Stand by You

Состояние Джебома вряд ли можно описать словом «переутомление». Это слишком узкое понятие. Он просыпается на автомате, питается на автомате, ходит на занятия и на подработку тоже на автомате. Он будто робот с встроенной программой, поэтому его будни стремительно превращаются в замкнутый алгоритм действий, которые требуется выполнить, чтобы прожить ещё один день.

И одним из пунктов этого алгоритма является работа.

Джебом стоит за барной стойкой и откровенно клюёт носом. У него недосыпание в степени, которую не открыл пока ни один математик, а мешки под глазами таких размеров, что можно складывать туда все свои несбывшиеся надежды и мечты. Он выглядит как готовый к погребению труп и даже не пытается создать иллюзию жизнелюбия. Джебом хочет сдохнуть — это сможет понять каждый, кто заглянет в его помутневшие от усталости глаза.

Колокольчик над дверью пронзительно тренькает, и Джебом, вздрогнув, выныривает из наползающей на веки дрёмы.

— Доброе утро, что будете заказывать? — деревянным голосом спрашивает он, не поднимая взгляда.

Он робот, который точно знает, что нужно делать, но когда его руки на автомате тянутся к кружкам, в ответ вместо названия напитка раздаётся воодушевлённое:

— И вам доброе утро! Будьте добры, капуччино, три ложки сахара, пенки побольше, маффин с шоколадом. А ещё — самую яркую из ваших улыбок.

Программа в голове Джебома даёт сбой, кружка едва не выскальзывает из дрогнувших пальцев.

Этого ведь… нет в меню?

Джебом хмурится. Смысл слов доходит до него медленно, в то время как мрачный протест в душе вспыхивает почти в ту же секунду. Потому что это тупейший способ привлечь внимание и он на такое никогда в жизни не поведётся. Но стоит ему всё-таки поднять взгляд, чтобы сказать пару ласковых, его буквально ослепляет: солнцем, отражающимся в зеркальном окне здания напротив; солнцем, пойманным улыбкой стоящего напротив человека.

Солнцем, которое врезается в глаза прямиком из глаз напротив.

Джебом невольно сглатывает.

Посетителем оказывается молодой человек в классическом сером костюме — из тех, что обычно носят клерки и менеджеры не самого высокого звена. Подмышкой у него увесистая папка с торчащими оттуда листами, на голове — живописный хаос из вихров, а на лице — ярчайшая улыбка. У Джебома сердце в пятки проваливается от количества излучаемого этим человеком тепла, но он всё-таки берёт себя в руки и переспрашивает:

— Простите?

Незнакомец начинает смеяться — громко, заразительно. Сидящие за ближайшими столиками немногочисленные посетители в недоумении оглядываются. Выглядят они почти так же убито, как Джебом, но на нескольких лицах, как ни удивительно, всё-таки появляются улыбки. В небольшой заурядной кофейне, расположенной на теневой стороне, куда редко заглядывает солнце и ещё реже — веселье, кажется, становится чуточку светлее.

Отсмеявшись, парень поудобнее перехватывает выскальзывающую папку и фыркает:

— Не скажу, что это так уж часто срабатывает, но попытаться стоило. Тогда, пожалуйста, капуччино и маффин.

Джебом кивает и сразу отворачивается. Пока он готовит заказ, пока собирает всё в пакет и отсчитывает сдачу, незнакомец не сводит с него глаз. У него потрясающе мягкий взгляд, поэтому Джебом чувствует себя не в своей тарелке до самого его ухода. Лишь когда колокольчик снова тренькает, а спина странного посетителя исчезает из поля зрения, он расслабляется. А затем опять возвращается к привычному алгоритму.

***

Джебом забывает о незнакомце практически сразу. У него зачёт висит, два экзамена впереди, ещё необходимо подготовить курсач и три презентации — словом, ему не то что думать, ему дышать некогда. Поэтому когда спустя неделю парень в сером костюме появляется опять, Джебом поначалу даже не узнаёт его. Вернее, он опять не поднимает глаз, когда задаёт дежурный вопрос о заказе, и каменеет, услышав в ответ:

— Клубничный чизкейк, латте и самую широкую из ваших улыбок!

Джебом почти вздрагивает от дежа-вю. Он вскидывает голову, упирается взглядом в уже знакомого незнакомца и, мигом вспомнив и его, и его нелепую манеру производить впечатление, сжимает губы в нитку.

Это что, шутка? Чей-то пранк? Джексон подстроил? Если да, ему несдобровать, Джебом этого ему точно не спустит.

— Послушайте… — угрюмо начинает Джебом, прижав пальцы к переносице.

Но посетитель его перебивает:

— Опять не сработало? Надо же, какой вы упёртый! Но я тоже не так прост, попомните моё слово. — Он прищуривается, грозит пальцем и смеётся.

Джебому кажется, что он попал в плохую дораму.

— Давайте обойдёмся без этого, — бормочет он, повернувшись к кофемашине. — Пожалуйста.

За его спиной раздаётся полный разочарования вздох.

***

Третья встреча случается уже вне кафе.

Джебом, едва волоча ноги, идёт из университета. У него в голове полная каша из формул и цифр, в руках — сумка с исполинским проектом, который въедливый преподаватель отказался принимать, а в душе — тлен и безнадёга. Он устал, измучен и, кажется, ещё сильнее хочет сдохнуть. Как же, оказывается, сложно быть взрослым. И почему ему никто об этом никто не сказал?

Проходя мимо очередного переулка, Джебом сперва замедляется, а затем и вовсе останавливается. Он хмурится, пытается понять, что именно привлекло его внимание, и лишь когда откуда-то издалека раздаётся приглушенное кошачье мяуканье, всё более-менее становится на свои места.

Джебом ёжится, крепче стиснув ремень сумки.

На улице пасмурно, низкие тяжёлые тучи давят, кажется, прямо на макушку, от ощущения приближающегося дождя глаза буквально слипаются. Джебом прищуривается, пытаясь разглядеть в переулке хоть что-нибудь, но тьма будто чернильная клякса на салфетке — расползается по стенам домов, топит углы в тенях. В голове некстати вспыхивает сцена из последнего просмотренного ужастика.

Вздохнув, Джебом качает головой. Он думает, что лучше проигнорировать, пройти мимо, отправиться по своим делам, но очередной усиленный эхом мявк заставляет его резко сменить направление. Джебом не может и это оставить без внимания, поэтому он снова вздыхает, расправляет плечи и решительно поворачивает в переулок. Если его и вправду запихнут в ужастик, он помрёт в первые же пятнадцать минут. Наверняка из-за кошки, ну или любого другого домашнего животного. С ними ведь куда проще, чем с людьми, и им Джебом точно никогда не сможет отказать.

Джебом успевает сделать с десяток-другой шагов. Тьма за спиной смыкается, будто поглощает его, гул улицы остаётся далеко позади. Кажется, что реальность постепенно теряет чёткость. Однако сгорбленную, сидящую на корточках фигуру Джебом замечает почти сразу. То есть сперва он, конечно, видит кошек — трёх или, может, четырёх, — которые, собравшись полукругом, торопливо хватают большие куски паштета из расстеленного пакетика, а затем переводит взгляд в сторону и, увидев человека, вздрагивает. Человек вздрагивает тоже — наверняка слышит шаги, ну или что-то в этом роде. И Джебому бы по-хорошему извиниться за вторжение, потому что кошек его появление тоже несколько пугает. Но когда он открывает рот, из горла вместо слов вырывается вопль, потому что человек вдруг резко поворачивается. Его лицо, искажённое темнотой, похоже на маску, а торчащие из носа странные трубки вызывают ассоциации с фильмами про маньяков.

У Джебома холодеет внутри. Он отшатывается, влипает спиной в стену и прижимает ладонь к груди, не отрывая взгляда от поднимающегося на ноги человека. В голове проносится целый миллиард мыслей от «спасаться бегством» до «а пусть убивает», и когда Джебом почти смиряется со своей участью, жуткий незнакомец вдруг открывает рот и гнусавым, но удивительно знакомым голосом произносит:

— О, какая встреча, с ума сойти! Простите, я вас, наверное, шокировал.

Джебом в шоке таращит глаза, у него начисто пропадает дар речи. Несколько секунд он молча всматривается в лицо парня, затем прищуривается, отлепляется от стены и, приглядевшись, впадает в настоящий ступор.

Опять этот! Только теперь без офисных атрибутов, одетый в толстовку и джинсы. И с двумя большими, нет, фантастически огромными тампонами в ноздрях, которые и напугали Джебома до усрачки. Темнота, усталость и больное воображение — плохие спутники в пустынных подворотнях.

— Что вы тут делаете? — резко бросает Джебом.

Он рассержен из-за своей реакции, из-за внезапной встречи со странным незнакомцем, из-за учёбы, несложившейся жизни, рухнувших планов на ближайшее будущее. Джебом как огромная бомба, готовая вот-вот рвануть, поэтому совершенно дурацкий вид незнакомца не веселит его, а бесит.

Молодого человека его агрессия, кажется, немного смущает. Он опускает взгляд, сцепляет руки в замок и невнятно, будто оправдываясь, бормочет:

— Да я вот… кошек кормлю…

Джебом почти не слышит его из-за тарарама в ушах, вызванного бешеным сердцебиением, а он, оказывается, кошек кормил. Вот так просто. Потрясающе!

Справившись с желанием затопать ногами и устроить некрасивую истерику, Джебом медленно выдыхает. Он умеет держать себя в руках, и не такое переживал. Что ему какой-то мальчишка в подворотне, который заставил его поседеть одним своим видом.

— Ну а это, — он указывает на свой нос, — зачем тогда?

Незнакомец, спохватившись, зачем-то трогает торчащие из его ноздрей тампоны, после чего быстро, будто с опаской оглядывается на кошек. Джебом видит, как его губы трогает мягкая улыбка, и вдруг чувствует лёгкий укол вины. Зря он так на него окрысился, парень ведь ничего плохого не сделал. Попался под горячую руку — да, но сейчас Джебома сможет вывести из себя даже зубочистка.

— А это чтобы успеть покормить их до того, как моя аллергия даст о себе знать, — пожав плечами, поясняет парень.

Джебом не может видеть себя, но готов поклясться, что глаза у него уже не круглые, а квадратные.

— То есть… — уточняет он, пытаясь понять — послышалось ему или нет, — у вас аллергия на кошек, но вы всё равно пришли их покормить? Я ничего не путаю?

Незнакомец опять пожимает плечами и кивает — радостно и беззаботно.

— Да я вообще-то уже не первый раз так делаю. Тампоны реально спасают.

Джебом далеко не сразу вспоминает, как правильно произносятся слова. Он в таком шоке, что первым порывом возникает желание подойти, влепить недоумку затрещину и сказать, что тот рехнулся. Вторым — просто засмеяться, нервически и жутко. Лишь когда Джебом опять с огромным трудом берёт себя в руки, он вперивается в парня тяжёлым взглядом и выдавливает:

— Вы в своём уме?

Тот снова кивает:

— Полностью! — затем суетливо подхватывает опустевший пакет, комкает его и пихает в карман. Сытые кошки, облизываясь, тянутся за его руками, чтобы получить ещё и порцию ласки, трутся о ноги, и он успевает каждую из них одарить прикосновением — торопливым, но осторожным и нежным.

Джебом повторно забывает, как говорить.

Нет, этот парень точно тронулся умом…

Он судорожно вспоминает телефон неотложки на всякий случай, потому что аллергия и её последствия могут быть непредсказуемыми — от обычного чихания до опасного для жизни отёка. Но незнакомец и тут не даёт ему опомниться. Аккуратно перешагнув одну из кошек, он быстро преодолевает разделяющее его и Джебома расстояние и вдруг протягивает руку.

— Меня, кстати, Ёндже зовут. Чхве Ёндже.

— Им Джебом, — на автомате брякает Джебом и сжимает его ладонь. Та оказывается мягкой на ощупь, но в то же время сильной — ответное рукопожатие внушает уважение.

На лице Ёндже появляется улыбка, от которой глаза опять слепит.

— Приятно познакомиться, Им Джебом-ши. И разрешите откланяться, нужно помыть руки, пока они не покрылись сыпью. Увидимся!

Он машет на прощание и так быстро уносится, что Джебом ничего не успевает сказать в ответ. Ему тоже приятно, наверное.

Ну или нет. Хрен знает, он слишком в шоке, чтобы давать оценку своим ощущениям.

Вздрогнув от прикосновения лап к колену, Джебом опускает взгляд. Он присаживается на корточки и задумчиво проводит ладонью по спине помахивающей хвостом кошки. Та в ответ разражается громким мурлыканьем.

Он думает, что странный он всё-таки, этот Чхве Ёндже. Странный, но, кажется, не плохой.

***

Джебом уверен, что Ёндже будет досаждать ему каждый день. Они ведь теперь официально представлены друг другу — это должно накладывать хоть какой-то отпечаток. Однако новый знакомый не приходит ни на следующий день, ни на день после этого.

Появляется Ёндже только спустя неделю. Он ещё более взъерошенный, чем при первой встрече, но неизменная улыбка перетягивает всё внимание на себя. От неё сложно оторвать взгляд.

— Доброе утро! Можно мне карамельный капуччино, два пирожных с клубникой и самую тёплую из ваших улыбок?

Джебом пытается контролировать своё лицо, но смешка сдержать не может. Ёндже изменять себе, кажется, не собирается. Но и не повторяется, что тоже забавно.

Интересно, как скоро у него закончатся эпитеты?

Пока готовится заказ, они перекидываются парой слов. Ёндже успевает рассказать, что работает в отцовской фирме, здание которой находится ниже по улице, что он поступил в этом году в университет и теперь не знает, как будет всё успевать. Он рассказывает, что у него дома живёт чудесная собачка, а когда Джебом в изумлении вздёргивает брови, вспомнив про аллергию, моментально уточняет, что Коко — мальтийская болонка. Он трещит так много и увлекательно, что Джебом практически забывает про потихоньку остывающий капуччино. Спохватывается он только когда колокольчик над дверью тренькает и в кафе появляется очередной зевающий посетитель.

Встрепенувшись, Джебом плотно прикрывает стаканчик пластиковой крышкой, протягивает его Ёндже и, посомневавшись, всё-таки спрашивает:

— Почему я?

Ёндже, замерев, озадаченно приоткрывает рот.

— Ты о чём?

— Об улыбках, — нетерпеливо поясняет Джебом. — Почему ты приклеился с ними именно ко мне?

— Ну…

Щёки Ёндже окрашиваются румянцем. Он некоторое время кусает губы, будто сомневаясь — говорить или нет, затем вздыхает и опускает взгляд.

Джебом чувствует, что почему-то тоже начинает краснеть.

— Я тогда ещё стажёром на фирме был. Шёл вечером мимо этого кафе уставший безумно, и так мне хотелось сдохнуть в этот момент — словами не передать. Не знаю, что меня дёрнуло заглянуть в окно, будто пихнул кто-то, но когда я повернулся, я увидел тебя. Ты сидел на корточках перед девочкой, у которой в руках был котёнок, и так улыбался… не знаю, я ещё ни у кого не видел настолько потрясающей улыбки. У меня будто второе дыхание открылось. И это, наверное, чудовищно странно сейчас прозвучит, но мне страшно захотелось увидеть её снова.

Ёндже смеётся неловко, трёт шею ладонью, нервно тянет впившийся в горло воротник рубашки. А у Джебома в голове вакуум. Он смотрит на Ёндже, который не знает, куда себя деть от смущения, и испытывает практически непреодолимое желание нырнуть под барную стойку. У него лицо горит, наверное, как факел.

— Теперь ты точно считаешь меня ненормальным, — продолжает тем временем Ёндже. Он пытается улыбаться, но выходит не слишком убедительно.

— Нет, — едва ворочая языком в пересохшем рту, бросает Джебом. — Странным — да, но не ненормальным.

Ёндже тут же вскидывает голову. В его глазах бликами вспыхивает робкая надежда, и желание нырнуть под стойку усиливается тысячекратно.

— То есть ты не будешь против, если я продолжу приходить и изводить тебя просьбами улыбнуться?

Собрав в кулак всё мужество, Джебом небрежно дёргает плечом.

— Если тебе так хочется, приходи. Не обещаю, правда, что ты добьёшься желаемого, но…

Ёндже мотает головой. Он прижимает к груди пакет с пирожными, крепче стискивает стаканчик с капуччино и, рассмеявшись, делает шаг назад.

— Смотри, не пожалей об этом! Хорошего дня! — бросает он на прощание и практически выбегает из кафе.

А Джебом, глянув на успевшего уснуть за одним из столиков посетителя, всё-таки опускается на корточки. Лицо и вправду горит — ладони, когда он прижимает их к щекам, кажутся ледяными. Однако в душе, несмотря на это, тепло и ярко. Он по-прежнему чувствует себя смертельно уставшим, его тошнит от занятости и невозможности отдохнуть. Но мысль о том, что завтра или, быть может, послезавтра порог кафе опять перешагнёт Ёндже, приносит с собой приятные ощущения. И как бы Джебом ни сопротивлялся, ему действительно хочется улыбаться.

Хотя девочку с котёнком он, признаться, в упор не помнит.