перепонках и приятным покалыванием на кончиках пальцев, Чонвон перестаёт вслушиваться в последующие слова мужчины, думая лишь об одной фразе. Об одном человеке.
﹆﹑⋄☘︎⋄﹑﹆
Стоя напротив зеркала в пол и рассматривая в нём своё волнующееся и озадаченное лицо, Чонвон сглатывает, отчего адамово яблоко дёргается под золотой кожей. Он поворачивает голову немного вправо, вглядываясь в хорошо очерченную линию подбородка и челюсти, затем влево, цепляясь за нос с еле заметной горбинкой.
— Невозможно, — выдыхает раздражённо, отворачиваясь и прикрывая глаза. Волосы, ещё влажные и растрепанные после душа, пахнут морской солью, кожа отдаёт оливковым маслом. Чонвон старается отвлечься и спокойно дождаться ужина, но у него не выходит.
Ты очень красивый.
Ян вновь смотрит на своё отражение. Никто раньше не говорил ему таких слов, всё твердили, что слишком худой, нескладный, что плечи слишком уж широки, а глаза делают похожим на испуганного кролика, увидевшего охотника с ружьём. Он никогда не слушал таких людей, просто игнорировал, но и симпатичным себя считать так и не начал. И сейчас, услышав от такого прекрасного, поистине неземного человека, как Сону, слова о том, что он красив… так ещё чуть не поцеловав его, Чонвон не знает, как ему правильно реагировать. Удивиться? О да, он удивлён! Разозлиться? Да, он был зол сразу после случившегося, ведь Ким по-детски сбежал, даже не поговорив с ним! Осмыслить свои чувства не только после произошедшего, но и до него?.. Ян садится на застеленную кровать, глубоко задумываясь. Мыслей о Сону и его лисьей улыбке слишком много, мыслей о том, как сильно бьется сердце Чонвона, когда тот находится рядом с ним, ещё больше.
Нервно постукивая пальцами по матрасу, Чонвон неожиданно останавливается, широко распахивая глаза.
В глазах темнеет, а обветренных губ слетает судорожный вздох и слова: «Я влюблён в Ким Сону».
﹆﹑⋄☘︎⋄﹑﹆
Ужин проходит спокойно, но без Сону, потому что тот не спешит появляться на пороге дома.
— Что-то он опаздывает, — беспокойно вздыхает миссис Ким, кончиком салфетки вытирая уголки тонких губ.
— Ты же его знаешь. Уверен, явится с минуты на минуту, — мистер Ким с большим аппетитом расправляется с порцией запечённой утки у себя на тарелке, берёт добавку из салата, доливает вина, а потом замечает, что за всё это время количество еды перед задумчивым и необычно бледным Чонвоном так и не уменьшилось. — Чонвон-и, ты ведь столько работал, неужели не проголодался?
На немой вопрос в глазах жены, он незаметно кивает на тарелку парня, и тогда женщина, видно, начав волноваться теперь и за это, качает головой.
— Я, наверное, слишком устал. Посижу с вами за компанию, а потом пойду спать, если вы не против, — улыбнувшись в конце, Чонвон отпивает яблочного сидра, чуть морщась от его сильно сконцентрированной сладости.
Если Сону не придёт сейчас, Ян будет ждать хоть до полуночи, а то и позже. Если он думает, что вечно сможет избегать его, то точно ошибается.
— Возвращение блудного сына! — мистер Ким восклицает это настолько громко, что Чонвон пугается, дёргая рукой, отчего та задевает вилку, в свою очередь с лязгом падающую на пол. — Долго же тебя не было. Заставил мать волноваться!
— Прощу прощения за доставленные волнения и неудобства, — мелодичный голос рассеивается по комнате, как весенние зефиры, прокрадываясь к сердцу Яна, осторожно поднимающего из-под стола злополучную вилку.
«Лёгок на помине», — саркастично пролетает в мыслях.
Выпрямившись, Чонвон затылком чувствует чужой прищуренный взгляд. Чувствует, но не оборачивается; уверенность мигом испаряется, вместо неё возвращаются горящие скулы и шея. Пей он вино, смахнул бы своё состояние на него, а на кого сваливать вину сейчас? «О, что-что? Ах, нет, мистер и миссис Ким, не переживайте, это я не из-за усталости такой, честно сказать, причиной является ваш сын, которого я, кажется, люблю», — свою выдуманную на ходу реплику Ян видит только такой.
Следующие пару минут Сону сухо пересказывает свой прошедший и полный впечатлений день, кратко отвечает на вопросы родителей, а Чонвон, так и не решающийся обернуться, уверен, что чужие плечи, как всегда прямы, а осанка идеальна. Уловив краем уха наигранный зевок и слова: «Ужинать не буду, лучше пораньше лягу спать», Ян, сам того не осознав, всем корпусом поворачивается в сторону быстро удаляющейся спины. Выходит до того неожиданно и резко, что миссис Ким удивлённо раскрывает рот, после выдавая:
— Ах, верно ты хотел поговорить с ним, я права?
Чонвон без лишних слов кивает.
— Тогда ступай и не стесняйся, ты в этом доме уже как родной.
От её искренней улыбки Яну становится легче: весь груз на душе мимом весом приравнивается к гусиному перу, да и дышать теперь не так тяжело.
﹆﹑⋄☘︎⋄﹑﹆
Три настойчивых стука в дверь, (а затем ещё один — потише), отрывают Сону от бессмысленного разглядывания прохудившегося потолка. Он приподнимается на локтях, глядя на волнующуюся тень, виднеющуюся через небольшую щель между дверью и полом.
— Кто там? — спрашивает обыденным голосом: спокойным, не выдающим каких-либо эмоций, несмотря на то, что прекрасно знает, что по ту сторону находится Чонвон, которому глупый вопрос по душе не приходится.
— Сам знаешь, кто.
Сону вскидывает бровь, улавливая в чужом тихом голосе яркие проблески раздражения. Уголки губ сами ползут выше, пока он встаёт с кровати, отчего та противно скрипит, и приоткрывает дверь. Именно приоткрывает. Настолько, чтобы столкнуться взглядами с Яном, чьи брови сведены на переносице, губы сжаты в тонкую полоску, а желваки напряжены. От такой красоты Ким на мгновение забывает своё имя, но Чонвон вежливо решает ему напомнить.
— Сону, — твёрдо произносит он, прикладывая ладонь к дверной поверхности и чуть надавливая. — Впусти меня. Нам надо поговорить.
— А если не впущу?
Ощутив ответное давление и успев заметить в глазах Сону потирающих ладошки чертят, Ян принимает правила его игры, решая сжульничать. Удостоверившись, что родители Кима ещё ужинают, (благодаря звону столовых приборов и разговорам о ферме), Чонвон резко толкает тёмную дверь плечом, отчего Сону, явно не ожидавший такого действия, не успевает ему помешать.
В комнате слышится щелчок медного замка, когда Ким что-то бубнит себе под нос, затем скрипят половицы, а сознание застилает запах сена и скошенной травы. Кадык Сону плавно поднимается и опускается, стоит ему сглотнуть вязкую слюну. Сено, скошенная трава и что-то ещё…
— Нам нужно поговорить, — Чонвон повторяет свои слова твёрдо, но не без мольбы. — То, что было вчера. Зачем ты это сделал? Чтобы проверить меня? Чтобы посмеяться? — голос стихает, начиная дрожать, как и ресницы. — Я не спал ночью, всё думал об этом, хотел встретиться с тобой утром, но ты ушёл. Ушёл также бесшумно, как тогда. Что происходит в твоей голове?..
Под светом настольной свечи Ким выглядит в разы прекрасней и непорочней. Радужку его серых, как галька на берегу реки, глаз заливает жидкое золото. Вот кто по-настоящему de toute beauté… Вечно бледные губы, в этот раз искусанные в кровь из-за волнующих мыслей, приоткрываются, и Чонвон смотрит с надеждой, ожидая услышать необходимый ответ. Когда минутная стрелка молчания делает полный оборот, Ян шумно втягивает воздух через зубы и опускает голову. По телу Сону проходится невидимая волна, когда чужое дыхание касается оголённого участка шеи и ключиц.
— Ты сказал, что я красивый, но зачем? От количества вопросов в моей голове вскипит даже твой сверхумный мозг… — Ким соврёт, если скажет, что отчаянный шёпот Чонвона не будоражит внутри него даже одну дремлющую бабочку. — В чём причина твоих действий и слов, Ким Сону?..
…when you unfold me and tell me you love me, and look in my eyes₃
— Ты, — коротко выдыхает он, невольно вжимаясь в твёрдую поверхность стены. Раз сбежать из плена бездонных зрачков Яна, в миг уставившихся на него, и его рук, перекрывающих любой путь к отступлению, не удастся… остаётся лишь одно — принять своё положение и выпалить всё то, что лежит на сердце. — Ты и есть причина. Всегда ею был, с тех пор, как появился здесь. Поначалу я этого не понимал, а может не хотел понимать, но потом пришлось взглянуть правде в глаза… Ты — объект моего беспокойства и-и… любви, — Ким запинается, когда тёплая ладонь Чонвона невесомо оглаживает его чарующе пылающие скулы.
— Останови меня, если я неправильно тебя понял…
Обратив свой внимательный и полный чувств взгляд на чужие губы, блестящие от слюны, Чонвон с трепетом сердца прижимается к ним своими. Рука, ранее касающаяся щеки, теперь оставляет мимолётный ожог от подушечек пальцев на шее, покрывшейся мурашками. Ян не торопится, хоть им и некуда. Губы Сону мягкие до безумия, в них растворяешься с такой же скоростью, как песчинки сахара растворяются в горячем чае. Оттого Чонвону достаточно лишь медленно переминать их, выбивая из груди дрожащего Кима горячие вздохи.
Сону плавится в бережных руках Яна, коленки дрожат совсем немного, а губы жаждут бóльших манипуляций. Он прерывает сладостный поцелуй неловко глядя на Чонвона, чьи волосы отчего-то забавно растрепались, произнося:
— Стоять как-то неудобно, может… — и кивает в сторону кровати, слыша понимающее и смущённое: «О-о-о…».
— Но твои родители могут подняться в любой момент, — цокает с досадой Ян, чувствуя, как длинные пальцы Сону зарываются в его волосы, перебирая пряди на затылке. Становится до того приятно, что хочется прикрыть глаза и заурчать.
— Дверь заперта, да и мы не собираемся заниматься чем-то непристойным! И… почему ты так на меня смотришь? — Ким с наигранным возмущением вскидывает брови, пока Чонвон улыбается глупо, прежде чем выдать влюблённое и кривое: «Tu trè beau» и ещё раз вогнать Сону в краску своим очарованием. — Ты сделал две грубые ошибки…
Чонвон смеётся тихо, пожимая крепкими плечами.
— Не разбираюсь в лягушачьем, уж прости.
И когда Сону раскрывает рот, чтобы выпалить предсказуемое: «Это французский!», Ян вновь целует его, в ответ получая болезненный укус в нижнюю губу.
— Так тебе и надо, — довольным голосом усмехается Ким, и Ян вновь теряется в его глазах.
— Я люблю тебя… — выдыхает он, пока на губах чувствуется чужое дыхание и колющая терпимая боль.
You are perfection, my only direction₄