Интерьер в кабинете наместника настолько статичен, что Де Сарде кажется, будто в этом месте время прекратило свой бег. Улеглось пылью на канделябрах, уснуло меж тонких книжных страниц, застыло в дорогом сургуче. По-прежнему из окон, обрамленных тяжелыми шторами, можно увидеть красную крышу ее временной резиденции, а центр комнаты все так же занимает массивный стол из орехового дерева. Тот самый, на край которого она часто садилась, пока Константин с интересом выслушивал ее отчеты. Словно ничего и не случилось, и сейчас она увидит, как он тряхнет своими пшеничными волосами и улыбнется одной из тех беззаботных улыбок, предназначенных только ей одной.
Шуршат пергаменты и де Сарде понимает, что все это иллюзия. Что Константин давно мертв, а вместо него сидит Лорин Моранж. Локоны прически чуть вздрагивают, когда наместница поднимает взгляд, а тонкая морщинка посередине лба проступает глубже.
— Леди де Сарде! Могу вам чем-то помочь?
Бывший эмиссар до скрипа сжимает зубы, глядя на то, как Моранж крутит в своей руке перо. Тонкими и холеными пальцами… теми, которыми она так легко всунула Константину чашу, отравленную малихором. Если бы не это воспоминание, врезавшееся в память де Сарде, она бы может и не стала копать под наместницу.
Де Сарде молчит, игнорируя нормы приличия, благо, в эту минуту в них уже нет никакой нужды. Несколько тонких и потрепанных бумаг ложатся на стол. Моранж берет их, и на секунду ее лицо бледнеет.
— Значит, узнали обо всем?
В ее словах де Сарде не чувствует отчаяния, так свойственного всякому разоблаченному. Нет в них и ни капли сожаления, даже напротив, Моранж произносит их настолько будничным тоном, что становится не по себе. За всю свою жизнь де Сарде видела лишь одного такого человека. Стоит ли удивляться, что им был доктор Асили?
— Я хочу знать только одно, — каждое слово дается с огромным трудом. — Зачем?
— Зачем? — переспрашивает Моранж после долгой паузы, как будто не верит в то, что де Сарде сама до этого не додумалась. — Наверняка вы считаете, что это из-за должности наместницы, не так ли?
Нет, бывший эмиссар так не считает. Во всяком случае, это не единственный мотив Моранж: слишком она умна, чтобы ее замысел был настолько предсказуем. Даже после снятия с поста, у нее оставалось достаточно средств, чтобы вести ту жизнь, к которой она привыкла, а ее влияние по-прежнему было велико, чтобы сохранить какую-никакую, но власть. Она никогда не производила впечатления человека, желающего прибрать все к собственным рукам. Может, это была личная месть князю?
— Я хочу услышать из ваших уст, за что вы отравили Константина, — де Сарде перестает ходить вокруг да около.
— Вы еще так молоды, леди де Сарде, — она снова выдерживает паузу, а взгляд становится задумчивым. — Вы видели слишком мало смертей от малихора. А люди в своей природе очень инертные создания. Константин был… необходимой жертвой для всех нас. Ведь не заболей он, вряд ли бы вы так поспешно стали искать лекарство.
Де Сарде вздрагивает. Так это было из-за лекарства, ради эксперимента? А Константин… катализатор? Но…
— Вы не могли знать, что я не заболею вместе с ним, не могли предвидеть, как я буду вести себя с местными, — почти выплевывает она наместнице, но тут же осекается, понимая…
Моранж, знавшая ее с раннего детства, Моранж, прожившая на острове семь лет и видевшая местных достаточно близко, наверняка знала секрет де Сарде еще до ее прибытия на остров. А помня о том, что в детстве они были достаточно близки с Константином, могла сделать ставку на то, что ей захочется вылечить его любой ценой.
Разглаживая перед собой доказательства собственного причастия, наместница продолжает тем же спокойным тоном:
— О том, что связь с островом дает иммунитет, мы догадались всего за несколько недель до вашего прибытия. Асили, как и все ученые, долго не верил в это, ведь любая болезнь лечится лекарством, веществами, уж точно не чудом. У нас не было неопровержимых доказательств, а с «дипломатичностью» доктора, с его крайними методами, он мог запытать хоть каждого местного на острове, но так и не увидеть ритуал. К тому же, мы должны были проверить этот метод на иноземце. Выбор пал на Константина из-за вас. Потому что только вы могли докопаться до истины, только вы могли убедить местных раскрыть тайны, потому что вы — одна из них.
— Если вашей целью было найти лекарство, — все еще не понимает де Сарде, — то зачем тогда было натравливать Константина на союзников после того, как он излечился?
Это было лишь предположение. Доказательств этому она не нашла, как ни пыталась, но что-то внутри подсказывало, что сам Константин никогда в жизни бы не додумался использовать свои новообретённые способности подобным образом.
— Потому что истинной причиной болезни на континенте оказалось совсем не то, что мы думали. Разве стали бы местные лечить наши с вами земли, если бы не чувствовали себя бесконечно обязанными? Разве приняли бы их телемцы или альянс, не сражайся они бок о бок? Люди, как я и говорила, инертные создания, им всегда нужен толчок. Они будут грызть глотки друг другу, до тех пор, пока не показать им общего врага, тирана… Чудовище…
Чудовище? Так вот кем был для всех Константин. Вот какой образ создала нынешняя наместница в чужих головах, прежде всего, в ее собственной. Ведь когда она убеждала союзников объединиться, она и впрямь так считала.
— Вы ответите за все, Моранж! — шипит де Сарде, чувствуя, что перестает контролировать собственное состояние.
— И что же вы мне сделаете? — шурша длинным платьем, наместница встает и подходит ближе. — Может, сожжете на костре, как генерала? Или нашлете одну из этих огромных тварей, nadaig?
— Я предам вас суду, — поспешно выпаливает де Сарде. — У меня достаточно доказательств.
Она не блефует. Помимо лежащих на столе, есть и другие письменные источники, так или иначе указывающие на сговор доктора и Моранж. И этого хватит с лихвой, чтобы казнить за измену. Даже если сейчас наместница ее арестует, то вступит в действие запасной план, где ее союзники найдут способ донести до князя нужную информацию.
— Хотите рассказать правду князю д’Орсею? Что ж, мешать вам не буду, — она подходит почти вплотную к де Сарде и шепчет ей прямо в ухо:
— Но разве не ваша рука пронзила сердце Константина?
Эти слова могильным холодом проникают внутрь, растекаются по венам, тончайшими иглами вонзаются под кожу. Де Сарде смотрит на свои руки и видит кровь. Теплая и вязкая — она стекает с ее пальцев, и ее уже никогда не отмыть. Князь не знает, что его сына убила она. Об этом вообще знают единицы, ведь по официальной версии наместника растерзало им же призванное существо.
— Вы — зло, — выдыхает она, чувствуя как внутренняя боль застилает все ее естество.
— Истинное зло, де Сарде, — это раздробленность. Это когда люди, казалось бы, из одной плоти и крови не могут договориться об элементарном уважении друг к другу. Но посмотрите, что мы… нет, что вы сделали. Церковники в корне пересмотрели свою веру, беспринципные ученые вдруг научились морали. Островитяне исцеляют нашу с вами родину, а Торговое содружество продолжает зарабатывать. Думаете, без Константина, без его безумного помешательства эти перемены стали бы возможны? Думаете, без него дикари, святоши, наемники и моряки стали бы следовать в одном направлении?
Мысленно де Сарде представляет, как сворачивает наместнице шею: как хрустят позвонки под ее руками — у нее хватит на это сил. Мысленно она уже выхватывает кинжал, десятки раз протыкая слабую плоть или одним движением перерезая горло. Но разве эта смерть — пусть и столь желанная — изменит что-то? Разве на этой смерти можно построить новый мир, без малихора, лживой религии или междоусобных войн? Она слишком хорошо знает ответ, оттого бессильно опускает готовые к убийству руки.