Крепчающие морозы, дурная еда, прохудившееся платье — словом, всё, что только мог представить себе Базиль из тягот жизни, преследовало его теперь.
На переходах Базиль едва шёл, и, добравшись наконец до места отдыха, — отведённого пленным не то сарая, не то амбара, — он лежал в уголку на охапке прелой соломы. Голова раскалывалась — должно быть, он простыл, да и не мудрено это; ныли стёртые ноги, и беспокойный сон волнами накрывал его, прерываясь ненадолго — лишь для того, чтобы Базиль понял, что он находится не в мире его приятных грёз.
Один и тот же образ преследовал его всякую ночь.
То виделось ему, как они с Авророй смотрят на пылающие в лучах заходящего солнца маковки церквей, то чудилось, что они танцуют на бале. То — что Аврора говорит ему что-то (он никак не мог расслышать, что она говорит, но по тому, как она улыбается, морща нос, точно знал: это что-то и забавное, и приятное), то — что он отвечает ей.
— Аврора, — позвал он и проснулся от собственного голоса.
Суета и громкий говор царили сейчас в сарае — совсем не так, как было тогда, когда Базиль засыпал. Он, приподнявшись с пола, осмотрелся, прислушался и снова без сил опустился на солому и заснул.
Ему снилось, что он стоит посреди пустой комнаты, которую через окно освещает предрассветными серовато-розовыми отблесками солнца, и Аврора, привстав на носочки, надевает ему на шею образок на тонкой серебряной цепочке. Казалось, он чувствует, как ненароком она коснулась его щеки холодными пальцами и как, трепеща, приникла головой к его плечу. Он чувствовал — и даже знал, что взял её за руку, и готов был бы поцеловать её, если бы хлопнувшая вдруг рама окна не отвлекла его.
— Аврора, — снова позвал он, — Аврора!
— Базиль, что с тобой?
Поначалу Базиль решил, что он, конечно, бредит: невозможно, чтобы так явственно услышанный голос Авроры, — настолько явственно, будто она была сейчас рядом с ним, — невозможно, чтобы этот голос не был шуткой воображения. И, конечно, просыпаться он не станет, — иначе это наваждение исчезнет, словно его и не бывало никогда…
— Базиль, ради бога, очнись… Что с тобою? — повторила Аврора.
Базиль нехотя открыл глаза, закрыл их, поднёс руку ко лбу, тряхнул головой, опять открыл глаза. Нет, он, верно, лишился рассудка — ничем иным он не мог объяснить, как так вышло, что на него, встревоженно распахнув большие чёрные глаза, смотрит Аврора, — Аврора совершенно настоящая, а вовсе не эфемерное, из воздуха сотканное создание сонных грёз.
Базиль сел и ещё пристальней взглянул на Аврору.
Она, стоя на коленях, держала его за руку и взором следила за каждым его движением. Странно и непривычно выглядела Аврора, — пожалуй, издалека Базиль и вовсе бы не узнал её. Она, и всегда смуглая и худощавая, загорела и осунулась больше прежнего; обычная её причёска — пышная коса, уложенная вокруг головы, — сменилась коротко остриженными волосам.
— Как… Зачем ты здесь? — спросил он, всё ещё не веря своим глазам.
— Затем, что хотела помочь. — Аврора повела плечом. — А как — это я после расскажу, да это и не интересно слушать. Но ты, Базиль? Скажи, что с тобою?
— Со мной?..
Аврора кивнула и шёпотом попросила вновь — голос её дрожал и слышно было, что она сдерживает слёзы:
— Что с тобой, Базиль?
— Со мной, право, всё в порядке. Ты напрасно тревожишься, душа моя. — Он, улыбнувшись, прижал её руки себе к груди. — Но только скажи, Аврора, тебе здесь не опасно?
Она качнула головой и, помолчав немного, медленно и задумчиво проговорила:
— А ты был в опасности и наверное очень страдал.
— Ничуть! — перебил Базиль.
— На тебе лица нет, Базиль, зачем ты так рисуешься? Но теперь всё хорошо, вас всех освободили…
— Всех? — переспросил Базиль сам не зная зачем: верно, ему просто хотелось слушать, как говорит с ним Аврора — а что она станет говорить, это уж было ему всё равно.
— Всех, — кивнула она. — Здесь бегала собачка, — такая забавная, она почему-то кажется лилового цвета, — и её тоже.
Аврора задумалась, и Базиль заметил, как крупная слеза сорвалась с её густых ресниц. Он осторожно, словно боясь сделать больно, дотронулся до щеки Авроры и отёр слёзы.
— Ангел мой, что же ты?..
— Ты знаешь, — сказала Аврора, глубоко вздохнув, — ты знаешь, я очень рада, что мы встретились. Я совсем не ожидала… но только мне кажется отчего-то, что мы больше не свидимся.
— Почему?
— Не знаю… наверно, глупости, — ведь правда, это всё глупости? — спросила она, с надеждой заглядывая в глаза Базилю.
— Ну конечно, глупости! — воскликнул он. — И я обещаю, — я клянусь тебе, что мы непременно свидимся после, и не раз…
Раздались шаги; Аврора обернулась, вскочила на ноги и, бросив «Прощай! Прощай, Базиль, мне пора идти», убежала прочь. Базиль не успел не попрощаться с нею, ни в последний раз взглянуть на неё, чтоб постараться запечатлеть в памяти её лицо, — а её уже не было здесь.
На следующий день, около полудня, когда Базиль, оправившись и отдохнув немного, собирался отправляться домой, через близлежащий город проносился возок Наполеона — и Аврора видела и холодный взгляд императора, и плотно сжатые губы, — а дальше всё было как в тумане или, вернее сказать, как в густом дыму.