— Что скажешь ты, Императрица праэс?

Вот лежишь ты на окровавленных развалинах своего владычества,

окруженная трупами Легионов, которые когда-то кишели по всему миру.

Сотни тысяч людей погибли из-за твоих жалких амбиций,

из-за твоего безумного замысла подчинить себе царства людей.

За всю историю Творения ни одна женщина не была так порочна, как ты,

и я получу ответ. Почему, о Императрица Руин?

—Она пожала плечами.— А почему бы и нет? —

Последние строки из «Падения Императрицы Торжествующей, первой и единственной ее Имени»

(Шесть месяцев спустя) 1324 год нашей эры, 5-е Волны, Марчфорд

Год назад командир доставил бы ему немало хлопот. Сейчас же? Уильям небрежным движением руки вырвал клинок Кающегося Грешника из горла орка. Меч скорбно заскулил, унося с собой жизнь зеленокожего. Офицер погиб храбро, так храбро, как только мог один из его грязных сородичей, но с кровью орка на полу последнее сопротивление было закончено. К чести графини, ей удалось менее чем за месяц превратить отряд наемников и крестьян в сплоченную боевую силу — хотя, конечно, помогло то, что их первым полем битвы стала ее собственная вотчина. Если бы только все союзники, которых он собрал, были такими компетентными. Герцог Льес еще не ступал в город, оставаясь с обозом под нетерпеливой охраной Изгнанного Принца.

Герой, о котором шла речь, был раздосадован тем, что сегодня ему не удастся позволить своим людям пролить кровь легионеров праэс, но графиня Элизабет была права, когда указала, что его войска совершенно не приспособлены к внезапным атакам. Без сомнения, герцог будет настаивать на триумфальном параде победы, когда придет его время, и для этого отлично подойдут отполированные копейщики Серебряных Копий. Они создадут достаточно волнующий образ, и история распространится: герцог Лисс вернулся, чтобы освободить королевство от ига Башни.

К сожалению, Уильяму придется смириться с тем, что он посадит на трон Кэллоу полного идиота. О, герцог действительно обладал своего рода звериной хитростью — он покинул Кэллоу еще до того, как Лауэр пал, во время Завоевания, и забрал с собой свою казну, — но это была та хитрость, которой обладал бы таракан. Он был мастером выживания и немногим более, не говоря уже о безнадежной самоуверенности. То, что он был созданием Первого Принца, проводило тонкую грань между добродетелью и ответственностью: все это восстание финансировалось процеранским серебром, но Уильям был не настолько глуп, чтобы не знать, что холодноглазая женщина имела виды на само Кэллоу. Это было прекрасно.

Он уже возглавлял восстание против Империи и был более чем готов возглавить его против Принципата, если до этого дойдет.

Царство Внизу было гораздо большим беспокойством. То, что две тысячи закаленных ветеранов-дворфов внезапно решили создать наемную роту в Меркантисе как раз тогда, когда он скупал каждый контракт, который мог достать, не было совпадением. У гномов была история отправки смутьянов на поверхность, чтобы умереть в чужих войнах, но Сыны Камня не были обычными недовольными. Если Король Под Горами вмешивается в дела Верхнего Мира, Уильяму придется очень, очень внимательно следить за этим. Более двух третей Калернии возвышалось над гномьими туннелями и городами: ни у одной нации не было армии, численность которой равнялась бы даже десятой части того, что могли бы собрать гномы, если бы захотели.

В конце концов, это не имеет значения.

Прошло всего восемь месяцев с тех пор, как он потерпел поражение от Оруженосца, но ее слова все еще звенели в ушах, когда он закрывал глаза. Беги, прячься и собирай свои армии в темноте. Заключай сделки, о которых ты будешь сожалеть, пока у тебя не останется ничего, чтобы торговаться. Я буду ждать тебя по ту сторону поля боя. Проигрыш был для него ударом плетью по спине всю дорогу до Убежища, где он преклонил колени у ног Владычицы Озера и попросил взять его в ученики. Она отказала ему, безззлобно, но отказала. После поражения при Саммерхолме этого было почти достаточно, чтобы сломить его.

Что ты мог сказать, когда величайшая мечница в Творении сказала тебе, что ты недостаточно хорош, чтобы победить ее старую ученицу? Меч был единственным, на что он был способен. Его Имя было своего рода парадоксом: герои должны были побуждать других к чему-то большему, чем они сами, но его роль процветала в одиночестве. Глаза Империи не смогли найти его, потому что он никогда не был частью группы героев, избегая более вопиющего героизма для тихой работы в темноте. Он нашел свой ответ благодаря чистой случайности, той благословенной золотой удаче, которая улыбалась героям свыше.

Он нашел ворота в Сверкающую Аркадию и обратился к Госпоже с просьбой разрешить ими пользоваться. Этот дар она сочла нужным даровать, и так начался его год в царстве фей. Целый год он провел, сражаясь за свою жизнь с обитателями этого жуткого места, преследуемый ради забавы ужасами Дикой Охоты. Но он выжил и многому научился. Теперь его могущество нельзя было сравнить с тем, что было в Саммерхолме. В последний день года врата открылись, и он вернулся в Творение. Не прошло и месяца за пределами Аркадии: он раздавит Оруженосца, когда они встретятся в следующий раз, а они встретятся. Узор был соткан, и избежать его было невозможно. И когда придет время, он запихнет ее слова обратно в ее глумливое горло, прежде чем поднять знамя освобожденного Королевства над ее трупом.

Убрав меч в ножны, Одинокий Мечник вышел из комнаты и спустился по лестнице. Графиня Марчфорд уже должна была все устроить, собрав своих крестьян на городской площади. Жаль, что эта женщина была так честолюбива, но в том, что касалось командиров, она была лучшей из всех, кого могла предложить знать. Она загнала Маршала в тупик на целый месяц во время осады Саммерхолма, держась до тех пор, пока Легионы не высадились на другой стороне Хаэрте и не завершили окружение. Если бы Грем Одноглазый не гнал свою армию в глубь герцогства Даоин в то же самое время, то деорайт уже давно пришли бы снять осаду.

А теперь она хочет стать королевой Кэллоу, как это было бы, если бы Сияющий Принц не умер на Полях. Менее горькая пилюля, чтобы проглотить, чем Герцог, имеющий большие права на трон, в целом. Она была не более склонна променять оккупацию праэс на процеранскую, чем сам Уильям. Улицы были полны мертвых легионеров, сражение стало жестоким в свои последние мгновения. Целая четверть Двенадцатого Легиона плюнула в лицо предложенной капитуляции, устрашающе распевая песню этого проклятого легионера, когда они давали свой последний бой против втрое превосходящего их числа. В человеке такого рода храбрость была бы достойна уважения, но зеленокожие были едва ли более разумны, чем животные. Просто еще один ужас, созданный Богами Преисподних, чтобы отравить Творение, бесконечная Орда пехотинцев, несущих знамя Зла.

Он прошел весь путь до Центрального рынка, где жители Марчфорда стояли встревоженной толпой перед виселицей, воздвигнутой Легионами. Пятьдесят пленников, гоблинов, орков и людей, уже стояли на деревянной платформе с петлями на шеях. Это была его идея: Уильям не забыл Саммерхолма, и эти гребаные мясники из праэс тоже не забудут. Он вскочил на виселицу и несколькими ленивыми шагами встал перед людьми, шепот его Имени распространился среди толпы, когда они узнали его белые позолоченные доспехи. Было время, когда он избегал таких вызывающе героических одеяний, как чумы, но время утонченности давно прошло. Глядя вниз на толпу, герой глубоко вздохнул.

— Двадцать лет назад сапоги праэс сломали хребет этой нации, — сказал он, и его слова разнеслись по площади.

Его встретила полная тишина.

— Мы говорили себе, что они сильны, — продолжал он. — Слишком сильны. Что мы могли сделать?

Его глаза сузились.

— Трусость, — рявкнул он.

Толпа вздрогнула, как от удара хлыстом.

— Со Злом нельзя торговаться, — прогремел он. — Никакого перемирия с врагом. То, что мы когда-либо уступили Башне, является пятном на истории этого королевства.

Уильям медленно обнажил меч.

— Но мы еще не избавились от греха, — сказал он им. — Стыд можно стереть. Сегодня, впервые за два десятилетия, некоторые из нас поднялись на ноги.

Его Имя горело в нем холодным пламенем, превратившим его кровь в дым и пыль.

— Скажите, кэллоу, вы хотите провести остаток своей жизни на коленях?

Он чувствовал, как это нарастает. Он видел это в их глазах, свет, который был уничтожен десятилетиями оккупации. Его сила распространялась по воздуху, густая и медленная.

— Вы хотите продолжать лизать сапог Императрицы и позволить своим детям унаследовать эту жизнь? — проревел он.

Сначала шепот донесся из задних рядов, извиваясь, извиваясь и набирая силу по мере того, как он пробирался к первому ряду, и ответ прозвучал как «нет», которое ударило, как гром.

— Я тоже, — признался он, когда снова воцарилась тишина. — Мужайтесь, граждане Кэллоу. Сегодня Королевство рождается вновь, и я даю вам эту клятву.

Зеленые глаза горели.

— КЭЛЛОУ БУДЕТ СВОБОДЕН.

Позади него легионеры падали один за другим, крики толпы заглушали их предсмертную борьбу. Уильям закрыл глаза, позволив звуку захлестнуть его, и улыбнулся. Поражения быть не могло. В конце концов, Небеса были на его стороне. Иначе зачем бы они даровали ему аспект Триумфа?

֎

9-е Волны, Атер, Внутренний город

Акуа никогда не получала особого удовольствия от игры в шатрандж, хотя и была искусна в ней. Единственная причина, по которой она сейчас играла с Барикой, заключалась в том, что, по традиции, от нее ожидалось, что она будет играть в шатрандж, обсуждая гибель своих врагов. То, как играла наследница Унонти, было слишком консервативно, как и сама девушка. Если бы она не была столь преданной, то никогда не достигла бы такого высокого положения в Совете Акуа, как сейчас. Это было проблемой для многих детей Старой Крови. Старая знать была слишком чопорной, слишком закостенелой, и она передала эту болезнь своим наследникам. К счастью, её собственная мать была гораздо более гибкой в ее воспитании. Правда заключалась в том, что Империя уже не была такой, какой была в прошлые века. Реформы предоставили права зеленокожим, и их нельзя было отозвать без гражданской войны, которую аристократия могла и не выиграть, учитывая, что подавляющее большинство нынешних поколений орков и гоблинов были обучены в легионах.

Старая истина о том, что зеленокожие были ниже сонинке во всех отношениях, больше не действовала, и поэтому ее пришлось отбросить. Аристократы, отказывавшиеся признать это, предавали руководящее правило всех праэс: истина изменчива и изменяется в соответствии с чьими-то целями. Акуа не гнушалась использовать орков и гоблинов в качестве орудий, хотя ей это было неприятно. Что еще важнее, старую ненависть, которую некоторые сонинке все еще питали к людям, нужно было отбросить в сторону. Неполноценность тагреба, будучи фактом, была достаточно незначительной по своей природе, и ее следовало игнорировать. Даже дуни доказали, что они могут чего-то стоить, породив самого опасного Чёрного Рыцаря, которого Империя видела за последние столетия. Жаль, что этот человек отказался взять ее в ученики, и она искренне сожалела, что оказалась с ним в ссоре. Удаление Обретенной должно было нейтрализовать эту размолвку достаточно чисто, а Рыцарь был слишком прагматичен, чтобы затаить обиду по такому пустяковому поводу.

— Я не понимаю, почему ты пропустила смерть гоблина мимо ушей, не используя это, — сказала Барика, двигая легионера вперед в неразумном гамбите, который должен был стоить ей жреца за три хода.

— Я пыталась протолкнуть этот вопрос через суд, — отметила Акуа. — Прежде чем я успела это сделать, один из Чёрных Стражей бросил у ворот особняка корзину с головой моего доверенного лица.

Предупреждение было достаточно ясным, и она никогда особенно не ожидала, что этот конкретный заговор принесет плоды в любом случае. В схватке за кровь Обретенной она выставила четырех человек, но гоблин был единственным, кто подобрался достаточно близко для попытки. Этот план стоил того, чтобы его осуществить, и он не стоил ей ничего стоящего — как и все военные игры.

Шантажировать инструктора, чтобы он изменил начальную позицию Оруженосца и вмешался в магию памяти, было бы более дорогостоящим делом, если бы человек, о котором идет речь, не был пойман при попытке бежать из города и не был распят за свои действия. Довольно мягкая реакция, по меркам Чёрного Рыцаря. В последний раз, когда он поймал аристократа, вмешивающегося в дела Колледжа, вся их семья была съедена заживо пауками. Малисия натянула поводок, как делала уже несколько лет.

— Тогда это провал, — сказала Барика, едва скрывая гримасу, когда она потеряла своего священника и нашла своего канцлера, пойманного в ловушку в углу.

— Ты предполагаешь, что целью этого предприятия было отказать Обретенной в назначении, — сказала Акуа. — Хотя это был бы оптимальный результат, это не было моей главной целью.

В долгосрочной перспективе не было никакого реального способа гарантировать, что Оруженосец не возглавит Легион. По иронии судьбы, у нее были слишком хорошие связи. В лучшем случае процесс может затянуться, а оценка Акуа стоимости того, что ей придется еще год держаться подальше от легионов, была слишком тяжела для нее. И поэтому она планировала с учетом вероятности неудачи. Сделав это публичной игрой при дворе, она заставила свою поддержку в знати быть открытой в их поддержке. Незначительная потеря лица, последовавшая за победой Обретенной, заставила ее ненадежных друзей немедленно отказаться от поддержки, позволив Акуа отделить зерна от плевел. Разумеется, она сразу же переходила к тем, кто был на ее стороне, и приводила их в пример.

Теперь ее положение при Дворе было сильнее, чем когда-либо.

И пока Оруженосец рвала на себе волосы из-за несущественных коллегиальных игр, она готовилась разместить агентов в Пятнадцатом Легионе. Этот заговор, единственный, который имел значение, увенчался успехом. То, что один из старших офицеров Обретенной стал шпионом еще до того, как их назначили на эту должность, в последние месяцы очень забавляло её.

К сожалению, ей не удалось найти рычаг давления на офицеров бывшего Крысиного отряда, поскольку они, похоже, были самыми доверенными людьми Оруженосца. Семейное положение Бестии казалось многообещающим, но парень прямо сказал ей, что, если эта тема когда-нибудь будет затронута снова, он пустит в дело клинки. Открытое отвращение легата Верес к тому, что она называла «человеческими ссорами», делало ее в этом отношении безнадежным делом, и, если бы она не была дочерью генерала, Акуа ее бы уже убила. Жаль, что такой талант будет использован в пользу ее соперницы. Барика опрокинула свою императрицу в знак признания своего поражения и вздохнула.

— Итак, — пробормотала она. — Ты наконец расскажешь мне, что было в письме, которое пришло сегодня утром?

Наследница улыбнулась.

— Все крупные города на юге Кэллоу подняли восстание, — ответила она.

— Что? — ответила другая девушка, явно ошеломленная.

Акуа притворилась, что не заметила потери самообладания, ради своей подруги детства.

— Шестой и Девятый легионы должны быть развернуты, чтобы подавить беспорядки, — сообщила она другой сонинке. — Пятнадцатый присоединится к ним, все еще в половинном составе.

По правде говоря, цель сохранения численности Легиона Обретённой на уровне двух тысяч легионеров все еще ускользала от нее. Отчасти, наверное, дело было в том, что Четырнадцатый рос одновременно, и набор был ограничен, но этот ответ был слишком… очевиден. Когда имеешь дело с Бедствиями, всегда существует несколько причин.

— Так вот почему ты вербовала наемников, — внезапно выдохнула Барика.

Улыбка Акуа стала шире, но так и не коснулась ее глаз. Технически говоря, наемники в праэс были вне закона. Это был бы слишком очевидный способ для высоких лордов обойти ограничения на домашние войска, введенные Малисией. Но в тот момент, когда Южный Кэллоу поднял восстание, он перестал юридически быть территорией праэс. Примерно четыре тысячи солдат, которых она наняла в Меркантисе, смогут действовать там без последствий.

— Этого будет недостаточно, — проскрежетал третий голос из угла комнаты.

Глаза Акуа метнулись к искалеченной гоблинше. Половина ее лица отсутствовала, следствие жестокой — и смертельной — раны от меча. Различные части ее тела были сломаны падающими обломками и даже сейчас все еще оставались под неестественными углами, едва функционируя. Даже лучшие из доступных Акуа некромантов не смогли придать Укоряющей нормальный вид.

— Вот тут-то ты и пригодишься, Коммандер Укоряющая, — мягко ответила Наследница. Гоблин издала ужасный скрежет, который Акуа не сразу распознала как смех. Воскрешать из мёртвых простого врага Обретенной было бы пустой тратой золота, но Наследница не интересовалась навыками зеленокожей. Имела значение лишь ее природа. Воскрешение Претендента из мёртвых стоило каждого динария. Взяв свою собственную императрицу, аристократка сонинке почувствовала, как ее Имя беззвучно свернулось внутри нее, как змея, готовящаяся к удару. Когда она только вошла в свою Роль, то задалась вопросом, что именно оно означает. На этот вопрос каждый Наследник и Наследница должны были ответить сами. Была ли она наследницей управления Империей, возвращением запретного имени Канцлера? Была ли она следующим военачальником Праэс, преемником его Черного Рыцаря? Или это ее рука должна была низвергнуть Императрицу Ужаса Малисию, женщину, которую все еще ненавидели за закрытыми дверями? Неправильно, все неправильно. Ничтожные амбиции низших душ.

Она была Акуа Сахелиан, и она унаследует все Творение.

֎

7-е Волны, Атер, Башня

Блэк положил письмо, лицо его ничего не выражало. В общем и целом, восстание не было неожиданным. Он переместил Истрид и Разоряющую дальше на юг, чтобы справиться с непредвиденными обстоятельствами, назначив вместо них Одиннадцатый в Саммерхолм. Что еще более важно, Значимая и ее Четвертый наблюдали за Деорайт. Агенты Писца выяснили, что Герцогиня направила к мятежникам наблюдателя, но, судя по остальной сети, это был единственный шаг, который она сделала. Значит, его личная оценка Кеган была верна: она не будет предпринимать никаких действий, если восстание Льеса не будет выглядеть так, будто у него есть приличные шансы на успех. То, что Афолаби потерял при Марчфорде целую тысячу человек, было бы черной меткой в послужном списке генерала, но это было тактическое поражение, а не стратегическое. Ни одно повстанческое войско еще не осмелилось двинуться на север от Вейла, а он уже послал Кэтрин приказ мобилизовать ее Пятнадцатый: завтра на рассвете они двинутся к Благословенному Острову, чтобы присоединиться к собранию в Центральном Кэллоу.

— Так вот в чём состояла твоя авантюра, — пробормотал темноволосый мужчина в наступившей тишине.

Он задавался вопросом о том, какую форму приняли действия его Оруженосца в Саммерхолме. Очевидно, она отпустила Одинокого Мечника, когда могла убить его — поврежденная связь с ее Именем выдавала это, — но, похоже, она освободила героя с определенной целью. До встречи с сиротой мальчик не выказывал ни малейшей склонности набираться больших сил, и такая внезапная перемена в доктрине должна была быть подкреплена Именем.

Она заклеймила инструкции на его Имени как цену за то, что пощадила его, а затем позволила ему исчезнуть в дебрях. Блэк даже не удосужился выследить Мечника после его стычки с Кэтрин: противостояние началось по схеме трех, и поэтому герой был вне его досягаемости. Единственным человеком, который мог убить его сейчас, была Оруженосец, как это ни прискорбно.

И это все еще не выходило за те параметры, что он установил. Восстание произошло бы в любом случае, этого нельзя было отрицать. Цифры не лгали: за последнее десятилетие число появляющихся героев резко возросло с одного раза в несколько лет до по меньшей мере двух в год. Конечно, теперь все они были мертвы, но дело было не в этом. Рано или поздно кто-нибудь из его людей совершит ошибку. Когда в прошлом году он победил Непокоренного Чемпиона, то застрял в карманном царстве на целых три дня вне Творения. В течение этого промежутка времени он был недосягаем, и Бедствия… среагировали не слишком хорошо. Капитан вырезала целую деревню в приступе слепой ярости, а Чернокнижник фактически искалечил душу информатора в поисках ответов. Он содрогнулся при мысли о том, что могло бы произойти, если бы в дело вмешались Ассасин или Рейнджер.

Нет, восстание всегда было данностью. Все это означало, что он должен был принять меры, чтобы это событие принесло пользу Империи, а не ослабило ее, и ему это удалось. Едва. Вмешательство Кэтрин привело к тому, что восстание началось раньше намеченного срока, и, если бы он не провел последние двадцать лет, готовя Империю Ужаса к войне, она могла бы быть застигнута врасплох.

При нынешнем положении вещей восстание будет подавлено еще до следующего урожая, и Кэтрин прольет кровь своих войск на настоящем поле боя. Неизбежные потери преподадут ей несколько ценных уроков и умерят ее безрассудную натуру, а также укрепят ее эмоциональную привязанность к своим солдатам — и, как следствие, к Империи.

— Неплохой план, — решил он.

Использовать ослабленное Имя в течение нескольких месяцев против возможности продвинуться по служебной лестнице в военное время было смело, но не слишком. Конечно, она не знала, что, отпустив Одинокого Мечника, разрушает свою связь с Ролью. В конце концов, он старательно держал ее в неведении относительно того, как функционируют Имена. Результаты этого говорили сами за себя. Еще и года не прошло, как она обрела власть, а уже начала Говорить. Она совершенно не представляла себе, насколько абсурдным был этот прогресс, не подозревала, что Блэку потребовалось несколько лет, чтобы справиться с этой Ролью. Незнание того, что она может и не может делать со своим Именем, позволило ей прогрессировать семимильными шагами, вместо медленного изучения. К счастью, этот подход был наилучшим из доступных ему, потому что Блэк понятия не имел, как научить ее.

Он стал Оруженосцем, в период когда Чёрного Рыцаря не было, и большая часть того, что он знал, было либо самообучением, либо производным от Именных снов. В его жизни было два учителя, и оба наставника были связаны исключительно с фехтованием: сначала его мать, когда он был молод, а затем Рейнджер позже в его карьере. Честно говоря, решить, как обращаться с Кэтрин, было для него проблемой. Он не мог обращаться с ней как с равной, как они с Рейнджер, но обращаться с ней просто как с подчиненной было обречено на провал. В конце концов он решил формировать ее, вместо того чтобы учить, тщательно подвергая ее определенным влияниям, чтобы она росла через них.

И она повзрослела за те восемь месяцев, что он ее знал. Отчеты его агента в приюте указывали на то, что у нее есть потенциал, но они недооценили его. Хорошо, что он не задушил ее во сне, как советовал местный надзиратель. Мораль, слишком героическая по своей природе, гласила оценка. Он был готов решить эту проблему, если это окажется необходимым, когда он пошел разбираться с Мазусом, но их неожиданная встреча открыла лучшую альтернативу.

Темноволосый улыбнулся, поднялся на ноги и подошел к окну. Вид, открывавшийся с сотого этажа Башни, захватывал дух, но с годами он привык к этому зрелищу. Блэка позабавило, когда Кэтрин упомянула, что чувствует свое Имя как живое, дышащее животное. То, как Именованные чувствовали свою Роль, многое о них говорило. Чернокнижник рассказывал, что его собственная сила сродни открытому шлюзу, потому что он справедливо опасался капризной природы своей силы. Малисия сравнивала свои собственные силы с парой перчаток, идеально сидящих на ней. А он? Шестерни. Огромная машина, состоящая из ста тысяч шестерёнок, и все они вращаются. Медленно. Холодно. Неумолимо.

В тот момент, когда агенты сообщили ему эту новость, он почувствовал, как его Имя отреагировало. Вести. Завоевывать. Уничтожать. Все три его аспекта бодрствовали. Он не чувствовал себя таким живым уже несколько десятилетий, и даже когда юг королевства, которое он завоевал, возобновил войну, которую он выиграл, он почувствовал странную радость, поднимающуюся внутри него. Впереди были интересные годы. И на этот раз, только на этот раз, он был готов нарушить свое правило. Оскалив зубы на небеса, что отреклись от него.

— Как и планировалось, — сказал он.