…Нет, это совершенно точно не было взаимностью с первого взгляда. Скорей, неприязнью с первого взгляда. А ещё точнее — их отношения прошли несколько стадий, и среди них каких только не встречалось. Даже в тот роковой день знакомства Себастьян успел несколько раз изменить мнение о своём будущем контракторе.
Сначала возникло презрение с оттенком (только с оттенком) жалости, ибо какую жалость способен испытывать демон, тем более к тому, чьей душой решил полакомиться? Уж больно ничтожным показался ему этот мальчишка. И была ещё в том самом первом впечатлении тайная радость: да этот клоп с лёгкостью согласится отдать душу на любых условиях!
Но презрение и жалость стремительно сменились у служителя тьмы совсем другими чувствами — удивлением, даже изумлением, и досадой: мальчишка оказался совсем не так прост. Потому что, даже если сердце его и заледенело от страха, когда он увидел истинный облик демона — страх не помешал ему сначала согласиться заключить с ним сделку, а потом потребовать уничтожить своих обидчиков — словно он привык каждый день равнодушно смотреть в глаза смерти. А после всего этого — ещё и торговаться с исчадием Ада, как покупатель на базаре, проявив при этом редкостное упрямство, неуступчивость и холодный ум…
Первое время после заключения контракта им пришлось нелегко. Долго притирались друг к другу демон и смертный ребёнок, словно в насмешку сделавшийся его повелителем. И вновь отношения их прошли несколько этапов на своём пути. Испытал Себастьян и уязвлённое самолюбие от того, что получил вместо имени собачью кличку, и раздражение, потому что этот мелкий сопляк быстро обрёл привычку бесцеремонно вертеть им, обладателем сверхъестественных сил, как захочет — словно своей игрушкой. И условия контракта были таковы, что не было в них никаких лазеек, используя которые, можно было бы отказаться от повиновения.
Правда, Себастьяну случалось ощутить и сладостное чувство мести, когда он взялся обучать мальчишку разным наукам, которые тому необходимо было знать, чтобы занять достойное положение в обществе. Чувство это приходило тогда, когда удавалось уличить Сиэля в том, что он не справился с уроком или справился с ним недостаточно хорошо. Тогда можно было отыграться на законных основаниях. Впрочем, юный лорд мстил демону в ответ, так что назвать их взаимоотношения тёплыми было по-прежнему никак нельзя. Временами это превращалось во взаимную тихую ненависть. Его контрактор оказался удивительно вредным малым…
Но шли дни, складывались в недели, месяцы. Демон и человек научились ладить. Да, они прекрасно изучили слабости друг друга. В эти слабые места при случае мог ударить каждый, чтобы добиться своей цели.
Однако, находясь каждый день почти неотрывно рядом с тем, кто временно стал его господином, Себастьян узнавал его всё лучше и лучше. Он перестал видеть в нём только душу, заключённую в хлипкое тело со вздорным характером. Потому что ему приходилось ежедневно заботиться об этом теле: одевать и раздевать его, купать, кормить, следить за тем, чтобы не простудилось и на заболело. Себастьян изучил его наизусть, до последней тонкой косточки, и порой изумлялся такой хрупкости, точно это была изящная фарфоровая статуэтка.
Огромный синий глаз Сиэля, левый, не обезображенный печатью, был непроницаем, но порой в нём таилась такая тоска, что у Себастьяна начинало щемить где-то в том районе, где у людей находится сердце. Этот мальчик был слабым, но очень гордым. Свою внутреннюю ранимость привык маскировать под внешней холодностью и неприступностью. Многим окружающим он казался чёрствым и бездушным, но Себастьян знал его настоящего.
Знал тайные страхи, ночные кошмары, от которых тот просыпался с криком, в холодном поту, весь дрожа. И просил тёмного слугу побыть с ним ночью, до утра. И тогда Себастьян гладил сизые растрепавшиеся пряди волос и говорил успокаивающе, что рядом с ним его повелитель может ничего не бояться. Что он будет охранять его сон. И застывал рядом, с подсвечником в руке, или сидел возле него и держал руку на вспотевшем лбу до тех пор, пока успокоенный Сиэль вновь не забывался во сне.
Сколько таких ночных бдений провёл он возле его постели? В эти минуты, в эти часы юный граф не притворялся тем, кем хотел стать. Он был тем, кто есть на самом деле — ребёнком, оставшимся без семьи, без родителей. Испытывающим тоску и страшное одиночество; и горечь пополам с отчаяньем — от того, что нет у него сейчас никого ближе и родней, чем этот тёмный дворецкий, явившийся из мрака.
И тогда Себастьян прощал ему всё — его заносчивость, гордость, грубость, и готов был преданно защищать денно и нощно от врагов и невзгод мира людского и мира иного — не потому, что так требовали от него пункты контракта, а потому, что Сиэль пробуждал что-то человеческое в его нечеловеческой, про́клятой душе…
А как сам Фантомхайв относился к своему демоническому дворецкому? Вряд ли гордость и аристократическая спесь английского лорда позволили бы ему сказать правду. Но порой, когда Себастьян подхватывал на руки лёгонькое мальчишеское тело, он видел, как вспыхивали румянцем бледные щёки, как потуплялся не закрытый пиратской повязкой глаз. Было видно всё, что творится в глубине его обещанной демону души. И тогда эти надменные маленькие губки говорили одно, а взор кричал совершенно иное. Но Себастьян понимал, что слова эти никогда не будут произнесены ни гордым лордом, ни всемогущим демоном, хотя они оба прекрасно их знают…
…Завтра наступает праздник Святого Валентина. И Себастьяну заранее известно, что вновь, как и всегда в этот день, граф Сиэль Фантомхайв отправится поздравлять свою невесту Элизабет Мидфорд. Он будет вручать ей подарок, что тщательно выбирал накануне. И демонстративно проигнорирует своего дворецкого, который с обычным рвением примется выполнять свои обязанности.
Себастьян, как всегда, наведёт в поместье идеальную чистоту, приготовит роскошный ужин, испечёт самый любимый торт графа и поставит в вазу букет белых роз. Даже если вернувшийся от своей невесты Сиэль не взглянет на эти розы и не попробует торта…