Острый клинок прямо в сердце — и де Сарде готова закричать от боли. Она почти физическая: смертельным холодом растекается в груди, сжимая сердце мощной хваткой. Эта боль заставляет дыхание эмиссара прерываться, а руки дрожать. Когда мертвое тело nadaig падает на землю, де Сарде понимает, что чувствовали Мев и безумный старик на болоте — как будто умерла часть тебя. Эта особенность связи с островом проявлялась и раньше, но после испытания стала особенно сильной.

— Зачем? — она почти кричит на Курта, у чьих ног распласталась безжизненная туша хранителя. — Мы могли…

— И что же мы могли, Гринблад?

Наемник оборачивается, все еще держа в руках окровавленный меч. Дождь стекает с лезвия, смывая кровь, а де Сарде в ужасе смотрит, как бурые пятна размываются по земле.

— Мы могли усыпить его, — бессильно опускает она руки.

— Усыпить? Ты что, умом тронулась, Зеленокровая? — Курт подходит к ней, заглядывая прямо в глаза. — У нас не было времени подливать ему зелье, заклинание паралича не подействует на эту громадину. В таких вопросах я верю только своему клинку. Или ты внезапно решила, что с ним можно договориться?

Светло-голубые глаза буравят ее: в них непонимание. Слепой убежденности де Сарде в обратном наемник явно не разделяет.

— Разве нельзя было по-другому?..

Курт кривит рот и отворачивается. Де Сарде знает: наемник не умеет по-другому. Никогда не умел. Он верит в свой меч, в свои навыки боя, в своих товарищей иногда, в то, что любое насилие можно прекратить другим насилием. И даже несмотря на все время, проведенное с ней рядом на Тир-Фради, он не сумел принять ее методы.

Эмиссар растерянно оборачивается, ища поддержки Васко — одним лишь взглядом он смог бы успокоить ее, сумел бы поддержать. Но капитана нет сегодня с ними.

— Дитя, ты же знаешь, он сделал это не из жестокости, — Петрус по-отечески кладет руку на плечо. — Это всего лишь необходимость.

Разумом дипломата она понимает, что времени у них не так много, чтобы продумать каждый шаг, но сердце с некоторых пор отказывается принимать подобное. И это слово «необходимость»… какое благородное понятие. И какое удобное, ведь им можно оправдать всё.

— Телема тоже оправдывает пытки неверных необходимостью? — спрашивает она тихо, разворачиваясь к Петрусу.

Слова ее почти сливаются с шуршанием дождя, но старик бледнеет и отводит взгляд. Де Сарде знает, что этот вопрос для него как удар под дых: мало кто из служителей святого Матеуса остался с незапятнанными кровью руками. И отец Петрус не исключение.

— Эксперименты доктора Асили тоже видятся вам необходимостью? — де Сарде повышает голос, все еще видя перед глазами сотни измученных тел.

— Это другое, Гринблад, — встревает Курт. — Существо могло убить нас…

Да, могло. Потому что nadaig служат земле, которая их взрастила, защищают ее. Разве вправе они — иноземцы — вламываться в чужой дом, убивать их, навязывать свои законы, своего бога, а потом объяснять это необходимостью? Их континент умирает, но так ли уж необходимо спасать его? Де Сарде больше не знает ответов. А, может, наоборот… слишком хорошо знает.

Эти мысли незачем высказывать вслух. Это лишь вопрос веры ее спутников — Курт верит в то, что должен защитить ее и наместника любой ценой, Петрус — в то, что любые средства хороши, если это приведет его к нужной цели. А для де Сарде имеют значение не только цель и собственная защита, но и жизни вокруг. Разве не потому она стала дипломатом? Не потому ли, что верила в иной путь, путь ненасилия? Ведь дипломат служит для того, чтобы ограждать от ненужных жертв. Но это всего лишь вопрос ее собственной веры. Не стоит навязывать ее другим открыто, потому что именно так начинаются самые кровопролитные войны.

На секунду она прикрывает глаза, позволяя холодным струям смыть свой внезапный гнев, а затем говорит медленно и четко:

— В следующий раз будем тщательней придумывать стратегию. Вместе. И не важно, кто будет перед нами: люди или… звери.

Де Сарде знает, что Курт недоволен: он снова кривит рот и старается не смотреть ей в глаза. Она почти слышит, как он говорит: «При такой неосторожности следующего раза может и не быть». Еще знает, что отец Петрус в недоумении: ему еще никогда не приходилось сталкиваться с прямым недовольством эмиссара. Но де Сарде все еще верит в то, что ее цель спасти, а не убить. Спасти Константина и местных жителей от таких тварей как Асили, спасти хранителей от инквизиторов, сжигающих их на главной площади Сан-Матеуса, спасти леса от жадности Торгового Содружества. А иначе неправильно требовать лекарство для своего умирающего континента: бесконечно берущие люди старого мира этого не заслуживают.

Боль понемногу отступает, и де Сарде снова может нормально дышать. Даже может двигаться дальше. В листве одобрительно шелестит дождь.