— Микаса, хватит, успокойся.

Жан успел схватить ее за плечи за секунду до того, как руки Микасы взлетели вверх, чтобы перевернуть ударную установку в студии звукозаписи. Он бросил взгляд на Эрена, поправляющего свой микрофон, и беззвучно попросил убрать его гитару подальше от Микасы, тогда как Армин уже прятал свой бас за спину, во избежание новых потерь.

Пошел третий год, как четверо близких друзей, знакомых с детства, старались покорить музыкальный мир своим творчеством. Будучи подростками, они играли на школьных вечерах, исполняя каверы известных песен, и были невероятно популярны среди такой же молодежи, как они. Потом они разошлись учиться по разным университетам, и собираться часто стало сложнее. Но ближе к двадцати годам постепенно осознали, что не мыслят жизни без музыки.

Оказалось, что ни Жан, ни Микаса не бросили своего хобби писать песни, Армин, обучаясь на электротехника, постоянно придумывал различные примочки к музыкальному оборудованию, а Эрен, вообще, в один прекрасный день бросил свое недешевое обучение на юридическом и пришел к родителям, объявляя, что собирается стать звездой. Те быстро оставили свои попытки вразумить сына, понимая, что единственное, к чему у него лежит душа с самого детства, — это музыка. Эрен прекрасно пел, а голос удочеренной в девятилетнем возрасте Микасы всегда звучал с его в унисон, даже когда она безостановочно барабанила по всем подручным поверхностям, нервируя соседей. Поэтому Гриша по своим связям даже нашел для ребят музыкальную компанию, занимающуюся развитием молодых перспективных музыкантов, когда понял, что друзья все чаще собираются вместе, чтобы снова играть в группе, которой быстренько присвоили название «Демоны рая».

И вот сейчас, после нескольких лет и двух не особо популярных альбомов, к ним пришел их менеджер Зак с претензией, что компании приходится тратить слишком много денег на их запросы по части оборудования и разной мелочовки. Конкретно в этот раз он заявил, что Микасе следует бережнее относиться к барабанным палочкам, а не ломать их на каждом концерте. И его, видимо, совсем не смущал тот факт, что группа все-таки приносила ему деньги, не получая взамен практически ничего, кроме возможности использовать студийное время. А то, что им разрешалось записываться только в отсутствие других, более известных музыкантов, подрываясь в любое время дня, но чаще ночи, — его тоже не волновало.

— Отпусти меня, — процедила сквозь зубы Микаса.

— Отпущу, если пообещаешь здесь ничего не громить, — Жан ослабил хватку, и Микаса недовольно дернулась из его рук, опускаясь на табуретку.

Из пультовой комнаты к ним зашла Ханджи — их помощник инженера и, по совместительству, организатор концертов. Она наблюдала за всем происходящим из-за стекла, а теперь решила тоже вмешаться.

— Ребят, ну вы чего так разнервничались…

— Сраные палочки, Ханджи! — Микаса подняла на нее наполненные слезами глаза. — Зак купил себе долбаный роллс-ройс, но не может обеспечить меня палочками? Мы — рок-группа, они не могут не ломаться!

— В целом, Микаса права, — тихо произнес Жан, готовый в любую минуту удержать ее в новом гневном порыве.

— Согласен, это уже было слишком, — кивнул Армин с тяжелым выдохом.

— Мы должны что-то сделать, — добавил Эрен. — Мы только приступили к записи альбома, а у меня уже нет сил на него. Я уже молчу о том, что посреди записи он впихнул нам одиннадцать концертов в Митре. Подряд! Как будто мы роботы.

— За которые мы опять не получим ни копейки, ведь «мы столько денег потратили, чтобы вас раскрутить», — передразнил их менеджера Жан и наконец-то отошел от Микасы, чтобы убрать свою гитару в чехол. — Все, я устал. На сегодня хватит, — он развернулся к друзьям, — Саша зовет вас сегодня, так что предлагаю поехать прямо сейчас.

— Подождите, — остановила музыкантов Ханджи. — А вы не думали… уйти от них к чертовой матери?

Все четверо удивленно посмотрели в ее сторону, попутно переглядываясь друг с другом. Управление их группой было организовано самым идиотским способом: ими занимался не самостоятельный менеджер, они были под управлением компании, которой важно было только выжать все соки из молодых групп, а потом, как стало понятно позднее, просто выбросить на помойку музыкального забытья. Они совсем не были заинтересованы в долгоиграющей судьбе перспективных исполнителей. А при попытке последних послать все к черту и разорвать контракт тут же припоминали колоссальные суммы, потраченные на их развитие. Именно поэтому никто из «демонов» до сих пор не решался завести такой разговор — они и так еле сводили концы с концами, а если еще и останутся должны им шестизначные суммы, то ни о какой музыкальной карьере уже не может быть и речи.

— Да как же мы уйдем от них, — пробурчала Микаса, резко поднимаясь с места и накидывая кожанку поверх тонкой майки. — Они держат нас за яйца.

— И давно ты яйца отрастила, злюка? — Эрен дружески притянул ее к себе и чмокнул в макушку, обхватив за шею, когда она проходила мимо, а все остальные расслабленно засмеялись. — Что об этом болтать, если у нас вариантов нет? Будем выкручиваться как-нибудь.

Ханджи поджала губы, наблюдая за выходящей из студии компании, и прикидывала, чем может помочь этим ребятишкам. Она слишком прикипела к ним за все это время, поэтому наблюдать за тем, как искры их таланта все быстрее потухают из-за незаинтересованного управления толстосумов было мучительно. Давно она не встречала такого отношения к творчеству: добавить в запись звучание треугольника или звон колокольчиков ради пары секунд в композиции или переписывать один и тот же дубль до кровоточащего горла, притащить в студию ворона — «где они его достали?!» — и смиренно ждать, когда он соизволит издать хотя бы звук. А самостоятельно созданный Армином новый усилитель? Их идеи были настолько же безумны, насколько такой была сама Ханджи. Поэтому она столько раз оставалась с ними даже в неоплачиваемое время, каждый раз оперативно подрываясь от сообщения: «студия свободна, мы едем» — в три, четыре или пять утра. И сейчас в ее голове зрел еще ничем не подкрепленный, поистине дикий план.

Саша и Жан жили в небольшой двухкомнатной квартирке на третьем этаже почти в самом сердце города. Однако вид на центральную улицу был чуть ли единственным ее достоинством, кроме низкой арендной платы. Пропитанные сыростью стены, ветхая мебель и неблагополучные соседи, которыми были и люди, и мерзкие насекомые — вот что по-настоящему составляло суть их жилища.

Саша была скромной студенткой из далекой деревни, и когда Жан предложил ей жить вместе через год после начала их отношений, была невероятна ему благодарна. У него иногда осторожно интересовались, почему он живет с такой простушкой, когда ему светило стать звездой, да он уже и сейчас пользовался невероятной популярностью среди имеющихся фанаток. Жан в свою очередь устал отвечать на подобные вопросы: с Сашей Блаус его связывали давние отношения еще со времен раннего студенчества, и он просто не представлял своей жизни без этой солнечной, взбалмошной и действительно любимой девушки. Как он мог объяснить ее ценность? Она поддерживала его с самого начала пути, всегда верила в его талант, даже когда он писал откровенно дерьмовые тексты, даже когда выпал из процесса записи второго альбома на четыре месяца из-за тяжелого перелома руки и встал вопрос о продолжении его музыкальной карьеры. Она стойко проживала вместе с ним его депрессию с постоянными перепадами настроения, всегда была рядом. И вот ее он должен был променять на мимолетные связи с легкодоступными фанатками?

Группа обожала ее, как и она их. Они часто собирались в их квартире, как и сегодня. И также, как и всегда, к ним прибивалось несколько прилипал, считавшихся неплохими друзьями музыкантов. Саша гостеприимно принимала всех, ведь это всегда было началом веселого вечера. Вот и сегодня спиртное лилось рекой, косяк с травкой пошел уже по второму кругу, на фоне играла известная музыка, иногда заглушаемая громким смехом.

— Ну так что, сколько времени займет ваш новый альбом, как думаете? — спросила Саша, прижимаясь к обнимавшему ее Жану.

— Если мы его вообще закончим, — ответила Микаса, медленно выпуская дым после долгой затяжки и передавая самокрутку дальше по кругу.

— Мика шутит, — рассмеялся Жан, целуя Сашу в висок. — Думаю, пара месяцев плодотворной работы, и мы все-таки станем знамениты.

— Я Микаса, — серьезным и твердым тоном сказала она, глядя тяжелым взглядом прямо на Жана. У него на лице промелькнула тень испуга, после чего он закатил глаза, а сама Микаса громко засмеялась. Выкуренная трава стала одурманивать голову, и она почувствовала, как неприятные мысли потихоньку ее покидают.

Она окинула рассеянным взглядом комнату. У совмещенной с гостиной кухней Армин явно клеил какую-то блондинку, на диване напротив Эрен с их общим приятелем спорили, стоит ли открывать еще одну бутылку вина. Микаса загляделась на него, помутненным сознанием оценивая, как похорошел ее брат за последние несколько лет. Тот почувствовал ее взгляд на себе и посмотрел на Микасу, улыбнувшись. Спросил одними губами «все хорошо?», и она кивнула, чуть запрокидывая голову в обратном движении. Снова посмотрела на Жана, намереваясь продолжить разговор, но парочка уже вовсю обжималась в тесном кресле. Микаса устало откинула голову на спинку дивана.

«Только бы не уснуть здесь».

Спустя пару минут она заставила себя снова поднять голову. Комната, пропитанная стойким запахом алкоголя, была в легкой дымке. Вполне обычная атмосфера заканчивающейся вечеринки молодых музыкантов, но отчего-то сегодня Микасу это раздражало. Хотелось то ли уйти домой, то ли забыться в чьих-нибудь объятиях.

Она медленно повертела головой, выглядывая друга Армина, Пита. Он уж точно не откажется от быстрого секса с ней: уже месяц пытается подкатить к Микасе. Как назло, его нигде не было видно. Тогда она обреченно вздохнула, как ей показалось, излишне драматично, и, покачиваясь, поднялась с дивана. Столкнулась взглядом с Жаном, когда проходила мимо, и выставила вперед ладонь, подавая знак, что все в порядке.

Микаса вышла на открытый балкон с желанием остудить голову и стала наблюдать с высоты за энергией ночной жизни. Рядом было несколько клубов и баров, поэтому людей на улице было достаточно. Они шумели, веселились, ругались, слушали музыку, наполняли улицу той жизнью, которая растает с рассветом, оставляя только горы бумажных стаканов и россыпь битого стекла для дворников. Она поежилась от холода, вспоминая, что вышла в одной майке, которая едва прикрывала ее живот.

— Замерзла, крошка?

Микаса дернула плечами, но уже не от холода, а от брезгливости подобного обращения к ней. Минусы быть девочкой в преимущественно мужской рок-группе… И не будешь же каждому первому объяснять, что играть на барабанах посложнее будет, чем пару раз в неделю штанги поднимать, как делают эти недорыцари. И это еще не всем доводилось увидеть ее мозоли на руках от постоянного трения о палочки. «То же мне, крошку нашел», — она закатила глаза, а потом повернулась к говорившему. Им оказался Пит, которого она недавно искала.

— Хочешь согреть? — она кокетливо ему улыбнулась, и он с радостью принял ее намеки.

Пит подошел к ней сзади и провел ладонями по ее голым рукам сверху вниз, сцепляя свои пальцы у нее на талии. Микаса хотела обернуться к нему, но тот лишь крепче прижал ее к себе, нежно прикасаясь губами к шее. Это раздражало. Микасе не нужны были ласки, она хотела секса. Быстрой, ни к чему не обязывающей разрядки. Поэтому она резко отстранилась, развернулась и впилась в губы Пита поцелуем. Он был не прочь играть по ее правилам, со страстью отвечая на этот порыв. Руки тут же заползли под майку, сжимая голую грудь, и Микаса слабо простонала в его губы. Он прижал ее к стене, опуская губы к шее, а руками начал мять так давно манивший его зад Микасы. Она вздохнула и на выдохе прошептала: «Давай быстрее». Он с силой вцепился в ее руку, припечатывая за голову к стене.

— Тц, не хватай, — быстро пробормотала она, высвобождая руку — запястья ныли после долгой репетиции и без бинтов были слишком чувствительны. Пит не услышал ее или проигнорировал, снова крепко сжимая за руку. — Блять, я сказала не делай так! — Микаса оттолкнула парня, растирая кожу на запястьях, и раздраженно добавила, — все, отвали, ничего не выйдет.

— Какого хрена? — ошеломленно произнес Пит, провожая взглядом спину Микасы.

Она быстро вернулась в комнату, намереваясь забрать свои вещи и уйти домой. Отчего-то на глаза навернулись слезы, которые она спешно проглотила, натягивая куртку и оглядывая комнату. Жан и Саша давно скрылись в своей спальне, Армина нигде не было видно, Эрен уснул на диване с какой-то девкой на своих коленях, остальные тоже были в полубессознательном состоянии. Микаса вздохнула, подошла к проигрывателю, где игла монотонно отщелкивала по давно отыгравшей пластинке, и подняла тонарм*. Бросила слегка разочарованный взгляд в сторону балкона и вышла на улицу.

Ее квартира, доставшаяся от матери, находилась в тридцати минутах ходьбы от дома Жана. За это время она окончательно протрезвела, что не очень нравилось — в голову полезли неприятные мысли. Что с ней не так? Даже простой секс не могла довести до конца. И о серьезных отношениях вообще говорить было нечего: в самых длительных из них она продержалась всего два месяца, а из последних она сбежала спустя неделю. Вернее, не сбежала, а была буквально вырвана из них за шкирку Эреном, который вовремя заметил появившиеся на ней кровоподтеки. Когда он понял, что происходит, то чуть по-настоящему не убил того урода.

Микаса вспоминала это, стоя босыми ногами на холодной плитке своей кухни и намереваясь достать вино, чтобы снова утонуть в одиночестве. Она невесело ухмыльнулась, прикидывая, что всю жизнь будто наказывает себя, связываясь с ублюдками, словно не разрешая быть счастливой. Не заслужила. Она даже удивлялась, как во всей этой тьме смогла найти таких потрясающих друзей, объединивших четверку общей любовью к музыке. «Группа, которая вот-вот потерпит крах», — Микаса несдержанно всхлипнула от осознания, что и здесь ее, скорее всего, ждет горькое поражение. И все, что ей останется, — торчать на чертовой кухне в одиночестве.

На той самой кухне, где ей сказали о гибели отца в автомобильной аварии, на той кухне, где умерла ее мама, когда Микасе еще не было даже девяти лет. Она с силой дернула никак неподдающуюся пробку, и бутылка выскользнула из рук, разлетаясь на крупные осколки и окрашивая пол вместе с белым фасадом кухни в темно-бардовый цвет.

— Да что ж такое! — Микаса, стараясь не переступать ногами, присела и стала собирать крупные части разбившейся бутылки с пола. Она не сразу поняла, что плачет, поначалу не ощущая обидные слезы на щеках. Не думая, она хотела смахнуть их ребром ладони, вот только просчиталась с тем, что насобирала в руку целую горсть стекла. Острием одного из осколков случайно прочертила под правым глазом. Она вскрикнула, отбросила осколки обратно на пол и прижала ладонь к горевшей болью коже. Кровь не останавливалась, текла по руке и капала на пол, очаровывающе смешиваясь с разлитым вином.

Микаса встала и ушла в ванну, чтобы обработать рану. Взглянув на себя в зеркало, с тоской поняла, что на лице останется шрам, а рану вообще не плохо бы было зашить.

— Не сегодня, — сказала она своему отражению, прижала к порезу кусок бинта и вернулась на кухню, чтобы убрать бардак. Застыв на пороге, она рассеянно смотрела на пол, пока из глубины памяти всплывало самое страшное воспоминание ее прошлого.

Двенадцать лет назад.

— Мама, что ты делаешь? — она зашла на кухню за водой и застала свою маму с огромным, по меркам маленькой девочки, ножом в руках.

— Микаса, — она отложила нож и подошла к дочери. Глаза опухшие — мама Микасы плакала каждый день со дня смерти любимого мужа. — Почему ты еще не в постели?

— Пить хотела… Все хорошо, мам?

— Все хорошо, милая, — она обняла Микасу, слезы снова полились из зажмуренных глаз. — Просто я скучаю по папе.

— Я тоже скучаю, — грустно ответила она, прижимаясь крепче. Отец был для нее всем. Его внезапная смерть стала огромным неизлечимым ударом.

— Микаса… — мама хотела что-то добавить, но передумала, несдержанно целуя дочь в макушку. — Иди к себе. Я хочу, чтобы ты не выходила из своей комнаты до самого утра. Ты ведь помнишь, что завтра рано вставать? — последнее она добавила с печальной улыбкой.

Девочка нахмурилась, но все же кивнула и вышла из кухни. Проворочалась в постели не меньше часа, но так и не смогла уснуть. Ее что-то тревожило, и даже обещанная на завтра Эреном тайная вылазка в лес без ведома родителей вместе с Армином после школы не отвлекала от плохого предчувствия. Микаса бесшумно вышла в коридор и заглянула в мамину спальню. Пусто. Идеально заправленная постель отдавала холодом, и по спине пробежали мурашки. Затаив дыхание, она дошла до кухни и оцепенела. Ее мама лежала на полу в луже крови. Упала? Порезалась?

— Мама? — Микаса сделала неуверенный шаг, переступая порог. — Мама!

Она так хотела ее разбудить. Трясла за бедро, боясь прикасаться к порезанным рукам. Тогда мама оставила Микасу. Оставила одну. И последнее, что запомнила маленькая девочка в ту роковую ночь, — залитый темной кровью пол некогда белоснежной кухни.

***

Микаса вздрогнула и дернула плечами. Снова посмотрела на разлитое вино и россыпь осколков.

— И это тоже не сегодня.

Она развернулась и ушла в свою спальню. Достала старую акустическую гитару — нелепый подарок отца для семилетней дочери, села на кровать и стала бездумно перебирать аккорды. Через несколько минут внезапно вскочила, перебралась за стол, достала потрепанный блокнот с карандашом и стала записывать всплывающие в усталых мыслях строчки:

«Я скоро очнусь от этого сна, я знаю»

«Не пытайся меня исправить — я в порядке»

«Привет. Я ложь — живу для тебя, чтобы ты могла прятаться. Не плачь»

«Привет. Я все еще здесь»

«Внезапно я понимаю, что не сплю»

Этой ночью Микаса напишет новую песню.