Беснуясь, пел за закрытыми окнами небольшой кухни ветер. Ударяющие в стекло капли дождя стекали вниз мелкими дорожками. Шелестела тревожимая ветром листва. Одетый в коричневый короткий камзол и штаны мужчина, стоя у окна, молча наблюдал за буйством природы. Скрещённые руки на груди и сведённые к переносице нахмуренные брови выдавали напряжённое ожидание.
За столом, подперев подбородок рукой, сидела молодая женщина, устремив взгляд в одну точку. Лицо её выражало усталость и смятение, которые можно было прочитать, как в открытой книге.
Повисшее в кухне молчание, подобно грозовой туче, тяготело над ними, но никто не решался его нарушить. Мужчина мерил шагами комнату, женщина опускала глаза, едва их взглядам случалось встретиться.
— Ну, что же, Фьора, — Филипп подошёл к столу и бросил суровый взгляд на подавленно молчаливую жену, которой тут же краска стыда бросилась в лицо, — поделись: как ты меня ждала и берегла мою честь, как ночей недосыпала…
Фьора опустила глаза и обхватила голову руками, покачав ею.
— Что же ты молчишь? — граф подошёл к жене со спины и чуть сжал её плечи. — Язык отсох?
Фьора горестно вздохнула.
— Не хочешь о грустном? Тогда расскажи, как была любовницей Лоренцо Медичи, от которого у тебя ребёнок. Или ты хочешь сказать, что это ложь?
— Ты и сам прекрасно знаешь, что это правда, — Фьора потёрла виски, — да, я действительно была с Лоренцо, от которого родила дочь. Вздумаешь попрекать — твоё право, я не была тебе верной женой, но я не знала, что ты жив!
— О, конечно же, тебя это оправдывает… — мелькнула одновременно едкая и грустная усмешка на губах рыцаря.
— Меня ничто не оправдывает, да и я не ищу себе оправданий. Если станет от этого легче, накажи меня. Я виновата перед тобой и готова нести за это ответственность.
— Я не собираюсь брить тебя наголо и отправлять в монастырь. Что до наказания, то с этим и без меня справится твоя совесть.
— А как быть с моей дочуркой? — сорвался тревожный вопрос с бледных губ молодой женщины.
— Я не хочу, чтобы девочка росла со стигмой внебрачной. Она будет воспитываться при тебе, никто посторонний не узнает тайну её рождения, но ты должна пообещать мне кое-что.
— И что же?
— Ты больше никогда не поедешь во Флоренцию, — твёрдо отчеканил граф, — ноги твоей не будет там.
— Я обещаю. Хочешь сказать, ты готов закрыть глаза на то, что Мари не от тебя?
— Я считаю, что дочь не должна расплачиваться за поступки матери. Вот только я не знаю…
— Чего ты не знаешь?
— Я не знаю, как мне после всего тебе верить, Фьора!
— А уж это оставлю на твоё усмотрение. Я понимаю, тебе сейчас тяжело…
— В конце концов, ты виновата лишь в том, что позволяешь себя увлечь.
— Можешь не верить мне, но по-настоящему я всегда любила только тебя и продолжаю любить. Кто знает, может, в нашем браке ещё есть, что спасать…
— Кто знает…