пролог.

Слезы бьются о кафель в ванной, разлетаясь на миллионы кристальных осколков, а дорожки, которые те проложили по бледным щекам — сжигают их до тла. Разъедают нежную кожу до костей, оставляя после себя ничто. Горло саднит от сдерживаемых криков, что заглушаются из за прикусанного рукава толстовки. Хоть сердце и кричит, умоляя о пощаде, но разум не дает на это право. Все тело, будто по кусочкам разбирают, режут скальпелем на живую, терзая податливую плоть. Ватные ноги поднимают бренное тело, заставляя взглянуть на себя в зеркало. Посмотреть, что стало с разбитым юношей, который довел себя до такого состояния. кожа, будто жалко пыталась обтянуть собой то, что осталось от его тела, которое когда то, привлекало собой многих. Его конечности трясет, словно тот давно не слезает с иглы, а ломка пронизывает все тело, своей изнывающей болью, подкатывая все выше к горлу, что вмиг покрывается красными полосами, от грубых касаний ногтей к коже. Словно из Чонгука дьявол выйти пытался.


Что же может сотворить с собой человек, когда теряет самого близкого?


Марионетки рука двигается то плавно, поглаживая своими пальчикам воздух, то рассекает его, резкими движениями. Этот танец, неживой куклы, танцует юноша, проходя по серым улицам города. Ноги еле двигаются, разнося шаркающий звук по безлюдной улице, которую освещали фонари. Редко проезжающие по узкой улочке, окатывают парня с ног до головы водой из лужи, из за чего мокрая одежда неприятно липнет к коже, создавая дискомфорт. Но на это Чонгук даже не обращает внимания, продолжая плестись по тротуару, смотря куда то под ноги, а звуки проезжающего авто заглушает собственные мысли, что затягивали в свою пучину. Каково это, переживать смерть буквально самого близкого человека в твоей жизни? Каково это, ощущать душераздирающую боль где то внутри и знать, что её уже ничем не перекроешь. не вытащишь даже со временем это чувство. Все органы, будто в единый миг, начали стремительно гнить, доставляя ужасающую боль их владельцу.


Что делать, если всего тебя внутри, разрывает на куски.


***


Похороны проходили тихо.


Лишь один Чонгук стоял у могилы отца, пустым, безжизненным взглядом, наблюдая как его родного человека закапывают глубоко в сырую землю. В этот день, только дождь, ударяясь о плотно натянутую ткань зонтика, играл похоронный марш.


***


Лакированные туфли звонко отбивали свой ритм, проходя по коридору, вызывая страх, одним лишь звуком. Зачесывая рукой волосы, чтобы те не спадали на лицо, глаза в привычной манере обводят помещение офиса, пока дьявол внутри хитро улыбается.


Чувствует, что сейчас будет жарко.


— Кто блять отвечал за безопасность на стройке я спрашиваю!? — рычит мужчина, ударяя руками по столу, опираясь на них. во взгляде уже не играла та обыденная пустота. Глаза наливаются злостью, агрессией с примесью фиалок*. В помещении повисла давящая тишина, прерываемая лишь звуком кондиционера. Ни единая душа, не осмеливалась поднять свой взор на мужчину, что разъярённым быком поглощал всех своей аурой. Боялись пробудить в нем зверя, что по головам пойдет, но правду из под кожи достанет. Правда те не знали, что зверь уже проснулся и кары его не избежать.


Лишь одна тонкая ручка, поднялась вверх, привлекая к себе внимание двух испепеляющих глаз. Многие посчитали того смельчаком, ведь он сам подписал себе смертный приговор. Со сторон послышались перешептывания, а кто то даже начал молиться.


— Я сэр, — дрожащим от страха голосом, произнес мужчина, так и не поднимая головы. Его всего, как будто парализовало и он никогда не двигался до этого. Мышцы вмиг стали каменные, как под взглядом Горгоны. Страх растекался по крови медленно, расходился по органам, скручивая их в один морской узел.


— Тогда скажи на милость ..Минсок, ты себе глаза новые скоро купишь, или еще несколько жизней погубишь? Отвечай я сказал! — Чонгук в основном, никогда не показывал своих эмоций в офисе. Хладнокровия ему не занимать. Всегда спокойный мужчина приходил, проверял документы, работу сотрудников, и вместе с ними уходил из офиса, уезжая домой. Но сегодня что то в этом мужчине надломилось, истошно крича в глубине души. Сломалась та тонкая грань, что держалась все то время, после смерти отца. Разбилось хрупкое ощущение человечности внутри себя. Жизнь стала серой. Она не стала нудной, как у многих, дни не проходят монотонно и не повторяются один за другим, как засевшая пластинка кассеты. Нет, они проходят по разному, каждый окрашивается в разные тона серого, но лишь некоторые дни, приобретают другой оттенок. Оттенок сангрии.


Новости сутра не предвещали ничего хорошего. Вчера, на стройке жилого дома с крана сорвался трос, удерживающий многотонные, бетонные плиты. Несколько секунд и от рабочих, уходящих на обед, осталось мокрое пятно.


— Чанель. Теперь ты отвечаешь за безопасность на той стройке. Минсок отстранен от всех дел компании и будет отвечать за последствия того случая. Я все сказал, — с гневным рыком и последним взглядом на рабочих, звук каблуков удаляется прочь, предвещая что то ужасное.


* * *


Тяжелое дыхание окутывает пространство, прерываемое треском цепи, что ударялась обо все возможное. Тело висит на ней, как тушка свиньи на мясобойне.


— Готов поплатится за свои грехи, Минсок? — улыбка дьявола красит, а в глазах зажигаются искры пламя что сжигают заживо. Запуганные глаза зверька, бегают по помещению, перепрыгивая с каждого предмета на другой, будто белка, с ветки на ветку перескакивает, не зная за какую ей зацепится дальше. И только одно привлекает внимание настолько ясно, что явно навеки запечалится в разуме.


Огромный точильный станок, стоит прилегая к верстаку, на котором висели разные орудия явно не для сотворения новых предметов, а для разрушения чужой жизни. Для долгих и медленных пыток, чтобы до самой смерти запомнились. Чтобы сама смерть, уже казалась не мукой, а самым настоящим подарком.


Со спины вдруг слышится легкий смешок, что сразу привлекает внимание только подвешенного мужчины, а Чона заставляет довольно растянутся в ухмылке. Еще более дьявольской, чем была до этого. Его куколка решила поиграться, и каким бы зверем он не был, но в данном удовольствии ей отказать не в силах.


— Сам себе смертный приговор подписал, — нежный голосок отскакивает от бетонных стен, въедаясь в разум, будто сам сатана шепчет о скорой кончине. Голос такой, что кажется, прямо сейчас, это не сырой подвал, пропитанный запахом крови и гнили, а что это та самая поляна, до которой не дошла нога человека. Что все вокруг, покрыто зеленью, не тронутой огнем или дикой засухой. Где то вдали, виднеется по истине чистое озеро в который плескается рыбешка. Но звук босых шагов заставляет висящего вернутся в реальность и затрепыхаться на цепи, пытаясь вглянуться в того, кем же является этот голос, но его встречает лишь непробудная тьма, из которой выходит юноша, что едва достиг совершеннолетия, смотря на него невинными глазами, будто на новую машинку, подаренную родителями. И данный факт, заставляет замереть в страхе.


Движения юноши плавные, рассекают собой воздух, проходя все ближе и ближе, к Минсону с Чонгуком, а глаза, наполненные той добротой и лаской, будто прямо сейчас, снимут с цепи мужчину, даря ему свободу. Но это не так, ведь руки эти, делают в сто раз более. сумасшедший смех, режет слух, а касания, лавой прожигают кожу, оставляя на ней столько ран, ожогов, шрамов, что уже не человек это вовсе был тут, а мокрое пятно, которое приходится убирать. И которое так же для всех последующих гостей в этом месте, будет напоминать о том, где они находятся, запахом свинца, сырости, и немых криков, что стены сохранили.


* * *


Счет дней, потерял свой черед, теряясь в серых буднях и черных выходных, уходя на задний план подсознания. Мозг давно перестал функционировать, выполняя свою главную роль: думать. Ноги плетутся по уже знакомому переулку, чуть ли не заплетаясь в узел, проходя очередной поворот, пока из за пройденного угла, не слышится тихое: 'помогите'. Чон душа не добросердечная, никогда не бежал по первому зову, дабы помочь кому то. Не бросался сломя голову в драки, отстаивать честь друзей. Никогда не спасал котят, что по глупости своей, залезали на вышки деревьев и жалобно кричали о помощи. Сейчас же, он не контролирует себя. Срывается с места, забегая в тот чертов поворот, застывая на месте от картины, развернувшейся прямо перед ним. К горлу подкатывает неизвестное чувство, а вены от напряжения начинают медленно набухать. Молодой парень, точнее можно сказать ребенок, даже ногами не касается земли. Висит, прижатый за шею чужой рукой, жалобно всхлипывая, пока другой, сладко упивается чужими мучениями и скорой кончиной. Что у того в голове, одному богу известно, но Чонгук не желает чтобы сегодня кто то покинул этот мир.


Но все таки придется, потому что карманный ножик так идеально вкладывается в руку, а его блеск, отражает будто не Чоновы глаза. В этих глазах он видит жажду крови, жажду мести и расправы. Видно то, что давно пряталось в парне, что желало выйти наружу и дать наконец то волю себе настоящему.


Острие вмиг находит свою цель, перерезая её, орошая прижатого к стене парня фонтаном из ярко красной крови, которая не перестает литься, даже когда мужчина отпускает юношу, падая на спину, схватившись за горло. Картина маслом, что радует глаз Чона. Убийца, что нарвался на проблемы, платит за свои деяния самую высокую цену, и даже она, не сможет оплатить те жизни, которые забрал мужчина. Ведь каждая жизнь бесценна.


Младший же в страхе отползает от тела, с единственной мыслью в голове. Меня сейчас убьют. Но нет, этого не происходит. Чонгук лишь осматривает себя, упирая взгляд в орошенные кровью руки, а на губы сама по себе лезет довольная улыбка, сверкая своими карими глазами в ночи.


Безграничное удовольствие от теплой жидкости, что каплями осела на коже, при высыхании, стягивая её. Приятное ощущение, расплывается по телу, захватывая каждый орган. Обвивает нервы, словно паук, вьет новую паутину. Это ощущение, можно было бы сравнить с диким удовольствием, будто родители, на окончание школы, дарят тебе такую машину, о которой ты мечтать даже не хотел. Разум мигом покрывается дымкой, что заслоняет обзор, не давая взглянуть на мир по старому. Так, как он уже привык видеть этот мир. Оружие в руке, то, что возвращает его в реальный мир и заставляет задуматься о том, что он будет делать дальше. Какую дорогу себе проложит или то, чем будет руководствоваться в своем пути.


Но одно он знает точно.


Ощущение теплой крови, что оседает на коже, высыхая стягивая все приятной коркой, ему безумно понравилось, а улыбка чешира, растворяется во тьме, вместе с затихающим звуком шагов.




* * *



Коленки содраны от резкого падения. Шея неприятно жжет, как и щека, на которой вскоре будет красоваться синяк. Тягучая, отдающая металлом жидкость, медленно стекает по телу, пропитывая кожу и одежду. Кажется потом не отстирать. Удушающее чувство ожидания того, что будет дальше, комком подбирается к горлу, норовя скоро выйти.


— Вы...спасли меня? — тихий голосок, разрывает тишину, кажется таким громким, в этом переулке, что даже крысы разбежались по углам. А мужчина лишь стоял опустив голову. Взор его был направлен на свои окровавленные руки, держащие холодный металл, что лишил только что жизни человека.


— Не знаю что ты сделал парень, но молись богу, что я не прошел мимо, — голос будто не свой. будто кто то чужой засел в теле Чона, радуясь одному лишь факту, что он его рук душа покинула тело.


' но кто же я...?' вторил тот самый голос, внутри подсознания, заставляя Чонгука пошатнутся на месте, схватившись за голову, в которой вдруг, огромным табуном, собрались все мысли, будто жители города, выходящие на площадь во время праздника. Сознание терялось в многих 'я', пытаясь найти настоящую личность, пока ноги бежали прочь с этого места. Этот день окрасился в красный, смывая всю свою краску неожиданно начавшимся дождем.


***


Кем же является человек, рождаясь в этом мире? Счастьем иль чьим то горем? Сладостью или поводом для горьких слез? Тем, на чем можно нажиться, или тем, кому душу отдать хочется. Чимин не знал, кем родился в этом мире. Чего он сделал, чтобы заслужить ненависть тех, кто на свет его явил. Чем заслужил то, кем он является сейчас. Что он сделал, чтобы оказаться в этом месте, аду подобном.


— Снова ты на бандитов нарвался, — недовольный голос воспитателя снова причитает о бедах, которые им приносит юноша, кидая в него перекись с ватой и пластырями, дабы тот сам обработал свои раны. Не маленький уже, и на слова чужие внимание не обращает. Горечь от чужих слов, пропитанных ненавистью и отвращением, больше не приносят боли, заставляя обыденно кивнуть, после чего, удалится в ванну, дабы обработать раны, что будут напоминать об этом дне. Об этом очень странном дне.


И этот странный мужчина, появляется вновь, но уже не в мыслях юноши, а наяву. Спустя месяц, заходит в их приют, оглядывая все вокруг нечитаемым взглядом, а дети так и думают, кого же сегодня заберут. Кому сегодня удастся заработать себе места под солнцем. Кто сегодня обретет то, о чем мечтает каждый проведенный в этом месте день, сбежав отсюда, позабыв о данном моменте жизни, как о страшном сне.


Воспитатель сразу же подбегает к солидно выглядящему Чонгуку, начиная расспрашивать того о данном визите. Господина Чона уже знала вся страна, не как убийцу, а как успешного бизнесмена крупной строительной компании, которую получил от отца. Вокруг него, многие начинали ходить на цыпочках, пытаясь расположить внимание мужчины к себе, или к их делу, чтобы тот хорошо вложился в него, либо подумал о их кандидатуре как о невесте. И никого не смущало, что он пару лет назад заявил о том, что является геем и идея о свадьбе его не привлекает. Только когда тот отвечает что то, явно не хотя вести диалог с дамой, они удаляются в её кабинет, и лишь черт знает, что там происходило и чья судьба решалась.


Видимо их решение было быстрым, или деньги повлияли на время. Для Чимина это навсегда останется загадкой, но ту эйфорию что он перенес, он не забудет никогда. И когда ему говорят собирать вещи он понимает, что в его жизни начинается новая глава, которую он не собирается разрушать. Он не слушает слова воспитательницы, которая дает ему напутствия, умоляя его быть хорошим мальчиком и не впадать в передряги, дабы не создавать проблему Господину. Он лишь молча собирает вещи в свой небольшой рюкзак и уходит. Прощаться ему не с кем, друзей не было, а воспитателей он ненавидел. Ушел с гордо поднятой головой, садясь в чужую машину.