Тонкая полоска горизонта окрасилась в золотой, заставив Вилкаса прищуриться. Наблюдать за восходом не хотелось, поэтому он вновь повернулся к мальчишке.

— Передай генералу, что зелья действуют все хуже с каждым днем.

Посыльный Меоллана поежился под его взглядом, но тут же, словно вспомнив, зачем он здесь, протянул мешочек со склянками.

— Уверяю, генерал подключил лучших алхимиков Эвермора, они делают все возможное, чтобы усилить эффект.

«Ага, как же! — подумал про себя Соратник. — Может, Меоллану и не наплевать на нас, но только не этим криворуким ядоделам».

Земля под ногами загремела, послышался далекий гул.

— Они назначили уничтожение храма на сегодня. Видимо, уже приступили, — мгновенно отчеканил парень.

Значит, сегодня? Как бы Вилкас хотел посмотреть на это зрелище: увидеть воочию, как рухнет алтарь Намиры, как раскрошится в пыль плитка в ее храме, как переломятся вековые колонны, превращаясь в руины. Но он не может. Предвестник важнее.

Если бы не она, они бы уехали сегодня, Меоллан уже несколько дней как подписал приказ о снятии барьера. Но лишь при условии, что Предвестнику станет лучше. Конечно же, это было отговоркой. Чума никуда не делась, она еще вспыхивала в деревнях, хоть медики Эвермора и всячески способствовали прекращению эпидемии. Хотя Вилкас понимал и сам, в таком состоянии он Ниссу в Скайрим не повезет. Слишком опасно для ее самочувствия, да к тому же, создаст неправильное впечатление. Что скажут оставшиеся Соратники, когда увидят своего Предвестника… обезумевшей? Нет, Вилкас вовсе не собирался снова призывать совет Круга и брать на себя полномочия. Нисса справится со своей ролью, так же как и справится с влиянием даэдра. По крайней мере, ему хотелось в это верить.

Он отвернулся от посыльного, не говоря ни слова: слишком устал, чтобы произносить благодарности, слишком устал даже для того, чтобы мысленно представлять, как рушится святыня ненавистного даэдрического принца.

Сколько уже прошло с того дня? Неделя, две, месяц? Вилкас потерял счет. После того, как он снял Сигильский камень с пьедестала, после того, как все Ведьмари вдруг стали снова обычными смертными, а их с Предвестником вклад был отмечен самим генералом, прошло достаточно времени.

Он нырнул в пещеру, петляя по гулким проходам, и чем дальше он двигался, тем теплее становилось. Это снаружи снова пошел снег, здесь же, в покинутой обители сприганов, впитавшие в себя щедро раздаренную магию, росли деревья и цветы. Запутанные коридоры не позволяли теплу выветриваться, а свет, проникающий через редкие проемы, таинственным образом отражался, мешая темноте завладеть этим местом. Вилкас втянул приятный запах хвои. После затхлых пещер с полусгнившими останками, после шевелящейся земли и созданий Намиры эта пещера казалась мирным уголком.

Он наклонился к журчащему меж камней ручью, набрал в ладони ледяную воду, умылся. Вода освежала, но Соратник знал, это ненадолго. Уже через четверть часа он снова почувствует всепоглощающую усталость за те бессонные ночи и дни, что он провел здесь вместе с ней.

К его радости, Предвестник была там, где он ее оставил. К радости? Нет, скорее к сожалению, ведь она не могла убежать: Вилкас привязал ее к толстому дереву, растущему прямо в центре пещеры. Крепко. Единственное, чем он мог это оправдать, что Нисса сделала то же самое на болотах Морфала. Она бы не стала рисковать, и он не хотел. Хотя боялся он не за себя. Глядя на ее исцарапанные руки и лицо, он не мог поступить иначе. Ведь она так и не стала прежней. Намира — а в том, что это была именно она, Вилкас не сомневался — изводила ее бесконечными видениями. Нисса почти ничего не ела, везде ей мерещились кровь и чужие внутренности, даже в зелени пещеры ей виделся красный. Подручные Меоллана через день приносили какие-то склянки с зельями, но их эффект слабел с каждым днем. Сейчас их хватало не более, чем на три-четыре часа после применения. Другого выхода генерал пока не придумал, поэтому отправил их обоих в эту пещеру, крики Предвестника во время приступов были слышны даже из подземелья Эверморского замка.

Вилкас влил зелье в рот Ниссе и занялся устройством на ночлег, искоса наблюдая, пока оно подействует. Сегодня она была на удивление спокойна, не металась из стороны в сторону, не смотрела бессмысленно в одну точку, а просто наблюдала за ним. Видеть ее такой было нестерпимо больно. Стянув с себя броню, он осторожно подошел к ней, обогнул широкий ствол сзади и принялся развязывать путы. Освободив ставшие еще более тонкими запястья, сел рядом.

— Верни все как было, ты же знаешь, я могу быть опасна.

Ее голос измученный и тихий — настоящая пытка для Соратника. Словно он хочет так ее истязать!

— Нисса…

— Не нужно оправданий. Я вижу, как ты смотришь на меня. Как на чудовище. И это правильно.

Вилкас так и не смог понять, почему в тот день он испытывал такой ужас, глядя на то, как она убивает Ведьмарей. Как и не смог выяснить, почему из всех порабощенных существ, разум не вернулся только Предвестнику. И откуда взялось то пламя, спалившее почти весь храм? Кроме нее и дикарей внутри никого не было, он нарочно проверил все помещения. И даже сейчас он все еще боялся. Но уже не того, что она может сделать с окружающими. В своих приступах Нисса раздирала запястья ногтями, едва не воткнула кинжал себе в горло. Он боялся, что голос Намиры сведет ее с ума.

— Знаешь, — нужно было срочно успокоиться, отвлечь мысли обоих. Он осторожно взял ее ладонь в свою руку, досадливо потер следы от веревок. — Знаешь, Фаркас рассказывал мне кое-что о тебе. О том дне, когда ты впервые узнала правду о Соратниках. Он сказал, что ты испугалась, что стояла в ужасе, не зная, как реагировать на внезапную перемену.

— Зачем он рассказывал это тебе? Я не думала…

— Что мы с ним говорим о таком? Мы разные, но мы близнецы, мы всегда будем друг для друга чем-то большим. Так вот, я помню, что он рассказывал это, потому что гордился тобой. Тебе было страшно, а оборотни чуют страх сильнее любого другого чувства. Страх побуждает их нападать. Но ты пошла к нему, ты приняла его таким, какой он есть. Ты доверилась ему, даже несмотря на то, что он был чудовищем, — Вилкас слабо сжал ладонь Ниссы в своей, — я доверяю тебе, ты для меня не чудовище.

Взгляд Ниссы стал задумчивым, а потом она откинула голову назад, устало прикрывая веки.

— Ты просто не знаешь, почему Фаркас не стал монстром в моих глазах. Ты просто ничего не знаешь.

— Я доверяю тебе свою спину и отдам за тебя жизнь, если потребуется, и ты до сих пор думаешь, что я не готов принять правду, какой бы она ни была? Да пусть даже ты внебрачная дочь Императора, мне все равно, — он искренне не понимал, что за тайну можно так тщательно оберегать, учитывая ее знание о секретах Соратников.

Она помолчала немного, а затем выдохнула:

— Я дочь лорда-вампира. Была, возможно.

Сердце пропустило удар. Вилкас тщетно пытался осознать услышанное. Бред, навеянный кошмарами? Правда, которую она так долго скрывала? Или может, ему самому это все мерещится?

— Я же говорила, — Нисса смотрела с упреком, а он как полный идиот не смог сдержать собственное удивление, замешательство.

Как же он устал! Устал думать, анализировать, искать подвох. Имеет ли сейчас значение то, что она говорит о себе? Чудовище ли она, вампир или еще кто — обо всем этом пусть расскажет потом. Если, конечно, сама захочет. А сейчас перед ним лишь измотанная девушка, чьи хрупкие плечи несут непомерный груз. Тот груз, который должен был нести он.

— Я же говорил, — он обнял ее, легко прижав к себе и чувствуя, что давно должен был это сделать. — Я же говорил, мне все равно.

***

Воздух всколыхнулся, заставив его мгновенно вскочить на ноги. Вилкас уже не помнил, как заснул: разум просто отключился, и он ничего не смог поделать с собой. К тому же Нисса тогда была рядом, она впервые за долгое время казалась ему хоть немного спокойной. Привязывать ее в тот момент было просто кощунственным.

— Нисса! Нисса, вернись!

Она бежала быстро, за считанные мгновения ее фигурка в светлой ткани скрылась в глубине пещеры. Вилкас бросился за ней, в надежде, что ей не удастся покинуть их убежище, искать ее снаружи совершенно не хотелось. И он злился, невероятно злился на то, что она убегала, это пробуждало охотничьи инстинкты. После превращения в царстве Намиры, ему стало сложнее их контролировать.

Далеко уйти Ниссе не удалось, он прыгнул, сваливая ее на земляной пол. Они покатились по влажному мху, собирая на себя облетевшую листву и колючие ветки. Пытаясь выбраться, она яростно сопротивлялась, впиваясь в его руки ногтями и зубами, что еще больше пробуждало его звериную сущность. Он хотел встряхнуть ее как кутенка, задать трепку за то, что не слушает того, что он пытается сказать.

— Не трогайте меня! Не трогайте! — ее крики звонко разносились по пещере.

Вилкас знал, что они не относятся к нему, Нисса видела вместо него очередных чудовищ. Но неужели уже прошло столько времени после приема лекарства?

— Да успокойся ты!

Он зарычал, придавливая ее всем телом к холодной земле, затем наклонился к тонкой шее, сильно прикусывая. Не до крови, зубы остались человеческими, но чтобы ей было больно. Боль вернет в реальность, развеет то, что мерещится. Плевать, что у нее останутся следы, сейчас она просто должна почувствовать, что он сильнее и угомониться. Это помогло, Нисса устало обмякла под ним, позволяя влить успокоительное. Вилкас так и замер сверху, пытаясь унять сбившееся дыхание. В этот раз зверь в нем вышел намного дальше положенного, и он отчаянно пытался совладать с собой.

— Не убегай больше!

Соратник отпустил ее запястья и покрепче обнял, впервые чувствуя ее так близко. Тонкая рубашка на ней почти разодралась, и обнаженная Нисса дрожала. Маленькое сердце колотилось под ним, и внезапно ему захотелось закрыть ее собой, впитать всю боль и страх без остатка. Развеять ту тьму, что плотным облаком кружила вокруг.

— Вилкас, — она снова узнавала его, глаза больше не смотрели в никуда, — я не хочу видеть все это, не хочу быть всем этим. Я устала.

— Тише, не надо, — он прижал ее еще крепче, погладил растрепавшиеся волосы, но увидел темное пятно на шее — его собственный укус. Сейчас он почему-то не мог думать ни о чем другом, хотелось снова коснуться кожи в том месте.

— Я тоже устал, — голос прозвучал хрипло, а точный смысл сказанного едва ли доходил до разума.

Вилкас потянулся к пятну, коснулся солоноватой кожи одними губами, нежно, хоть зверь в нем требовал совершенно другого. Тщетно он пытался остановиться и пристыдить себя за подобные мысли. Словно какая-то нить, державшая все это внутри, вдруг лопнула.

«Я устал притворяться, что ты для меня лишь Предвестник», — прошептал он самому себе.

С упоением он втянул ее запах. Сегодня она пахла лесом: хвоей и можжевеловыми ягодами, мхом и душистыми травами. И слегка кровью. В последнее время Нисса всегда пахла кровью, но сейчас этот запах будоражил его инстинкты, до одури заставлял желать ее тела. Он почти задыхался от этого желания овладеть ею в ту же секунду, но сумел сдержаться. Нельзя. Он должен остаться человеком, он не может позволить причинить ей боль. Кому угодно, только не ей. Ведь она не просто его Предвестник. Она — нечто большее.

На миг Вилкас отстранился, снова пытаясь успокоиться. Но Нисса не дернулась под ним, как он ожидал, не оттолкнула. Сама прильнула вплотную, разрешая все сомнения, обвила руками, обжигая непривычно сбившимся дыханием. Словно всегда знала, что это произойдет между ними.

Тело Ниссы, и без того всегда легкое, сейчас казалось невесомым. Он потянул его на себя, стащил превратившуюся в тряпку льняную рубаху. Все естество само тянулось к ней: к острым соскам, упирающимся в его грудь, к выступающим ключицам, к белой коже. Ее губы — обычно такие же растрескавшиеся от ветра, как и его собственные — сейчас были влажными и мягкими. Язык легко скользил между них. И она отвечала так жадно, что на секунду Вилкасу показалось, что это вовсе не она, а злой принц даэдра все еще управляет ее разумом и телом. 

Но ее взгляд убедил в обратном. Тонкие пальцы скользнули вниз, развязывая тесемки штанов, словно невзначай коснулись его кожи. И это было последней каплей. Он зарычал, заводя ее руки за голову, снова придавливая всем весом к земле. Широкая ладонь могла держать оба запястья. Нескольких призывных движений под ним оказалось достаточно, чтобы он не выдержал. Он вошел резко, с утробным рыком, чувствуя долгожданную узость. И тут же замер, раскаиваясь, ведь он не хотел причинять боль. Провел пальцами от шеи до груди, чтобы она расслабилась, успокоил мягкими поцелуями, отпустил тонкие руки, позволяя касаться себя. 

Короткие мгновения близости обожгли, опалили изнутри как крепкий алкоголь. Слишком узко, слишком одуряюще, чтобы он мог долго сдерживаться. Вилкас знал, что им обоим не нужно много времени на разрядку, их тела и без того были напряжены. И все же ему было мало, бесконечно мало этих смазанных минут, этих резких движений, быстро приближающих его к конечному наслаждению. Губы прижимались к ее шее инстинктивно, оставляли россыпь темных следов на белой коже, будто звериные метки.

Он не хотел покидать ее даже когда ее пальцы, до этого впивавшиеся в плечо, бессильно разжались. Вилкас уткнулся ей в плечо, слушая прерывистое дыхание, но тут же лег рядом: истощенное тело Предвестника едва ли могло долго выдержать его вес. Она заснула почти сразу, и Вилкас не мог винить ее за это. Он бы и сам больше всего на свете хотел сделать то же самое, но решил не повторять сегодняшней оплошности, и просто молча смотрел на нее.

В его больших руках, она казалась ему невероятно хрупкой. Он убрал несколько ее прядей со лба. Если бы прошлой весной кто-нибудь поведал, на что будет способна эта девушка, он бы рассмеялся ему в лицо. Сейчас же он знал о ее силах даже больше, чем она сама. Но с каких пор она вдруг стала для него не просто Предвестником? С какого момента он перестал видеть в ней зеленую ученицу не достойную даже того, чтобы обращаться к ней по имени? И сколько раз в итоге она спасла ему жизнь? Через пару часов она очнется и будет видеть чудищ из кошмаров, а когда вновь придет в себя… что он ей скажет? Что все было ошибкой? Как посмотрит ей в глаза?

Внутри была лишь горечь. Воспользовался ее слабостью, не сдержался. Совершил непростительную глупость, на которую не имел ни малейшего права. Потому что теперь никогда не будет как прежде. Разве сможет он так же тренировать ее, разве сможет… Если только не будет врать. А он будет, он должен, даже если это означает, что он будет врать самому себе.

В последний раз проведя по ее волосам, он пообещал себе, что ни одним жестом не выдаст того, что между ними произошло. Что будет игнорировать любые ее вопросы, если они вдруг возникнут. Что она снова станет для него лишь Предвестником, а не чем-то большим.

Завтра он снова сделает все, чтобы вернуть ее в нормальное состояние. Но она… Пусть лучше завтра она ничего не помнит. Боги, только бы она ничего не помнила.