– У тебя бетонная крошка в волосах, придурок. – Чуя тянется рукой, чтобы стряхнуть ее, а Дазай наклоняется чуть ниже, чтобы тому было удобно. Чуя одной рукой лохматит волосы, стряхивая крупные кусочки и пыль, а потом, когда осознает, что масштаб трагедии больше, подключает к работе и вторую.
Дазай чувствует себя щенком, которого игриво двумя руками гладят по голове. Чуя кажется увлекся, потому что он наклоняет голову Дазая еще чуть ниже.
И, черт их лица так близко, так случалось и раньше, когда они прятались в укрытии, чтобы получить преимущество неожиданности, или когда вваливались одновременно в машину, потому что каждый хотел быть первым, они падали на сидения, тыкая друг друга в ребра. Но сейчас Дазай оказывается перестает дышать, пока Чуя стряхивает грязь с задней части его головы, неужели он не мог обойти? Когда Дазай выдыхает, Чуя кажется осознает, что он своими руками держит голову Дазая как-то уж очень близко к собственному лицу. И он замирает от очевидной неловкости, и кажется делает этим все хуже. Потому что притворись он, что все в порядке, скажи “ну вот и все” и щелбаном оттолкни голову Дазая от себя, возможно все бы и обошлось. Но Чуя не умел притворяться.
Поэтому он замирает, как и Дазай. Они оба уставшие и прошедшим заданием, и необходимостью ждать машину. Может стоит попробовать притвориться, что это самая обычная ситуация? Вот только быть так близко ощущается очень приятно. Внутри все сжимается словно вот вот взорвется, хочется рассмеяться, чтобы выпустить это наружу. Улыбка легонько дергает уголки губ, и Дазай тоже берет голову Чуи двумя руками и лохматит ему волосы.
– Ты тоже чумазый. – Чуя отпускает его волосы и инстинктивно хватает за запястья, и Дазай мог бы отодвинутся, но он наоборот приближается еще ближе, потому что если бы это было неправильно, он не почувствовал бы внутри такого восторга. Это не та радость, когда совершаешь что-то противозаконное или вредное. Это радость как, когда на улице удается погладить кошку. Радость от хорошего. “Я мог бы его поцеловать” вдруг думает Дазай и пугается этой мысли сильнее, чем он ожидал. “Я бы хотел его поцеловать”.
– Чуя…– спросить о таком, означает, что это никогда не удастся превратить в шутку. Спросить о таком, значит показать, что ты действительно этого хочешь. Он кажется даже наклоняет слегка голову, сам не понимая, к чему примеряется.
– Не целуй меня.
Они так хорошо друг друга понимают.
Чуя конечно оставляет себя без козырей, и Дазаю ничего не стоит вот сейчас превратить все в шутку. Посмеяться над Чуей, сказать, что он там себе навыдумывал. Боже, да этим можно будет пользоваться долгие годы. Но этот ход обезоруживает. Надо же, какая жертва.
– Не буду. – Но лицо не поднимает. – Но можно я только…
– …можно.
Он невесомо кончиком носа прижимается к щеке Чуи. Тот почему-то только крепче сжимает его запястье, но не произносит ни звука. Дазай скользит выше, к его скуле. Чуя отпускает одну руку и касается его волос, они оба дышат так поверхностно. Глаза Чуи закрыты, но Дазай любит смотреть. Его гладят осторожно по голове и едва ощутимо прижимают ближе. Надо же…Он только рад этому. Это ощущается как вдруг стать состоящим из одного только тлеющего изнутри дерева. Лицу тепло от теплоты лица Чуи. Он ведет кончиком носа еще выше и прижимается к его виску. Здесь Дазая встречает еще и мягкость волос, он чуть чуть трется, потому что вот это лучшее чувство во вселенной, это точно.
Он даже рад, что они не поцеловались сейчас, так гораздо лучше. Это совершенно иное, чувственное, граничащее с чем-то что-то, чему он пока не готов дать названия. Но это что-то уже существует, нужно только найти к нему путь. Но сейчас это кажется новым, но всеобъемлющим, окутывающим как тлеющий дёрн.
Чуя дышит расслабленно и все перебирает его волосы. Дазаю кажется, что он тоже это чувствует, легкое тление. Кажется, добавь сюда кислорода, подуй резко в горящую красноту и огонь разрастётся до небес. И может однажды ветер будет попутным, и искра разгорится до большого огня, который будет теплым, но не опасным. А бывает ли такой огонь?
Дазай чувствует, что Чуя не просто позволяет этому происходить. Он тоже прижимается к Дазаю, увеличивая контакт. Их руки давно уже просто обнимают друг друга, их щёки прижимаются друг к другу, а они просто стоят, умиротворенные близостью.
Когда подъезжает машина, они слышат шорох колес. Никто не дергается, Дазай напоследок ластится к щеке, а потом они выходят вдвоем и садятся в машину, приветствуя знакомого водителя. Они не будут обсуждать это. В этом нет необходимости, просто это новая неизведанная ими земля, и они кажется начинают исследовать ее. И слова им не нужны, ведь они и так хорошо друг друга понимают.