Почти каждый день в общежитии GOT7 начинается с чьего-нибудь крика. То будильник не звонит вовремя, потому что телефон забыли поставить на зарядку; то в ванной обнаруживается катастрофическая нехватка пены для бритья; то кому-то на ногу проливается обжигающий кофе. Причин, на самом деле, уйма, и у каждой из них обязательно находится виноватый — тот, кому не везёт быть застигнутым на горячем.
Вот и сейчас Джебом открывает глаза, едва заслышав возню на кухне. Пара секунд у него уходит на то, чтобы прийти в себя, а потом в доносящемся из-за двери урчащем сердитом шёпоте он различает Джинёна. Который, к слову, страшно недоволен. Удивительно, кстати, что для выражения некоторых эмоций ему даже голоса повышать не требуется. Достаточно лишь выбрать нужный тон.
Джебом изумлённо моргает, приподнимается и, услышав резкое «…и руки из жопы!», окончательно просыпается. Кажется, для кого-то это утро точно недоброе.
— Что там опять? — хрипит с соседней подушки Ёндже.
Он не открывает глаз и, кажется, по-прежнему пребывает во власти сна, поэтому Джебом улыбается и, натянув одеяло ему на макушку, бросает:
— Ничего, спи.
Ёндже послушно затихает. Стараясь не потревожить его, Джебом сползает с матраса и выскальзывает за дверь. Можно было бы и забить, конечно, но он же лидер, а это, как ни крути, ответственность.
Голос Джинёна по-прежнему напоминает шипение потревоженной кобры, но звучит он слишком тихо, чтобы перебить молодецкий храп Джексона (и как у Марка получается спокойно спать рядом с таким трактором?), так что на кухню Джебом приходит один. И обнаруживает на полу остатки сахарницы, щедро залитые какой-то мутной бурдой.
Вздёрнув бровь, Джебом мысленно прикидывает убытки, затем поднимает взгляд и, наконец, понимает, почему Джинён похож на недовольную мамашу: у стола с виноватым видом стоит макнэ — Ким Югём. У него в руках подрагивает чуть оплавившаяся пластиковая ручка, а на лице цветёт глуповатая улыбка растерянного ребёнка. Джинён терпеть не может, когда он так улыбается.
— Что произошло? — напустив на себя деловой вид, спрашивает Джебом.
Югём, вздрогнув, поворачивается, его улыбка на миг становится жалобной.
— Хён, доброе утро. Я тебя разбудил?
Джебому хочется крякнуть и сказать, что это вообще-то Джинён разбудил его своим потрясающим умением даже шёпотом греметь на весь блок. Однако он не успевает и рта раскрыть.
— Конечно разбудил, — ехидно бросает Джинён и кивает на кучку из осколков, сахарного песка и жидкости неизвестного происхождения. — Ты тут так громыхал, что мы все проснулись.
Джебом невольно прислушивается к громоподобному храпу Джексона, у которого куда больше шансов перебудить всю общагу, и укоризненно смотрит на Джинёна. Тот даже ухом не ведёт.
— Извини, — бормочет Югём, — я просто кофе хотел приготовить…
— И в итоге чуть не спалил кухню. — Джинён кривит губы и с кислым видом издевательски аплодирует. — Я раньше думал, что у нас БэмБэм — неисправимый рукожоп. Теперь вижу, что у вас это семейное.
Югём сжимается. Это смотрится смехотворно, потому что на фоне щуплого Джинёна он смотрится пристыженным тибетским мастифом рядом с грозной болонкой, но Джебома не тянет зубоскалить. Его переполняет раздражение из-за сложившейся ситуации, из-за резкости Джинёна, поэтому он вздыхает и бросает на Югёма сердитый взгляд.
— Прибери тут, пожалуйста.
Тот торопливо кивает и моментально испаряется.
Временами он действительно похож на ребёнка, но не на того капризного избалованного подростка, которым предстаёт перед фанатам, а на затюканного, жалобного мальчишку, так что Джебом и вправду злится. Только отнюдь не на него.
— Ты перегибаешь палку, — тихо говорит он, когда Югём скрывается в ванной.
Джинён в ответ вздёргивает бровь. Он никак не комментирует своё поведение, ничего не говорит, оставаясь при своём мнении, и Джебом в который раз убеждается, что влиять на него бесполезно. В принципе, это все знают.
Хотя, на самом деле, он не такая уж скотина. Джебом знаком с ним хренову прорву лет, поэтому старается абстрагироваться от всего, включая его дикое желание докапываться до всего, что связано с Югёмом. Он ведь прекрасно видит всё. И всё понимает.
***
Свет в репетиционном зале приглушен. Последние аккорды мелодии всё ещё гремят под потолком, в то время как парни со стонами падают на прохладный, натёртый до блеска пол. Новый сингл и новая хореография сложны и прекрасны одновременно, поэтому группа выдрачивает все нюансы, пугая даже бывалый стафф своей одержимостью.
Джебом чувствует себя выжатым лимоном. Он распластывается на спине, привычно отыскивает взглядом валяющегося неподалёку Ёндже и, убедившись, что тот в порядке, расслабляется.
У них всё отлично получается. Главное, не сгореть до релиза.
— Молодцы, парни! Перерыв десять минут, затем — финальный прогон и свободны, — зычно говорит хореограф и выходит из студии.
Услышав хлопок двери, Джебом с трудом отлепляет присохший к нёбу язык и умоляюще хрипит:
— Хён, кинь в меня водой.
В следующее мгновение рядом с грохотом приземляется бутылка. Джебом посылает в сторону Марка полную благодарности улыбку и с кряхтением садится. Спина и всё, что ниже, чувствуется как отдельный человек. То есть совсем не чувствуется. Сложности его, разумеется, воодушевляют и всё такое, но сдохнуть иногда хочется куда сильнее, чем жить.
Джебом подползает к зеркалу и, упершись в него лопатками, торопливо скручивает крышку бутылки. Тело источает такой жар, что вода, кажется, испаряется, едва соприкоснувшись с губами, но Джебому всё равно хочется застонать от облегчения.
Он жив. Измотан, обессилен, но жив. Это ли не счастье?
Спустя несколько мгновений рядом опускается Джинён. По его вискам градом катится пот, который он промокает полотенцем, и Джебом с лёгкой завистью думает, что он даже в таком виде остаётся возмутительно красивым. Наверное, это какая-то магия.
— Вы как хотите, а я пошёл за мороженым! — объявляет внезапно Джексон и так бодро поднимается, что Джебом снова чувствует зависть, только куда более сильную. В робота модели «Джексон Ван 1994» явно встроена дополнительная батарея — иначе как ещё объяснить его суперспособность двигаться настолько проворно даже после четырёхчасовой репетиции.
— Бери тогда на всех, — машет ему Марк. — Думаю, никто не откажется после душа слопать рожок-другой. Я прав?
В ответ слышится разноголосый хор. Кто-то говорит, что пофиг, кто-то, напротив, охотно соглашается, так что Джексон, оглядев остальных и прикинув количество покупок, комично надувает губы.
— Один я всё не унесу, мне понадобится помощь, — говорит он, и Марк, недолго думая, пинает лежащего у его ног БэмБэма. Тот моментально подскакивает.
— Больно же! — разобиженно тянет он, но Марка этим не проймёшь.
— А я об тебя только что чуть палец не сломал, мне больнее. Дуй за Джексоном, иначе не получишь мороженого, — со спокойной миной говорит тот, и БэмБэм, вздохнув, нехотя подтягивает шнурки на ботинках.
Вообще-то его обычно даже уговаривать не приходится, ведь Джексон является его примером для подражания, почти кумиром, хотя он упорно делает вид, что таскается за ним хвостиком по совершенно другим причинам. Джексону это, разумеется, страшно льстит, поэтому он ничуть не возражает.
— У вас семь минут до возвращения хореографа! — гаркает им в спины Джебом, и Джексон, прежде чем выскользнуть за дверь, показывает ему два пальца вверх. Даром, что средние.
Джебом, хмыкнув, прикрывает глаза. Они справятся за шесть — он в этом не сомневается.
На несколько мгновений в зале становится тихо, если не считать постепенно успокаивающегося загнанного дыхания. Джебом борется с желанием вылить воду из бутылки себе на голову, Джинён вяло шевелит губами — наверное, повторяет свою партию. Марк, Югём и Ёндже по-прежнему лежат кто где. Кажется, мир ненадолго приходит в гармонию.
До тех пор, пока макнэ не включает трек на припеве.
Услышав это, Марк в недоумении поднимает голову.
— Тебе делать нехрен, что ли? Отдохни, успеешь ещё напрыгаться.
Югём улыбается ему и, пожав плечами, становится у зеркала.
— Хочу кое-что попробовать перед последним прогоном.
Марк закатывает глаза.
— С ума сошёл, — хмуро констатирует он, но Югём в ответ лишь смеётся.
Джебом не вмешивается. Он завороженно следит за разворачивающимся перед глазами зрелищем, ведь Югём не просто любит и умеет танцевать — он живёт в каждом движении. И вся его неуклюжесть, неповоротливость и зажатость вмиг испаряются, стоит только где-то зазвучать музыке. Потрясающая способность их макнэ никого не оставляет равнодушным.
Сидящий рядом Джинён, как ни странно, тоже не издаёт ни звука. Он коршуном следит, как Югём танцует, и в его молчании куда больше эмоций, чем может показаться на первый взгляд. Он редко растрачивается на похвалу, в то время как его взгляд говорит куда красноречивее любых слов. И Джебом читает его как раскрытую книгу, стараясь понять — нравится ему прочитанное или же нет.
Поймав момент, когда Джинён всё с тем же каменным лицом сглатывает, Джебом сжимает губы, чтобы сдержать усмешку. Наверное, ему всё-таки нравится. Тем более что Джинён перед ним особо и не скрывается. Однако когда он почти протягивает руку, чтобы пихнуть друга в плечо и ввернуть какой-нибудь комментарий по этому поводу, по воздуху вдруг разлетается глухой стук. Джебом, дёрнувшись, поворачивается как раз в тот момент, когда неизвестно как упавший Югём, кривясь от боли, чуть приподнимается. На полу под его коленом остаётся кровавый след.
Джинёна в ту же секунду сметает с места. Пока до остальных медленно доходит, пока Джебом с трудом ворочает отяжелевшими мыслями, Марк открывает глаза, а Ёндже привстаёт, Джинён уже замирает рядом с Югёмом и недовольно хмурится.
— Меня уже бесит твоя неуклюжесть! — выплёвывает он и рывком поднимает того на ноги.
Югём тихо охает, и Джебом видит, каким непроницаемым становится лицо Марка. Он знает, что Марк вообще-то неглупый парень и тоже всё понимает. Однако вдобавок к этому он ещё и добрый, поэтому когда Джинён сердито замахивается на Югёма, он торопливо отворачивается, встаёт и покидает зал. Джебом провожает взглядом его спину и мысленно вздыхает.
Некоторые эмоции слишком сложны, чтобы их можно было объяснить словами. А Пак Джинён сам по себе суперзагадочная эмоция — его вообще невозможно классифицировать. Он может ругать тебя с виртуозностью портового грузчика и в то же время следить, чтобы ты не обжёгся горячей лапшой. Он может говорить, что ты бесишь его, выводишь из себя одним своим существованием, но одновременно с этим будет перевязывать тебе ногу взявшимся из ниоткуда бинтом.
Джебом, в отличие от остальных, помнит, что в их зале нет запасной аптечки — она находится в каморке стаффа в конце коридора. Но у Джинёна почему-то всегда под рукой оказываются то перекись, то платок. Он непонятный, странный, подчас до отвращения брюзгливый, но Джебом ни на секунду не сомневается — Югёма он на самом деле любит. Причём любит так сильно, что почти ненавидит.
***
Вечер в общежитии выдаётся на удивление спокойным. Джексон убегает по магазинам, прихватив вяло сопротивляющегося Марка, БэмБэм уходит с ними под предлогом, что ему всё равно нечем заняться. Югём, Джебом и Ёндже смотрят фильм, Джинён в кресле читает книгу. Атмосфера в кои-то веки приобретает миролюбивый оттенок.
С момента падения Югёма проходит неделя; о травме, которая, слава всем богам, оказалась несерьёзной, теперь напоминают только постепенно спадающий синяк на колене и лёгкая хромота. Югём пока не может репетировать со всеми, но Джебом знает, что он всё равно тренируется — так, чтобы не напрягать больное колено. И чтобы не напрягать остальных заодно. Он делает это незаметно — либо поздними вечерами, когда парни уже спят, либо ранними утрами, когда они ещё спят. И всех вроде как всё устраивает.
Однако при всей своей конспирации кое-чего Югём всё-таки не учитывает — того, что за ним всё так же ревностно следит Джинён. За каждым движением, вдохом и жестом — просто чтобы быть готовым, когда вновь понадобится помощь. Он ведь тоже в курсе, что Югём не сидит без дела, но встревать в это, мешать ему, причинять ещё больше неудобств не торопится.
— Кто-нибудь хочет чаю? — спрашивает Ёндже, когда на экране появляется рекламный блок.
Джебом пожимает плечами, бормотнув:
— Я бы не отказался, — и Югём тут же поднимается с места.
— Я сделаю, — говорит он, делает шаг в сторону кухни и вздрагивает от раздавшегося внезапно громкого хлопка.
В принципе, вздрагивают все, кроме Джинёна, который степенно откладывает уже закрытую книгу и хмурится. Джебом бросает на него быстрый взгляд и прячет усмешку за плечом Ёндже, опасаясь пронзительного, не обещающего ничего хорошего взгляда в свою сторону. Беспокойство Джинёна видно невооружённым глазом, но выглядит это как раздражение. Как, впрочем, и всегда.
— Если ты так и будешь скакать козлом, на промоушене мы останемся без ведущего танцора.
Югём неуверенно улыбается и опять машинально сутулится.
— Со мной всё в порядке, хён, уже не болит… — блеет он.
Джинён прерывает его сердитым жестом.
— Сядь и не мозоль глаза, — бросает он и, поднявшись, решительно направляется на кухню.
Югём и не думает выполнять приказ. Вместо этого он упрямо плетётся следом, повторяя, что с ним всё в порядке, в то время как Джинён иронично комментирует и его походку, и гримасы, которые периодически искажают лицо — ничего нового, Джебому даже на миг становится скучно.
Однако Ёндже, который испуганно жмётся к его плечу, их перепалка забавной, похоже, не кажется. Ему вообще чужды подобные проявления привязанности, так что когда голоса Югёма и Джинёна приглушаются дверью кухни, он шёпотом спрашивает:
— Хён, может, стоит вмешаться?
Губы Джебома трогает улыбка. Нет, в их отношения точно не стоит вмешиваться, потому что получится только хуже. Джинён ведь даже симпатию выражать толком не умеет, страшно подумать, что начнётся, если он будет ревновать.
— Давай лучше продолжим смотреть фильм, — предлагает Джебом и приваливается к Ёндже, краем уха прислушиваясь к тихой перебранке на кухне.
Всё равно приготовление чая в исполнении этой парочки займёт отнюдь не пять и даже не десять минут. Есть время расслабиться перед тем, как снова говорить Джинёну, что он излишне усердствует.