– … а потом он просто взял, – увлечённо вещала Сакура, – и ушёл. Наверно, у него были свои причины не любить жителей Огня. Или Конохи. А я даже не подумала и сразу сделала какие-то выводы!

Учиха-оджисама, задумчивый, плавно покачивал в ладонях горячую кружку с чаем. Забрав девочку после учёбы, старший отвёл Харуно в своё старое поместье. Чинно, спокойно и неторопливо.

Сначала неловкая, юная куноичи стеснялась, идя рядом. Однако, отвечая на простые вопросы про учёбу и друзей в Академии, девочка расслабилась. Они даже вместе зашли за сладостями! В какой-то неизвестный ей ранее магазинчик, расположенный неподалёку от квартала клана Учиха.

А после прошли самой главной дорогой, от центрального входа. Той самой, которой Сакура ещё сама ни разу не ходила.

Было очень интересно наблюдать за десятками ониксовых глаз и вороных макушек. Чем-то неуловимо похожих, но всё-таки различающихся между собой.

Мелькавшие внимательные взгляды, что удивительно, не пугали. Стоило им на секунду задержаться на их неторопливо вытягивающим дуэте, как всё заканчивалось кратким поклоном и опущенными в уважении глазами.

«Надо же,» – поражённая, размышляла Сакура, – «насколько в этом клане уважают старших. Чтобы каждый был настолько вежлив!»

И пока она восхищалась, Учиха-оджисама, видимо, привычный к таким манерам, будто вовсе не отмечал церемоний. Потому и девочка решила не делать из этого какого-либо большого дела.

«Наверно, у них так принято,» – сделала вывод она, заворачивая в привычный старый сад.

В это время года уже начинали алеть острые листочки клёна. А жёлтые пёрышки гинкго усыпали дорожки, ведущие к просторной энгава. Вид был пасторальный, как в старых дедушкиных гравюрах, что он показывал маленькой Сакуре в те моменты. когда они проводили время вместе.

– А вообще, – вздохнула девочка, с лёгким стуком ставя свою чашку на низкий столик, – я правда идиотка.

Слово, подаренное ей в тёмной и душной комнате, въелось крепко. В некоторые моменты, вспоминая свои ошибки, юная куноичи слышала мальчишеский голос. Бледные тонкие губы искажались, повторяя каждый слог, и тянули свой вердикт на все возможные лады.

– Вот как, – протянул седой шиноби. – Как давно?

Девочка нахмурилась, немного раздражённая тем, что он с ней не согласен. Но, припоминая свои ранние сеансы раскаяния, заламывания рук и самокопания, она проглатывает это чувство.

Она уже не маленькая, чтобы так себя вести!

Если надо, то всё объяснит.

– Наверно, – складывая руки на груди, насупливается Сакура, – очень-очень давно.

Учиха-оджисама делает неторопливый глоток, когда поднимающийся пар от чая окутывает его лицо, заставляя чуть прикрыть глаза. Фоново, словно в мире вообще ничего не происходило, не происходит и не произойдёт, что-то чирикают птицы. Редким перезвоном даёт о себе знать фурин. Шелестит опадающая листва.

– А я и не замечал, – наконец-то отвечают розоволосой. – Интересно, почему?

Девочка дуется ещё больше. В основном, на саму себя. Из-за того, что она начала этот волнующий её разговор, теперь придётся обсуждать сложную тему. А ведь выпалила, не думая! Как всегда!

– Я хорошо себя вела, – бурчит себе под нос розоволосая, уточняя. – При вас.

Ей кажется, что старший еле слышно хмыкает. Но этот звук растворяется в шелесте листопада и поскрипывании старого дома.

– Ты так думаешь? – пространно спрашивает Учиха-оджисама, плавно покачивая кружку с чаем в своей ладони.

Дедушка и не смотрит на неё. Задумчивый, он прикован своим чёрным взглядом к плавным волнениям жидкости в сосуде, что находится в его руках. Сакура думает, на секунду, что он наслаждается запахом свежезаваренного напитка. Или этим шероховатым ощущением, что оставляет теплая глина на твоих пальцах.

Однако, пусть и с запозданием, но опознав лёгкую поддевку в озвученном вопросе, девочка поражённо открывает рот. До этого Учиха-оджисама ни разу не шутил.

– Я старалась, – Сакура решила использовать распахнутый в удивлении рот по его прямому назначению и, всё-таки, заговорить. – Или…

Девочка поражённо замирает, с подозрением нахмурившись. После произошедшего она уже ни в чём не уверена.

– … я и вас успела обидеть? – вопрос звучит робко и растерянно.

Собеседник чуть хмурится.

– Мы, кажется, это обсуждали, – голос старшего звучит серьёзно, но в нём нет и капли раздражения.

Харуно на физическом уровне ощущает, как начинают суетиться её мысли. Бегать, отыскивая самые первые разговоры и ранние робкие вопросы. Озарённая, она распахивает свои зелёные глаза.

– Вы бы мне сказали, верно? – проморгавшись, девочка и не замечает, как складка на лбу разглаживается.

Морщинистые пальцы мягко проводят по боку кружки, вызывая этим движением еле слышный шорох. Глина, шершавая с наружней стороны сосуда, выглядит матово в насыщенном осеннем свете.

– Разумеется, – кивает чинно Учиха-оджисама. – Любой человек умеет обозначать свои границы. Разными способами.

Сакура задумывается, бы ли побег у того загадочного человека способом обозначить то, что ситуация ему не нравится. Часто ли бывает такая возможность у людей, просто уйти? Или просто сказать? А у шиноби?

Но на данном этапе такие витиеватые способы общения кажутся ей какими-то крайне сложными. Только взрослые такое могли выдумать! Игры свои дурацкие.

– А если не умеет, то что же, – озадаченно уточняет юная куноичи, – он не человек? Если ему неприятно, а он не говорит.

Уголок бледных губ дёргается еле заметно. От этого настроения юной куноичи становится легче с каждой минутой. В самом деле. Что бы ни происходило, а Учиха-оджисама остаётся собой. Той самой константой спокойствия в её насыщенной жизни.

– Не совсем. Просто ребёнок, – тихо хмыкает старший. – Сколько бы лет ему не было.

Эта мысль кажется Харуно настолько абсурдной и смешной, что она тоже хмыкает.

Потом хихикает.

А после и вовсе смеётся.

Однако, её веселье прерывается внезапным осознанием.

– А как же… – девочка звучит озадаченно, – как же тогда извиняться? Не может быть так, что я никогда не буду виновата. Вот, например, Учиха-оджисама…

Она поднимает свои зелёные глаза на старшего собеседника.

– … вы разве никогда в жизни не извинялись?

Мужчина замирает. Да, это не резкое движение, но даже Харуно смогла отметить, как всё тело его будто напряглось.

Он медленно вдыхает.

Выдыхает.

Прикрывает глаза.

– Пожалуй, – голос его звучит странно, непривычно, такой тон Сакура ни разу от этого человека не слышала, – я делал это не так часто, чтобы что-то в этом понимать.

Девочка смотрит озадаченно. Как же так? Настолько старше её, а говорит, что совсем ничего не понимает в извинениях!

– Жаль, – розоволосая звучит печально. – А мне как раз нужна была помощь с ними…

На веранду опускается тишина. Каждый сидит молча. Думает о чём-то своём.

Ветер всё так же тревожит листву, пугает редких птиц и ерошит волосы.

Тонко звенит фурин.

– А письма? – с новой надеждой уточняет юная куноичи. – Мне очень надо написать письмо. В них вы понимаете?

Учиха-оджисама, с крайне задумчивым выражением лица, долго смотрит на свою маленькую собеседницу.

– Увы, – его морщинистые пальцы кратко перебирают по кружке. – Это не было моей основной задачей.

Вовсе посмурнев, Харуно опускает голову. Детская щека мнётся от плоской и твёрдой столешницы, расплываясь по лакированной поверхности рисовым блинчиком. Выражение лица у неё из-за этого презабавное.

– Однако, – продолжает мысль старший, – я знаю кое-кого, кто занимался бумагами почти всю свою жизнь.

Девочка буквально подпрыгивает на месте, расплываясь в улыбке. На лице напротив – лёгкая тень веселья. За столько чаепитий она уже научилась различать эти полутона и оттенки эмоций.

– Он тебе поможет, – тихо кивает Учиха-оджисама.

Сакура улыбается только шире.

* * *

– Что за такое важное дело в столице, из-за которого вы меня сюда позвали?

Голос кажется Сакуре смутно знакомым. Поэтому, сидящая на веранде в старом поместье девочка с большим любопытством вертит головой. Пытается поскорей увидеть этого самого «специалиста по бумагам».

– Я, конечно, ценю наши с вами беседы, Ма…– голос прерывается. – А вот о юной гостье можно было предупредить.

На лицо Харуно, против воли, вырывается широкая улыбка.

– Кагами-сан! – радостная, она тут же подскакивает при виде пожилого мужчины, что когда-то рассказал ей множество интересных историй о Господине Втором.

– Здравствуй-здравствуй, – одетый в шёлковое кимоно Учиха певуче тянет гласные, словно читает белый стих. – Как твои дела, Сакура?

Первым её порывом, как обычно, было затараторить и рассказать всё как есть. Но девочка его переборола, сглатывая звуки и слова, что буквально встали комом в горле.

– Уж не тебе ли нужна помощь с письмом? – изящно, как столичный аристократ, мужчина с седыми вьющимися волосами приседает у столика.

Пока девочка кивает, смущённая, он изучает её с хитрой улыбкой. Сидящий рядом Учиха-оджисама ничего не говорит, лишь отвлечённо скользит взглядом по саду.

– Вы сможете меня научить, – она снова сглатывает, так как голос кажется по-дурацки дрожащим и хриплым, – пожалуйста, как извиниться? В письме.

Кагами-сан чуть склоняет голову набок. Его раскосые глаза щурятся ещё сильнее, придавая тому вид старого демона кицуне. Но, к радости Сакуры, совсем не злого демона. Разве что весёлого.

– Пожалуй, – начинает он, – извинения и правда крайне сложны. Особенно если ты правда виноват и жалеешь о сделанном. Кого ты умудрилась обидеть?

Девочка вся сжимается, ощущая себя необычайно маленькой, глупой и жалкой. Сейчас, из-за этого простого, казалось бы, вопроса, она вспомнила тот самый тяжёлый взгляд патриарха их маленького клана.

Словно это было только вчера, розоволосая ощутила запах придорожной пыли и опадающего цветника в поместье бывших самураев.

– Дедушку… – шепчет она печально. – И я не понимаю до конца — чем. Мне так кажется.

Учиха с вьющимися волосами задумчиво смотрит на неё. Кажется, что взгляд его делается чуть серьёзнее. Но Сакура не до конца уверена в своём впечатлении. Она лишь наблюдает за тем, как тот, задумчиво перебрав пальцами, тянется ладонью куда-то в рукав. В бледных пальцах показывается резная кисэру. Жаль, что узор девочка рассмотреть не успевает. Сморгнув, Кагами-сан тут же убирает трубку обратно.

– Привычка, – извиняющимся тоном говорит мужчина в шёлковом кимоно. – Очень дурная.

Юная куноичи только поджимает губы. Сказать ничего дельного она не может. Хоть и понимает, что для того, чтобы получить ответы, требуется начать задавать вопросы.

– Он волновался, – сдержанно, как обычно, звучит третий голос. – Думаю, ты не поняла его чувства до конца.

Самый старший из троицы присутствующих складывает руки на груди.

Пристально сверлящий чёрными глазами Сакуру.

Второй Учиха хмыкает.

– Полагаю, могу согласиться, – Кагами-сан возвращает на лицо весёлое лёгкое выражение. – В таких случаях нужны не только извинения.

Озадаченная, девочка переводит взгляд с одного старшего на другого. Может быть они и правда понимают дедушку Акиру лучше неё?

– А что ещё? – уточняет она робко.

– Обещание больше так не делать, – тут же даёт ответ Учиха с вьющимися волосами.

– И быть осторожной, – дополняет Учиха-оджисама.

Смотрят на неё при этом крайне внимательно. Пронзительно.

В этот момент юная куноичи будто складывает в голове кусочки мозаики. Ошарашенная, она осознаёт, что вся её семья на самом деле не злилась. Не ругалась и не обижалась.

Они испугались.

Распахнувшийся рот сначала выдаёт россыпь странных звуков. Однако, она справляется с собой и успешно складывает их в слова:

– Я пообещаю! – зелёные глаза горят так, как горят у человека, только что решившего днями мучающую его загадку. – Я обязательно буду осторожнее!

Учиха-оджисама удовлетворительно кивает. К удивлению Харуно, он ответом оказался крайне доволен.

Однако, Кагами-сан хмыкает с какой-то особенно весёлой тональностью.

– Я попрошу Ши-ши за ней пока присмотреть, – тянет распевчато Учиха в шёлковом кимоно. – Пусть приставит кого-то из своих галчат в качестве тренировки.

Непонимающая, Сакура смотрит на кучерявого мужчину, но тот не поясняет более, лишь улыбаясь ей. Самый старший в их троице ничего не говорит. Будто у него вопросов эта загадка не вызвала.

«Ладно,» – решает про себя девочка. – «Как-нибудь потом. На сегодня достаточно одного важного ответа.»

А после она сидит ещё пару часов в приятной компании, слушая новые забавные истории. Приятный вечер.

* * *

Умино Ирука, казалось, был готов ко всему. Как он сам думал.

За то время, что молодой специалист вёл уроки у своих детей, он успел столкнуться с самыми разными шалостями, странными ситуациями и загадочными клановыми вещами.

Однако, сегодня у ворот его встретил новый сюрприз, заставивший удивлённо замереть на месте. И рядом с этим сюрпризом опять была Харуно.

– Точно-точно? – с какой-то отчаянной надеждой спрашивала девочка у своего собеседника.

– Точно-точно, – певуче передразнивая её протянул Учиха Кагами. – Мы всё решили. Теперь ты смело можешь просить родителей пускать тебя гулять. Будто ничего и не было.

Лучший ученик Сенджу Тобирамы, один из сильнейших бойцов своего клана, высочайшего уровня дипломат, мастер политических игр и владелец сложнейшей техники Мангекьё.

«Путешествующий по зеркалам Кагами».

Эта легенда во плоти, изящно прикрыв смеющийся рот шёлковым рукавом, что-то говорила его ученице.

– Спасибо вам огромное, – девочка тем временем вежливо и низко кланяется, не замечая весёлый раскосый взгляд. Либо, не видя в нём никакой угрозы. Принимая за что-то естественное.

Ирука покачал головой. Этих тёмных глаз до дрожи в коленях опасались даже клановые Суны и Кумо. Что уж говорить про простых гражданских Огня.

Поймав и на себе сосредоточенное внимание ониксовой радужки, учитель только вздохнул. Прикрыл веки. Отвернулся.

– Не стоит таких благодарностей, – донёсся у него из-за плеча ответ. – Я просто попросил за чашечкой саке старого друга об услуге. Такая мелочь, в самом деле.

Детский весёлый смех обозначил, что Харуно так и не поняла, что происходит. Просто радовалась какой-то удачно разрешившейся проблеме.

«Пожалуй,» – думал молодой специалист, вылавливая торчащую из-за забора тёмную макушку, – «надо будет зайти в Администрацию. Уточнить кое что.»

Но вот что, Умино пока не решил.

Как и когда.

Возможно, и не зайдёт вовсе.

Кто знает.