Фьора сидела в кресле, подобрав под себя ноги, и читала своего любимого Платона при дневном свете. Этот мыслитель был самым любимым у девочки из всех античных авторов, на произведениях которых она росла. Но сейчас внимание Фьоры отвлекали голосящие под окнами бродячие коты.
Отложив книгу, Фьора ушла на кухню и покрошила в миску вчерашнюю рыбу, отнеся её голодающим животным. Девочка гладила по головам и спинам тощих и подратых в схватках друг с другом котов, следя, чтобы они не устраивали боёв.
— Мои хорошие, наверно, сильно проголодались, да? — ласково приговаривала Фьора, почёсывая хвостатых за ушами. Те отвечали ей довольным мурлыканьем и тёрлись о её ноги. — Мои красавцы…
— Фьора Бельтрами! — услышала девочка за своей спиной восклицание и обернулась. В нескольких шагах от неё стояла её тётка Иеронима Пацци и улыбалась. — Здравствуй, дорогая, — елейно проворковала она.
— Добрый день, тётя, — ответила на приветствие Фьора, не понимая такой перемены в Иерониме. С чего она со мной так приветлива, подумалось девочке.
— Вижу, ты решила помочь несчастным уличным животным? — Иеронима бросила взгляд на греющихся под лучами солнца котов.
— Они не меньше нашего нуждаются в заботе и ласке, а может даже больше, — Фьора подняла с пола миску.
— Ты права, моя хорошая, — донна Пацци погладила племянницу по волосам.
— Может пройдём в дом? — предложила девочка тёте.
— Давай.
Фьора и Иеронима вошли в дом. Синьора Пацци лениво мерила шагами гостиную и разглядывала скульптуры с картинами, пока Фьора мыла на кухне миску. Впрочем, отсутствовала Бельтрами недолго.
— Фьора, скажи, дома ведь никого нет, кроме тебя? — вдруг спросила Иеронима, приблизившись к племяннице.
— Нет, я одна. Ты это к чему спросила? — насторожилась девочка.
— Тем даже лучше, — Иеронима плотоядно улыбнулась и притянула её к себе, пылко обняв. — Никто нам не помешает…
— Тётя Иеронима, что с тобой? — Фьора принялась активно отталкивать от себя Иерониму, силясь освободиться от её хватки, что ей удалось не сразу. — Ты спиртного перебрала?
— Я трезва и как никогда отдаю себе отчёт в своих действиях! — Иеронима схватила Фьору за руку. — Знаешь, сколько ночей подряд я вижу тебя во сне и мечтаю о тебе, моя радость?
— Тётушка, ты не заболела? — обеспокоенная Фьора пощупала лоб Иеронимы тыльной стороной ладони. — Странно, жара у тебя нет…
— Ты ошибаешься и представить себе не можешь, какой жар бушует в моём сердце, который ты же и разожгла!
— Тётя Иеронима, да в своём ли ты уме? — Фьора отпрянула назад от Иеронимы, порывающейся её обнять.
— Ты станешь моей, чего бы мне это ни стоило, — Иеронима рванулась к Фьоре, та спряталась за креслом. — Молю, не отвергай моей любви!
— Да, неслабо тебя ООСом стукнуло, — покачав головой, проговорила Фьора, убегая от тётки, добравшейся до её укрытия. — Иеронима, опомнись, наш пейринг — самое бредовое, что только можно выдумать!
— Любимая, хватит рвать мне сердце и душу на части!
Фьора бросилась бежать прочь от погнавшейся за ней Иеронимы, перепрыгнув через столик, и даже платье ей не помешало. Со всех ног девочка устремилась в сад и за считанные секунды залезла на высокое грушевое дерево.
— Фьора, девочка моя, не глупи и слезай с дерева, — уговаривала её Иеронима, стоя под раскидистой сенью дерева.
— Не слезу и я не твоя девочка! — Фьора сорвала одну грушу и запустила в тётку, но промахнулась.
— Фьора, ты ведь можешь упасть и сломать себе что-нибудь, — чувствовалась в голосе Иеронимы тревога.
— Право, я тронута твоей заботой, — съязвила девчушка, — но ты не заманишь меня на греховный путь.
— Любовь к ближнему, какого бы он ни был пола, не может быть грехом! — страстно возразила Иеронима. — Слезь с дерева.
— Не дождёшься!
— Пока по-хорошему прошу, — пригрозила женщина, принявшись трясти дерево.
Чтобы не упасть, Фьора крепче вцепилась в ветвь, на которой сидела.
— Иеронима, у тебя совсем крыша прохудилась? Хватит, оставь меня в покое! — вышла девочка из себя.
— Ты не понимаешь, от чего отказываешься, — не оставляла Иеронима своих увещеваний, — позволь мне доказать тебе, что женщины тоже могут дарить друг другу блаженство…
— Разбежалась, даже и не мечтай, нц-шки не будет!
— А R-ки или PG-13? — с надеждой спросила Иеронима, прекратив трясти дерево.
— Даже этого.
— Но почему? — поникла головой Иеронима.
— Ты в каноне мне всю жизнь искалечила, я ненавижу тебя и наш пейринг — сплошной идиотизм!
— Как же так, любовь моя? — дрожал голос Иеронимы от подступивших к горлу слёз. — Неужели между нами ничего не может быть?
— Конечно нет, тётя. Ты забыла, что в правилах Фикбука возраст сексуального согласия — шестнадцать лет? На сайте запрещено выкладывать фанфики с постельными сценами, в которых участвуют лица младше шестнадцати, а мне по сюжету этого фанфика тринадцать лет! Тринадцать, тётя! Так что с любовью, романтикой и постельными утехами со мной ты основательно пролетела. — Фьора самодовольно улыбнулась.
— Ты долго собираешься на этом дереве сидеть? — буркнула Иеронима.
— Долго. Тебе ждать — терпения не хватит.
— Но ты не сможешь просидеть здесь без пищи.
— Как видишь, пищи тут висит предостаточно, уж как-нибудь протяну, — Фьора сорвала с ветки жёлтый спелый плод и принялась демонстративно его есть. — Иеронима, ты бы с собой что ли подушку с одеялом прихватила, если уж собралась заночевать под деревом, — ехидно поддела тётку Фьора, жуя грушу.
— Помяни моё слово, девочка, я своего добьюсь. Рано или поздно тебе надоест тут сидеть. Ты будешь моей.
— Ага, после дождичка в четверг.
Фьора устроилась с максимально возможными удобствами в ветвях дерева. Иеронима села под деревом и прислонилась спиной к стволу.
Ожидание обещало быть долгим…